Рейтинговые книги
Читем онлайн Россия и Европа-т.3 - Александр Янов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 145

Он, естественно, был разжалован и сослан в Вятку. И хотя, как комментирует русский историк, «представитель тверского меньшин­ства Кардо-Сысоев, владимирский депутат Безобразов, новгород­ский Косаговский, рязанские кн. Волконский и Офросимов, харьков-

Цит. по: Бурцев В. За сто лет (1800-1896). Лондон, 1897. С. 180. ИР Вып. ю. С. 118 (выделено мною - АЛ.).

ские Хрущов и Шретер говорили по поводу существующего порядка почти то же, чтоУнковский, и почти теми же словами»25, господствую­щее настроение в российском политическом истеблишменте и при дворе было против этой альтернативы. Оно пренебрежительно, с бюрократическим высокомерием сбросило ее со счетов.

И это заставляет нас предположить, что идеологическая пупови­на, связывавшая новый реформаторский режим с николаевской Официальной Народностью, порвана на самом деле не была. Что так же, как столетие спустя аналогичный реформаторский и антисталин­ский режим Хрущева слишком многое унаследовал оттого самого сталинизма, могильщиком которого он хотел стать, Великая реформа при всем своем преобразовательном замахе оказалась в идейном плену у вроде бы похороненного ею государственного патриотизма. Вот и говорите после этого, что переоценили роль идей Чаадаев или Грамши. Или что неправ был Соловьев, когда писал, предваряя Джона Мейнарда Кейнза, об идеях, которые «повергают мир челове­ческий в состояние разлада».

Тут, кстати, ожидает нас еще одна загадка. Ибо если с Н.С. Хрущевым все ясно - его связывала со сталинской «Официальной Народностью» коммунистическая идеология, - то как объяснить идейную преемственность Великой реформы от полностью, казалось бы, скомпрометированного Николаем самодержавия? Ведь в том, что такая преемственность существовала, не может быть никакого сомнения.

Реформа действительно остановилась на полдороге, если импе­ратор заявил в знаменитой речи перед Государственным советом 28 января 1861 года, что «крепостное право создано было самодер­жавной властью и только самодержавная власть может его уничто­жить». Если для обсуждения крестьянского вопроса трусливо отка­зался он созвать не только «всенародных человек», но даже всерос­сийское дворянское собрание, которое сам же в 1858 году и обещал.

Так вправду ли работало здесь одно лишь тупое, самоубийствен­ное упрямство и полное отсутствие не только политического предви­дения, но даже предчувствия? Или было все это круто замешано еще

Там же. С. 119.

и на карамзинском постулате, поддерживавшем в архитекторах реформы твёрдое убеждение, что без самодержавия не будет и России? Что Россия, другими словами, действительно не Европа и держится поэтому исключительно той самой «властью неограни­ченной», которую активно - и, как мы еще увидим, вполне успешно - пропагандировали на всех углах идейные наследники николаевско­го постулата, славянофилы? На том, одним словом, что к власти в постниколаевской России пришли национал-либералы?

В качестве либералов они были всей душой за реформы, в каче­стве националистов, однако, они горой стояли за самодержавие и против конституции, короче говоря, против прорыва в Европу. Они безоговорочно приняли николаевский постулат, что Россия не Европа. Так не здесь ли действительная разгадка того феноменаль­ного долголетия николаевского режима, которое, как мы помним, так удивило профессора Рязановского? Во всяком случае здесь пер­вая проблема, в которой придется нам разбираться. Но пока что на очереди у нас еще одна «мина».

Глава четвертая Ошибка Герцена

версия

Прежде, однако, справед-

ливость требует довести до сведения читателя, что есть и другая вер­сия того, почему не могла в 1850-е утвердиться в России конститу­ционная монархия. Принадлежит она уже известному нам по второй книге нашему современнику А.Н. Боханову. Он считает нелепым сво­дить «проблему противодействия либеральной, конституционно-пра­вовой реконструкции России... лишь к локальным вопросам о «недальновидности» и «политической близорукости» венценосцев... оставляя в стороне национально-православную ментальность [рус­ского народа] и сакральный смысл царской власти». Ибо царь «вен­чаясь на царство, вступал как бы в мистический брак со страной, а царские порфиры отражали «свет небес»26.

26 История человечества. Т. VIII: Россия. М., 2003. С. 475.

