Охота на Волколака - Диана Маш

любовь первая снова в сердце взыграла, новым витком чувств, то ли наоборот – ненависть. Может отомстить мерзавцу захотелось, а заодно и картину, принадлежащую ей по праву, забрать? Итог один, не успела барышня оказаться в Китеже, как первым делом наведалась к бывшему возлюбленному. Ей повезло. Хозяйка дома уехала накануне, навестить родню. Хозяин, несмотря на шаткое здоровье, не чурался выпить. В тот день тоже злоупотреблял. А потому и обманутую им в прошлом девицу принял радушно. Признайтесь, Аполлинария Святославовна, как все дальше происходило? Вспоминали о былом, тех временах, когда душа еще не была отравлена ядом предательства? Наверное, он даже не подумал попросить прощения? Смеялся, списывал все на неудачную шутку? Или, увидев, как изменился, погрузнел, сделался старым ваш некогда любовный интерес, сразу решились на убийство? А что, крынка с отравленным молоком при вас, дом пуст, на дворе морозна ночь…

– Вы… вы сумасшедшая, – процедила госпожа Хрумская, прожигая меня полным ненависти взглядом. – Господин пристав, с какой стати я вынуждена выслушивать сей бред?

– Почему же бред, Аполлинария Святославовна? – пожал плечами, подыгрывающий мне Гордей. – Вполне себе складно у госпожи Леденцовый выходит, я аж заслушался.

– На самом деле, – опустилась я до заговорщицкого шепота. – Я могла бы поверить, что замыслов об убийстве у вас, госпожа Хрумская, изначально не имелось. И молоко вы захватили так… на всякий случай. Но стоявший перед вами мужчина – не изменился. И в ответ на просьбу, вернуть вам полотно, поднял на смех.

Судя по тому, как побледнели крепко сжатые женские губы, я была недалека от истины. Мне не было жаль покойного Задушевского, но и к сидящей напротив женщине сочувствия я тоже не питала.

– Не имею представления, о чем вы говорите. Что еще за отравленное молоко?

– Если вы не возражаете, к этому мы вернемся чуть позднее. Кажется, я остановилась на убийстве Федора Ивановича. Как уже было сказано, его отравили. Следы рвоты потерли. Даже заменили испорченное постельное белье. Но вот незадача, картины в доме не оказалось. Пришлось нашей барышне уйти несолоно хлебавши. Правда, горевала она недолго. Помогли добрые люди о судьбе полотна узнать.

– Добрые люди? – нахмурился Ермаков. – О ком вы, Софья Алексеевна, говорите?

– Не мы одни с вами, господин пристав, семи пядей во лбу, – усмехнулась я. – Вот и госпожа Хрумская додумалась поиски с воров местных начать. Они и помогли выйти на Мишку Лапотя.

– Какого еще Лапотя? – не выдержала Аполлинария.

– Да вы не переживайте так, – попыталась успокоить я ее. – Я верю, что его смерть – лишь косвенно на вас. Откуда у вас столько сил, вручную расправиться с высоким, подтянутым парнем? Нет, тут действовал ваш подельник. Впрочем, можно ли слабоумного мужчину, убивающего неугодных его любимой хозяйке господ, называть подельником? Скорее, верный цепной пес, не задающий вопросов.

– Господин Арутников? – прищурился Гордей.

– Он самый, – кивнула я. – Савелий. Вот только опять опоздали. При воре картины не нашлось. Зато были деньги, которые Савелий не взял. Почему? Да просто слабоумному они не нужны, он пришел лишь затем, чтобы выполнить приказ и он его выполнил. Перед смертью Лапоть с потрохами сдал нового владельца полотна, репортера «Сплетника», господина Хвалёнова.

Словно почуяв, что речь зашла о нем, призрак Бориса Аркадьевича беспокойно заерзал. А вот Хрумская наоборот, расслабилась, откинулась на спинку кресла, сцепив на животе ладони.

– Так и быть, дослушаю я вашу сказочку до конца, госпожа Леденцова. Однако ж вы, видимо, запамятовали, у Савелия имеется алиби, к тому же он не говорит. Как бы ему, по вашим словам, кого-то допрашивать?

Я пожала плечами.

– Подтвердить это алиби могут лишь ваши сотрудники. А это, согласитесь, несколько… предвзято. А что касается его немоты, значит был с ним кто-то. Возможно… Лорочка? Хотя нет. Барышня эта показалась мне с характером. Да и Савелия она оберегает. Такая бы молча действовать по указке не стала. Обязательно бы начала задавать вопросы, куда не следует суя нос. А как любил повторять мой дед – любопытной Варваре, перо в бок всадили… или яду подсыпали. Но она все еще жива, а значит, с ним могла быть только… вы?

– Полный абсурд, – деланно рассмеялась женщины. – Но вы продолжайте… Что же случилось дальше?

Я расплылась в слащавой улыбочке.

– А дальше случилось новое убийство. Господин Арутников, по вашему приказу охотящийся за картиной, залез в комнату господина репортера. Но судьба снова сыграла с вами злую шутку. Полотна там не нашлось. Перед смертью, господин Хвалёнов поведал, что подарил его своей любовнице, тем самым подписав ей смертный приговор. Вот только рука у Савелия на девушку не поднялась, либо вам захотелось замести следы, инсценировав естественную смерть от разбитого сердца. А что, с господином Задушевским сработало, почему бы и нет? Зашли в квартиру по надуманной причине, напоили барышню молоком и забрали, наконец, злополучную картину. К сожалению, на этом ваша удача закончилась. Полицейский медик нашел в теле госпожи Олейниковой следы яда. Того самого, что несколько позднее обнаружился и в теле господина Задушевского. Яд довольно редкого растения – безвременника осеннего. Если скармливать его коровам, вроде тех, что пасутся за вашим шатром и принадлежат вашему цирку, они начнут давать отравленное молоко. Увидев его на странице ботанического журнала, я не сразу поняла, что он мне напоминает. А вспомнив, сложила дважды два и поспешила к вам. Безвременник осенний очень похож на цветущий шафран, который я заприметила здесь еще в первую нашу встречу. Полицейский медик сообщил мне об отличиях. Нужно было лишь посчитать тычинки в цветке. У шафрана их три, а у безвременника, как и у растения в ваших горшках – шесть.

Заканчивая монолог, я будто отчетливо услышала хлопок падающего занавеса. Даже призраки прекратили выть, поддавшись гипнозу наступившей оглушающий тишины.

Впрочем, продлилась она недолго. Вскочив с кресла, Хрумская издала приглушенный писк, бросилась к цветочным горшкам, взмахнула рукой и опрокинула их на пол. Затем прыгнула сверху, на землю, вперемешку с черепицей и растениями, и начала их давить.

– Дьявольское отродье! Как только смеете вы меня обвинять? Я невиновна! Вы ничего не докажите!

Гордей попытался подняться, чтобы приструнить разбушевавшуюся женщину, но был остановлен взмахом моей руки.

– Аполлинария Святославовна, угомонитесь, – как можно вежливее попросила я. – Уничтожение растений вам ничем не поможет. Любой частицы будет достаточно, чтобы определить ее принадлежность. Побойтесь бога, мы же не в каменном веке живем?

– Ах ты стерва, змеюка подколодная! Ненавижу!

Кажется, мое спокойствие лишь сильнее подействовало ей на нервы, заставив перекоситься в лице. Схватив кусок черепицы, она сжать его в ладони и броситься ко мне.