Наследник для нелюбимого альфы (СИ) - Раевская Ада

Вылета я ждал как манны небесной. Хорошо, что перелёт длится не долго. По Мире я уже успел соскучиться, так что, готов был уже на своих четырёх в родной город отправиться.

Но отчего-то я волновался. Мира не писала, но это и понятно: она всю ночь не спала, теперь восполняет. Да и вообще, она та ещё соня. Но успокоить себя никак не получалось. Ещё и самолёт тряхнуло пару раз, из-за чего я вылил на себя кофе.

В общем, настроение было ниже плинтуса.

Для полного счастья, мне, как оказалось, нужно было ещё и приземлиться совершенно в другом городе из-за, мать его, снегопада. Долбанные хлопья белой дряни падали на землю и тут тоже, но, видимо, не так интенсивно, как у нас в городе.

В итоге мне пришлось застрять в аэропорту на десять часов.

Десять.

А Мира всё не писала.

Олег говорил, что приехать за мной не может, потому что все трассы стоят.

До гостиницы я тоже добраться не смог.

Но всё-таки наш рейс доставили до места назначения.

Я был зол, как чёрт, готов был убивать. Ещё и Мира не отвечала.

Олег меня встретил, а в машине, к моему удивлению, оказалась ещё и Лиза. И мне это, мать его, совсем не понравилось.

– А ты чего, соскучилась, что ли? – усмехнулся я, приветствуя сестру. Пытался не грубить, но получалось откровенно херово.

– Можно и так сказать, – с ответным сарказмом выдала не менее злая, как мне показалось, Лиза.

Нет, не злая. Расстроенная, обеспокоенная. Взволнованная, да.

– Что-то случилось? – в лоб спросил у неё я.

Ответом мне послужил непонятное пожатие плечами.

– С тобой хочет срочно пообщаться Николай.

Я возмущённо прошипел:

– А можно я хотя бы увижу Миру, переоденусь, душ приму, поем, прежде чем он мне ещё раз напомнит о состояние моей жены?

Лиза нахмурилась, а потом всё же выдала:

– Чтобы увидеть Миру, тебе всё-таки придётся отправиться в клинику.

Я замер, пытаясь осознать то, что услышал. Отправиться в клинику. Чтобы увидеть Миру. Мира в клинике.

– Что, блять, случилось?!

– Вот об этом тебе Николай и расскажет! – рявкнула в ответ Лиза, заставляя меня немного сбавить обороты.

– Она… жива?

Ответ услышать было страшно, но я должен был спросить.

– Да, – только и сказала сестра, а мне этого было достаточно.

Дороги кое-как успели расчистить, до клиники мы доехали, пусть и как черепахи, но без особых препятствий. Но мне казалось, что бегом я быстрее доберусь.

В кабинет Николая я буквально влетел, но его, блять, там не было. Я не знал, где его искать, но он всё-таки явился.

– Что с ней? – налетел на него я. – Где она, я хочу её увидеть.

– Тпру, мальчик мой, – раздражённо бросил врач. – Сейчас от встречи с ней толку точно не будет.

– Мне сказали, она жива, – у меня в голове творился полный бардак, и никто не хотел мне помочь хоть как-то упорядочить факты.

– Жива, – подтвердил Николай. – Но она в коме.

Я застыл на месте, не понимая, как такое могло случиться. Как такое могло случиться, ведь…

– До родов же ещё два месяца, больше даже, – не поверил я. – Почему она в коме?

И, наконец, врач выдал полную версию событий:

– Ребёнок уже родился, – на этой фразе сердце сжалось. – Вчера днём. Он находится в боксе, с ним всё будет хорошо, но он слишком мал, чтобы мы не перестраховывались, – ребёнок родился, а Мира в коме. Мира не мертва. Мне было страшно надеяться на то, что у нас есть шанс на то, что она выживет. – После кесарева сечения мы провели обменное переливание крови. В её организм поступила кровь оборотня, – я вздрогнул, не понимая, как такое вообще возможно. – Восемьдесят лет назад был проведён эксперимент по превращению человека в оборотня. Человек оборотнем не стал, но от рака излечился. И вот в ситуации с Мирой это помогло спасти ей жизнь. Она находится в коме, состояние стабильно тяжёлое, но она не мертва.