Боханов, заметьте, пишет это в 2003 году в академическом изда­нии. И тем не менее его версия полностью совпадает с логикой тог­дашних (т.е. 1850 годов) проповедников Sonderweg, славянофилов, и самого императора. Я не возьму на себя смелость судить о том, какой именно свет отражали царские порфиры и насколько крепок был «мистический брак» Александра II с Россией. Это, скорее, в ком­петенции теологов, а не историков. Важно лишь не упустить из виду, что, подобно своим 150-летней давности предшественникам, Боханов воспринимает «национально-православную ментальность» как величину постоянную, статичную. Уже по этой причине она не могла не находиться в остром противоречии с динамичным по при­роде «духом времени», другими словами, с историей.

Помимо всего прочего это означало, что венценосцам, равно как и прочим смертным, приходилось постоянно делать выбор между неизменной якобы «ментальностью» и стремительно меняющейся реальностью, отдавая предпочтение той или другой. И предпочтение это по определению было продиктовано идеологией. Гоголь, допу­стим, был, как мы уже знаем, совершенно уверен, что «национально- православная ментальность» категорически требует крепостного права, решительно предпочитая его «европейской затее» освобож­дения крестьян. А славянофилы, наоборот, были так же решительно уверены, что крепостное право противоречит этой «ментальности» и предпочитали крестьянскую свободу.

Что до венценосца, то и он, как известно, свои предпочтения менял. Будучи великим князем, он соглашался с Гоголем, а унаследо­вав престол^, согласился со славянофилами. То же самое происходи­ло с его предпочтениями по поводу «либеральной, конституционно- правовой реконструкции России». В 1850-е он согласился со славно- филами, что «ментальность» категорически отвергает конституцию и требует самодержавия, а в 1881-м согласился уже с Лорис- Меликовым, что, как бы там ни обстояло дело со светом, отражае­мым его царскими порфирами, без конституции России не обойтись.

Короче, если Боханов, как и его славянофильские предше­ственники, считает, что конституция при любых обстоятельствах противоречит «ментальности», а другие монархисты, как, допу-

стим, тот же Лорис-Меликов или Столыпин или - что еще важнее - сам венценосец сочли, что не противоречит, то единственным судьей в этом споре может быть только история. А она говорит, как мы знаем,что роковое промедление Александра II с признанием необходимости - и срочности -конституции погубило и его самого, и его империю.

Только пращуры Боханова знать этого не могли, а он не может не знать. И тем не менее продолжает внушать читателям - в 2003 году! - что именно его произвольное толкование «национально-православ­ной ментальности» - единственно верное! Несмотря даже на то, что история камня на камне от этого толкования не оставила!

Важнее, однако, другое. Боханов невольно помог нам разгадать нашу загадку по поводу того, что связывало пореформенных славя­нофилов с дореформенными государственными патриотами, кото­рых они при Николае презирали. Оказывается, то же самое, что свя­зывало Хрущева со Сталиным, которого он ненавидел, - идеология. В случае с предшественниками Боханова эта идеология - Sonderweg. А в его случае что?

Так или иначе, дело николаевских государственных патриотов оказалось и после реформы в надежных руках. Знамя их было под­хвачено национал-либералами. Две русских идеи, враждовавшие во времена Николая, слились в одну. Но об этом нам еще предстоит говорить подробно.

Глава четвертая

« М и н а » № 2: 0шибка Ге"цена крестьянский вопрос

Копья в прессе времен Великой реформы ломались главным образом из-за того, как освобождать крестьян - с выкупом или без выкупа, с существующим земельным наделом или с «нормальным», т. е. урезанным в пользу помещиков. Короче говоря, из-за того, превратится ли в результате освобожде­ния большинство населения России из обездоленных крепостных в «обеспеченное сословие сельских обывателей», как обещало пра­вительство, или, наоборот, из «белых негров в батраков с наделом», как утверждали его оппоненты.

И за громом этой полемики прошло как-то почти незамеченным, что по категорическому установлению правительства «власть над личностью крестьянина сосредоточивается в мире», т.е. в поземель­ной общине (той самой, заметим в скобках, от которой полвека спу­стя попытался освободить крестьян Столыпин). Иначе говоря, и осво­божденный от помещика крестьянин оставался по-прежнему крепок земле и деревне и категорически чужд частной собственности. Разница была лишь в том, что, как объясняет историк, «веете госу- дарственно-полицейские функции, которые при крепостном праве выполнял даровой полицмейстер, помещик» 7, исполнять теперь должна была община.

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 145
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Россия и Европа-т.3 - Александр Янов бесплатно.
Похожие на Россия и Европа-т.3 - Александр Янов книги

Оставить комментарий