Мамалыжный десант - Валин Юрий Павлович

Дошли со старшим лейтенантом до Жебриян, глянули на новых пленных. Румын сдалось густо, но все какая-то ерунда, званием не выше лейтенанта. Единственный печальный часовой, охраняющий толпу, сказал, что по дороге на Килию взяли еще каких-то офицеров, а по направлению на Вилково подстрелили хитрого фрица, переодевшегося в рядового мамалыжника – может, тот тоже был по шпионской части?

Старший лейтенант Нерода приказал Тимофею, пока он сам сходит на странного мертвеца глянет, ознакомиться с дорожными пленными, но с выяснениями не задерживаться, сразу в село возвращаться.

– Давай бегом, потом здесь еще румын-саперов опросишь, оно полезнее будет, – распорядился командир группы. – Автомат оставь, и так ноги едва таскаешь. Живенько, и не заблудись, товарищ Партизан.

Вот, опять «Партизан». Да откуда офицеры эту старую кликуху знают?! Не иначе Земляков разболтал. Переводчики – они сильно разговорчивые.

Тимофей быстрым шагом вышел на дорогу, навстречу брели кучки румын, уточняли: «Куда в плен?» Боец Лавренко указывал на пункт сбора, узнавал насчет офицеров. Как выяснилось, группа офицеров села курить у колодца на окраине. Тимофей двинул туда. Идти налегке было непривычно, а особо быстро все равно не получалось: после дождей дорогу развезло, грязь и лужи такие, что не поймешь, где дорога кончается, а лиман начинается.

Офицеры уже накурились и собирались в путь до нормального плена. Их старший – капитан – отрапортовал «господину гвардейцу», что майора Бэлашэ они не видели, не знают, и вообще не саперы, а честные артиллеристы, еще с довоенных времен твердо настроенные против Антонеску и Гитлера. Ну, это-то было понятно.

Тимофей вернулся на дорогу, увидел повозку с нашим легкораненым десантником, тот катил на трофее к штабу, забирать имущество – имелся приказ о дальнейшем перемещении. Повозка была кстати: хоть медленная, но пяток минут можно было дать отдых ногам.

– Все ищете? – осведомился десантник, давая дотянуть самокрутку. – Да разве сейчас нормального шпиона найдешь? Тут румын на две дивизии, и все одинаковые.

– Есть трудности, – признал Тимофей.

– Да уж, не позавидуешь. У них тут и хитрых полно. Я вот еду, смотрю – к камышам лодка-резинка подходит. Крикнул им для порядка. Они в воду как жабы – бульк! Ну, я из автомата дал очередь, хотя далековато было. Двое там таких солидных было, офицерского водоизмещения. Может, и ваш майор?

– Наш майор не особо выдающийся фигурой. – Тимофей спрыгнул в грязь. – Вот зачем ты мне это сказал? Теперь проверять придется. Это где было?

Место стрельбы зоркого десантника обнаружилось без труда: автоматные гильзы не успели утонуть в грязи и затоптаться. Лодку Тимофей тоже увидел, ее медленно уносило по мелководью за плавнями. Боец Лавренко плюнул и пошел к зарослям. И по дороге, и от плавней, тащились все новые румыны. Наверное, и с лодки уже выбрались и пошли сдаваться. Но нужно убедиться.

До камышей было метров с сотню, но того и гляди ноги засосет. Навстречу хлюпали двое пехотинцев-мамалыжников, расхристанные, без оружия, в шинелях, несмотря на жару. Ишь, сами мокрые, а шинельки сберегли, об удобном ночлеге уже думают. Предусмотрительно.

Румыны сошли с символической тропинки, почтительно пропуская советского бойца. Тимофей мельком глянул в потные, заросшие морды – прав десантник, нынче все мамалыжники одинаковые, только по знакам различия и запоминаешь.

Отмахиваясь от мошкары, боец Лавренко вышел к изломанному камышу. Здесь они выбирались из воды, ага, вон весло валяется. Тимофей поднял короткое, похожее на лопатку весло, повертел – весло как весло, фиг его знает. Нужно лодку глянуть да возвращаться.

Пришлось лезть в воду. Новенький пистолет Тимофей из кобуры достал, задрал руку, дабы не замочить оружие и часы, но воды оказалось чуть выше колен. Лодка мирно ждала, пузатенькая, серо-зеленая. Легкая наверное. Такую бы дома иметь, на пруды за сазанами хорошо ходить, особенно если насос заиметь.

