Кольцо зла - Андрей Посняков

– Был?

– Да, я его продала, завершила все дела, и вот, еду. Никогда не была раньше в Кафе! Как там, знаю только со слов…

– Но вы говорите по-русски!

– Я выросла в Вильно и Кракове. Мой батюшка частенько бывал в Литве – в Мозыре, Пинске. Киеве…

– Хороший город, – вспомнил Киев Иван.

– Мне тоже нравился… Видите, как мы близки? Завтра, наверное, будет солнечный день?

– Думаю, так, пани.

– Пани… Какое славное слово – из детства! Зовите меня пани Катаржина. А вы?

– Иван… Боярин Иван… или кастильский кабальеро дон Хуан Рамирес.

– О, вы были в Кастилии? Я много слышала о тех краях. Скажите, мавры – они на самом деле такие злые?

Ранчиев усмехнулся:

– Многие из мавров совсем неплохие люди, пани Катаржина.

– Я сейчас не о маврах, – женщина засмеялась. – О чем мы с вами говорили, дон… Иван?

– О погоде, моя пани.

– Ах да, да, о погоде, о чем же еще? Завтра, говорят, будет жарко… С утра я отправлю детей гулять по палубе с нянькой – они любят… Зайдете ко мне?

– Да…

Они разошлись, и Раничев с трудом дождался следующего дня. В конце концов, почему бы и нет? Красивая молодая женщина, вполне может быть даже и обожающая своего супруга, но сейчас откровенно скучающая. Нянька-шпионка – «глаза и уши мужа» – в этом несомненно есть что-то пикантное. Да и панночка ничего – эва, первая подошла, и – чего уж тут говорить – сняла, вот так вот запросто, безо всяких там лишних эмоций. Завтра… Посмотрим, что там будет завтра… Скорей бы!

С этой мыслью Иван и заснул, не обращая внимания на шум – попутчики почти до полуночи азартно резались в кости.

А назавтра… А назавтра, как, впрочем, и во все дни, в небе все так же ярко сияло солнце. Выйдя на палубу, Иван сразу же обнаружил Катаржину – молодая женщина давала какие-то указания няньке, и вот, поцеловав детей, неспешно направилась обратно в каюту. Оглянулась… Заметив Раничева, с улыбкой кивнула…

Вслед за пани Иван, пригибаясь, вошел в каюту, приятно пахнущую мускусом и амброй… И сразу же ощутил на своих губах соленый вкус поцелуя!

– О мой рыцарь! – страстно прошептала Катаржина. – Расстегни же скорей мое платье…

Раничев быстро разобрался с застежками, обнажив атласные плечи страстной паненки, губы его уже целовали нежную шею, а руки ласкали упругую грудь…

– Подожди! – Катаржина быстро скинула платье и умело освободила от одежды Ивана.

– Ты красивая, – обнимая женщину, тихо промолвил тот. Застонав, паненка обхватила его за плечи, увлекая за собой на узкое ложе…

– Ты не мужчина – огонь! – тяжело дыша, призналась Катаржина. – А теперь уходи, скоро вернутся мои… Жду тебя завтра. Придешь?

Вместо ответа Раничев крепко поцеловал женщину в губы.

Они были близки много раз, каждый день на всем пути до Константинополя, и дальше, когда, миновав пролив, вышли в Черное море – древний Эвксинский понт.

– У меня на корабле есть враг, – однажды сказала Катаржина, натягивая на себя платье. – Застегни, мой коханый… Так…

– Что за враг? – озаботился Раничев. – Покажи!

– Один монах-доминиканец, брат Умберто… – пани замялась. – Знаешь ли, Иван, у меня в Генуе был один… в общем, один хороший знакомый.

– Говори прямо – любовник.

– Пусть так, – женщина прикусила губу. – У него, у этого монаха, есть письма… Он выкрал их у бедного Пьетро… О, Пьетро, к несчастью, был гвельфом, сторонником императора, а тогда взяли верх паписты…

– Письма сейчас у монаха?

– Да. Он уже предлагал их мне… за такую сумму, которой у меня нет и никогда не будет! О, Томазо, супруг, убьет меня! Бедные дети.

– Авось не убьет, – хохотнул Иван. Кажется, он начал уже понимать, для чего понадобился Катаржине – вовсе не только для любовных утех. Но все же, как красива, чертовка! – Где он хранит письма?

– Носит при себе, под рясой, в особом нагруднике.

– Покажешь мне этого монаха, – попросил Иван. – Клянусь, я вытряхну у него эти чертовы письма, чего бы мне это не стоило!

– Ты настоящий рыцарь. Иван! Прямо, как в куртуазном романе.