Я не знал, как мне реагировать. Надежда всё-таки зародилась в моём сердце, но теперь было страшнее её потерять. К тому же, преждевременные роды для ребёнка не самая полезная вещь. Но, он точно выживет, а если операция поможет выжить и Мире, то реабилитация малыша, на деле, не такая и страшная плата. Да простит меня Мира. Я его все равно люблю ведь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– К Мире можно? – после долгого молчания спросил я.

– Ненадолго, – ответил Николай. – И лучше всего через стекло. Она находится в стерильной палате, её иммунитет сейчас практически на нуле.

Я кивнул. Хотя бы так.

Стоя у окна и глядя на тело Миры, к которому были подведены десятки, казалось, разных трубок, я готов был начать молиться. Но надежда всё больше и больше заполоняла моё сознание.

Я, чёрт возьми, рад был, что она в коме. В коме, значит жива. Дышит. Сердце бьётся. И придёт в себя однажды. Да, однажды. Может быть через неделю, а может быть через месяц. Но придёт.

И у нас будет счастье, которое мы точно заслужили.

Но я вспомнил и ещё кое о ком.

Егор.

К нему меня тоже близко не подпустили, но я, пусть и едва-едва, смог разглядеть его маленькое сморщенное тельце. Он был совсем крохотным, я не представлял, как бы смог взять его на руки: к такому крохе, казалось, прикоснёшься и сразу ему повредишь что-то. Пусть я и знал, что он куда крепче человеческих младенцев. Я и сам куда крепче человеческих отцов.

Ко мне подошла Лиза.

– Я вчера на него долго смотрела, – улыбнулась она. – Отсюда не видно, на кого он похож. Егорка, да?

Я кивнул.

– Конечно.

Лиза что-то мне протянула.

– Вот, это мира просила передать. Письмо.

Сердце пропустило удар. Я посмотрел на самодельный конверт, а самому хотелось взвыть.

– Я пойду, – сказала сестра. – Ты домой поедешь?

Я покачал головой. С собой у меня был, к счастью, багаж, так что, я смогу тут побыть. Я морально не готов сейчас находиться далеко от них. Николай никуда не денется, пустит в какую-нибудь палату, в конце концов, клиника так-то моя.

Лиза ушла, оставив меня наедине с конвертом. Я пару минут пялился на него, но потом всё-таки решился открыть.

Лист бумаги был исписан крупными округлыми буквами.

“Марк,

Прежде всего, прежде, чем я многое напишу, я хочу, чтобы ты знал: я очень тебя люблю. И именно это является причиной того, что я сделала. Я не знаю, какой будет исход у операции, но если я всё-таки умру, то ты так и не узнаешь, почему я приняла такое решение.

Я хочу быть с тобой и нашим сыном. Хочу стать матерью и остаться женой. И на такой риск я пошла ради нас. Ради нашей семьи. У нас ведь семья, правда? Так вот, я ухватилась за этот риск как утопающий за соломинку. Есть шанс, понимаешь? Если бы я не согласилась, этого шанса не было бы. А так я могу хотя бы надеяться на то, что мы ещё будем вместе.

Думаю, ты меня всё-таки понимаешь. И я буду молиться о том, чтобы чудо свершилось. Чудеса они на то и чудеса, чтобы случаться раз в жизни, правда?

С любовью,

Мира”

Я перечитал письмо ещё раз. Не из-за того что что-то не понял, просто приятно было прочитывать строки, написанные ею. и я понимал её решение. Может быть, был бы против, если бы мне сказали заранее, но сейчас понимал.

Надежда и правда того стоит.

И, да, Мира, мы – семья.

Теперь точно семья. Муж, жена, ребёнок.

***

Егора из бокса “вытащили” через две недели. Николай говорил что-то о том, что он стал больше, но мне так не показалось. Он всё ещё был ужасно мелким и, беря его на руки, я испытывал такой страх, что ноги едва не подкосились.

Ещё две недели ребёнок всё-таки пробыл в клинике, а потом нас почти силком “отпустили” домой.

За это время состояние Миры немного улучшилось. Николай говорил, что её организм восстанавливается, просто очень медленно. И я ему верил, потому что его версия всё-таки была позитивной: непонятно, когда точно, но моя жена очнётся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А у меня была ещё одна серьёзная проблема. Я не знал, что делать с ребёнком, Лиза что-то знала, но тоже не очень. Ира, которая была, конечно же, в курсе состояния Миры, помогла хотя бы с памперсами, то есть, научила нас их надевать на мелкого, но у неё была своя семья, от которой мы не могли её отрывать постоянно.