Тимофей ухватил лодку за уключину, притянул поближе – тяжеловатая. Тут мысли о сазанах мигом вылетели из головы. В лодке лежал труп. Однако не промахнулся ездовой стрелок.

Мертвых боец Лавренко навидался вдоволь, все они похожи меж собой тем, что мертвые. Определенно, это не майор Бэлашэ. Этому чуть за двадцать лет, а судя по рукам, работал ими чаще, чем головой. Но почему-то почти голый. Вон на майке какие жирные «автоматчики» копошатся. Наверное, грести запарился, разделся. Винтовка и подсумки валяются под задом, прямо в воде. Нет, не следил за оружием румын.

Мертвец смотрел в вечереющее небо, полуприкрытые глаза тускло блестели, ничем уже не интересуясь. Плыл, старался – бац, и все.

А как его вообще убило? Наш-то десантник определенно не в раздетого стрелял. О такой детали боец точно бы упомянул. «Они в воду, как жабы». Да, белье-то мокрое, высохнуть не успело. Ранило, разделся, обратно в лодку залез и помер? А куда ж его зацепило? Кровь должна быть.

Тимофей засопел, ухватил теплую вялую руку румына, поднатужился, переворачивая тело… Кровь была, хотя и немного. Залила вещи на дне резиновой посудины, сумку хорошую подпортила. Но…

Майка под лопаткой мертвеца оказалась пробита на диво аккуратно. Никаких клоков-лохмотьев в ране. Тимофей оттянул влажную ткань, но опыт человека, немало поработавшего с кожами и тканями, уже подсказывал, что увидит.

На загорелой коже виднелся четкий короткий, чуть наискось прорез. Ножом или штыком ударили.

Подозрительно это. В замешательстве Тимофей поднял сумку – хорошая, кожаная, кровь-то и стереть можно. Пустая, только карандаши в специальном кармашке торчат. Отточены-то как, таким ткнуть – и тоже того… в небо будешь смотреть и не жмуриться.

А это что? Боец Лавренко поднял два пенальчика, болтающихся на дне лодки рядом с патронами. Легкие, красивые. Крышку сворачиваем – ух, каким хорошим табаком потянуло. Настоящие буржуйские сигары, как у мистера Твистера.

Стоп!

Там, на вязкой тропинке, когда румыны дорогу уступили, табаком хорошим тянуло – позавидовал ненакурившийся товарищ Лавренко. Шинели у них сухие, недавно были свернуты, складки еще не разгладились… Лица… лица… лица… Второй был грузным, тяжелый такой солдат, ворот не застегивается. Вот первый… Полу шинели этак манерно придерживает, словно пальто на нем. Лицо вообще не помнится. Обычное лицо, щетина, вполоборота… Но не исключено…

Тимофей сунул сигары в карман и рванул к берегу. Пистолет бы не утопить, непривычно в руке скользит…

У лодки, казалось, проторчал долго, но это обманчиво показалось. Стоило пробиться напрямую сквозь камыш, как вон она – дорога. Группка румын уже почти до поворота дотащилась, а эти двое только выходят на дорогу. Не хотят спешить, внимания привлекать. Теперь никуда не денутся!

И тут от облегчения боец Лавренко совершил непростительную ошибку.

– Стой! Стрелять буду! – заорал Тимофей по-румынски во весь голос.

Услышали. И шедшие впереди румыны обернулись, встали, и эти двое оглянулись.

Тимофей Лавренко справедливо считал себя бойцом опытным, но не особо выдающихся статей. Был бы еще автомат в руках, тогда, конечно, был бы убедителен и страшен. Но оказалось, что румынам особо много не надо, и такой контрразведчик напугал. Двое у дороги не сговариваясь побежали. Не по самой дороге, а свернув – к плавням, что дальше от села. Пригибаются, в полах шинели путаются, но точно знают, куда тикают.

Так-так. Майор там или нет, упускать нельзя. Тимофей цыкнул-сплюнул сквозь зубы, не отрывая взгляда от убегающих по голому месту врагов, принялся стаскивать сапоги. Воду выльем, портянки перемотаем, не уйдут…

Рванул наперерез, расстояние удалось сократить быстро, но и плавни – вон они, рядом. Тимофей дважды опускался на колено, прицеливался из ТТ… Нет, не достать, далековато. Да и завалишь насмерть, а он потом, как назло, тем самым майором и окажется. За такое точно в штрафную отправят, ибо вообще не переводчик, да и поделом будет.

– Стоять! Убью!