Монах оказался тощ: сутулая фигура, какое-то неприятное, бритое, по-лошадиному вытянутое, лицо – обтянутый желтой кожей череп. Глубоко запавшие злые глаза, тонкие, застывшие в змеиной усмешке, губы. Редкостный уродец! Впрочем, все католические монахи были для Раничева на одно лицо, они своих-то, православных, не очень жаловали. Конечно, можно было схватить этого брата Умберто за шкрябень да потолковать по душам, но вот незадача – больно уж людно было на марсильяне. И сам монах путешествовал не один, а в компании себе подобных, да и на палубе – яблоку негде упасть. Вот и попробуй тут, надави. Нужно было срочно что-то придумать, ведь уже очень скоро на горизонте должны были показаться невысокие горы Крыма. Иван думал долго, пока, наконец, не надумал. Для того чтобы «потрясти» монаха, нужны было два условия:

Первое – желание, а оно у Ранчивеа имелось, и второе – укромное, относительно безлюдное, место. На палубе народу полно, а в трюмах? Как бы только туда попасть? Иван прошатался по всему кораблю до темноты – как раз созвали на вечернюю молитву, все – и пассажиры, и моряки – затянули хором «Аве Мария»! – и заприметил небольшой люк в палубу у самой бизани. Небольшой такой – по силам поднять одному – матросы там держали ведра, обрывки канатов, пеньку и прочее, потребное для ремонта или уборки судна. Ранчиев даже украдкой заглянул – места хоть и немного, но для разборок вполне хватало. Теперь осталось только заманить туда монаха. Впрочем, чего заманивать? Дождаться, покуда уснет, сграбастать в охапку, и…

Быстро темнело, в темно-голубом небе остывали последние осколки солнца. Пассажиры на палубе укладывались спать – кто на циновках, взятых в аренду у шкипера, а кто и – расстелив собственное тряпье. Вот и монахи улеглись у второго грота, и тот, противный, брат Умберто, тоже. Иван притаился за мачтой… Проклятый монах никак не хотел засыпать! Все ворочался, паразит, да бормотал что-то про себя, видно, нечиста была совесть. Ага, вот, привстал – а между тем остальные давно уже храпели! Кто-то позвал? Ну да… Прислушавшись, Иван уловил едва различимый свист. Осторожно высунул голову из-за мачты… Батюшки! К монаху, переступая через спящие тела, шел не кто иной, как его собственный слуга Аникей! Вот подошел, сказал что-то… Идут к борту! Раничев, упав средь других, притворился спящим и навострил уши.

– А тшым пан ест? – послышался голос монаха.

– Тихо… – Аникей выдал какую-то заковыристую фразу, на что монах закивал и вопросительно произнес:

– Венц цо робич?

Очень на то похоже, они говорили по-польски, а этого языка, Иван, увы, не знал. Оставалось только лежать да хлопать глазами. Впрочем, нет, можно было попытаться запомнить хотя бы несколько слов, а поутру расспросить Аникея. Что у него общего с этим подозрительным монахом? Да, и письма – не забыть про письма!

Ага, вот Аникей ушел – видно, направился на корму, он всегда там спал, неподалеку от каюты хозяина. Ну со слугой еще будет время потолковать, пока же…

Бесшумно поднявшись, Раничев тигром набросился на ничего на подозревавшего монаха и, заткнув ему рот ладонью, потащил к бизани, бросив на палубу перед люком.

– Открывай! – приказал Иван по-латыни и вытащил из ножен меч. – Пикнешь – убью!

Монах, дрожа, распахнул люк, и Раничев отправило его вниз быстрым пинком. Сам же, оглядевшись по сторонам, прыгнул следом…

– Не убивай меня, благородный муж, – взмолился монах… Но Иван таки углядел блеснувший в его руке клинок.

– Ах ты, тварь! – выбитый кинжал отлетел в сторону, а лезвие меча уткнулось монаху в шею.

– Пощади, – захрипел тот.

– Письма! – Раничев требовательно протянул левую руку – в правой он держал меч.

Монах дернулся было – но понял, что не на такого нарвался, и со вздохом вытащил из-под сутаны несколько свитков.

– Это все?

– Все.

Иван не поленился, лично обыскал доминиканца – тот, похоже, не врал.

– Тогда последний на сегодня вопрос – о чем ты говорил с моим слугой?

– С кем? – не понял монах.

– С тем парнем, что только что подходил к тебе.

– Ах, с этим, – доминиканец безразлично пожал плечами. – Первый раз его вижу. Хотел купить у меня четки…

Предупредив монаха, чтобы не попадался на глаза до самой Кафы, Раничев удалился, не очень заботясь возможными со стороны монаха последствиями. Можно было, правда, для надежности и убить поганца, да наверняка так и следовало поступить, как сделал бы на месте Ивана каждый… только вот он-то все таки был не «каждый», а интеллигент, хотя бы и в первом поколении – все ж таки когда закончил герценовский истфак. Директор исторического музея, мать вашу, а не прощелыга с большой дороги!

– Четки? Какие четки? – спросонья не врубился Аникей. Только потом дошло. – Ах, четки… Да, хотел купить тут, у одного монаха. А что?

– Да так… – Раничев пристально посмотрел на слугу. – Тебе-то они зачем, эти четки?