Kольцо - Кодзи Судзуки

— Как там морскойвоздушный транспорт, жив пока?

Асакава и сам толком не знал.

— Мм, точно пока не знаю, но при таком раскладе вполне возможно, что…

— … все рейсы отменяются?

— Боюсь, что да.

Погрузившись с головой в поиски Садако, информацию о тайфуне Асакава не ухватил. С того самого момента, как он ступил на причал Осима, у него появилось неприятное предчувствие, но от одного только упоминания об отмене рейсов ощущение безысходности стало просто нестерпимым. Асакава так и застыл с трубкой в руке.

— Эй, слышь, не паникуй! Еще же не отменили ничего, — нарочито весело сказал Ёсино, и вернулся к главной теме.

— Короче, женщина эта, Садако Ямамура. Что с ней было до восемнадцати лет, ты ведь уже разузнал?

— Ну, в общих чертах… — ответил Асакава, из телефонной будки прислушиваясь к шуму ветра и волн.

— Кстати, а больше ты ничего не нащупал? Ну, не только же театр этот ее, в самом деле…

— Да, конечно. Садако Ямамура, родилась на острове Осима в местечке Сасикидзи в 1947 году, мать ее звали Сидзуко… Да, кстати, запиши это имя! Сидзуко Ямамура, в сорок седьмом ей было 22 года. Едва родившуюся Садако она оставила на попечение бабушки, а сама уехала в Токио.

— Что ж это она ребенка на острове оставила?

— Мужик у нее был! Его имя тоже запиши. Хэйхатиро Икума, любовник Сидзуко, в то время доцент кафедры психологии Университета Т.

— То есть, Садако была внебрачным ребенком Сидзуко и Икумы?

— Точно не известно, но похоже, что так оно и есть.

— Но женаты они не были, это точно?

— Нет, не были. Икума в то время уже был женат и имел детей.

Вот оно что, значит, внебрачные связи… Ёсино лизнул грифель карандаша.

— Понял. Продолжай.

— В начале 1950 года Сидзуко после трехлетнего отсутствия появляется дома, снова встречается с Садако и некоторое время живет на родине. Однако уже в конце года, на этот раз вместе с дочерью, уезжает из дома и пропадает на пять лет. Где они были и что делали все это время, неизвестно. Тем не менее, во второй половине 50х двоюродный брат Сидзуко случайно, из слухов, узнает, что она стала знаменитой и процветает.

— С ней случилось чтонибудь?

— Тоже неизвестно. Он только слышал такой слух, чьюто болтовню и не более… Однако, когда я дал ему свою визитку, он ответил, что наш брат газетчик должен о ней больше знать. Судя по всему, все эти пять лет Сидзуко и Садако занимались чемто, что привлекало внимание прессы. Только на острове о них почти ничего не слышали, с информацией тут было не важно…

— И от меня требуется узнать, что собственно они вытворяли?

— Ты как всегда угадал.

— Балда, чего тут гадатьто?

— Но это еще не все! В пятьдесят шестом году Сидзуко вместе с Садако возвращается на родину, но совершенно другим человеком, и совершенно не рассказывает о себе, не смотря на расспросы двоюродного брата. Ни с кем не общается, постоянно бормочет чтото непонятное, и в конце концов бросается в кратер вулкана Михара. Ей был тридцать один год.

— А почему Сидзуко покончила с собой, тоже мне узнавать?

— Я тебя очень прошу!

Не выпуская трубки, Асакава машинально склонил голову. Если вдруг стихия запрет его на острове, кроме Ёсино положиться будет решительно не на кого. Досадно, что не удается спокойно поработать с ним на пару. В такой крохотной деревне как Сасикидзи Рюдзи мог бы и сам запросто справиться. Тогда самому можно было бы остаться в Токио и, не теряя связи с Рюдзи, вместе с Ёсино носиться в поисках информации — наверняка это было бы в сто раз эффективнее.

— Ну, постараюсь, конечно. Хотя надо бы нам еще помощничков, как ты считаешь?

— Попробую позвонить редактору нашему — Огури, может, подбросит когонибудь…

— Уж будь добр!

Пообещатьто просто, но вот удастся ли… Вряд ли главред, с его вечными причитаниями насчет нехватки кадров, расщедрится и пришлет людей, которые и так на вес золота.

— Итак, после самоубийства матери Садако остается в Сасикидзи на попечение двоюродного дяди, он теперь у себя дома гостиницу содержит… Асакава уже хотел сообщить, что в это самой гостинице они с Рюдзи и остановились, но не стал. Это будет уже лишним.

— В следующем же году Садако, тогда еще четвероклашка, предсказывает извержение вулкана Михара и становится школьной знаменитостью. Представляешь, в пятьдесят седьмом году вулкан действительно проснулся, причем именно в предсказанный Садако день и час!

— Да, не слабо! С такими дамами никаких сейсмологов не надо.

То, что сбывшееся предсказание породило на острове целую волну слухов и таким образом попало на заметку информатору профессора Миуры, сейчас тоже вряд ли стоит говорить. Не это сейчас главное…

— С того времени островитяне часто обращались к Садако за предсказаниями. Но она на эти просьбы не отвечала, а только отмахивалась, мол, нет у нее никаких способностей…

— Стеснялась, что ли?

— Понятия не имею. После школы Садако смогла наконец перебраться в Токио. Опекавшим ее родственникам только один раз пришла открытка, где она писала, что прошла пробы и поступила в театральную труппу «Полет». Больше с того времени от нее никаких вестей не было, и сейчас ни один человек на острове не знает, где она и что делает.

— Значит, кроме этого театра «Полет», никаких зацепок нет?

— К сожалению…

— Так, повторяю для верности. От меня требуется узнать следующее: почему был шум в прессе вокруг Сидзуко Ямамуры, почему она бросилась в кратер и, наконец, почему от ее дочери Садако нет никаких вестей с тех пор, как она поступила в труппу театра «Полет». Короче говоря, узнать насчет матери и насчет дочери. Всего по двоим, так?

— Да.

— С кого будем начинать?

— То есть?

— Я спрашиваю, о ком скорее нужна информация: о матери или о дочери? У тебя же времени в обрез!

Проблема напрямую касается Садако, это бесспорно.

— Лучше, конечно, с дочери.

— Ясно. Ну что, тогда я завтра загляну прямиком в дирекцию «Полета»?

Асакава взглянул на часы. Толькотолько седьмой час. В театрах в такое время еще во всю репетируют.

— Ёсиносан, а сегодня никак нельзя, чтоб на завтра не откладывать?

Ёсино тяжело вздохнул и слегка покачал головой.

— Слушай, Асакава. Ты сам подумай, у меня вообщето и своя работа есть. Мне еще целую кучу всего писать — до утра не разделаться! Да и завтра, честно говоря…

Тут Ёсино замолчал. Еще покажется, что он нарочно цену набивает. А к своему мужскому имиджу он был весьма чувствителен.

— Ну пожалуйста, придумай чтонибудь. Я меня ведь крайний срок — послезавтра.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});