Тайный код Конфуция - Алексей Маслов

Но человеку должно быть свойственно осознание меры, или, как однажды назвал это сам Конфуций, «золотой середины». Правда, высказал он это замечание с немалым оттенком грусти. «Золотая середина – это добродетельный принцип, и является он наивысшим принципом, но народ уже давно не обладает им».

Сам же Учитель никогда не требовал себе больше, чем ему было необходимо для жизни: «Рыбу ловил удочкой, а не сетью, использовал стрелу с верёвкой, охотясь на летящих птиц, и никогда не стрелял в птиц, устроившихся на ночлег».

По этому же критерию Конфуций оценивал и своих учеников: «Ши чрезмерен, Шан отстаёт. Чрезмерность так же плоха, как и отставание».

Такой же умеренности нужно следовать и при исполнении ритуалов: например, праздничная песня не должна быть разнузданной, печальная – не должна слишком ранить душу.

Конфуций, говоря о знании меры, о «золотой середине», преисполнено особо осторожного отношения к жизни, боязни поступить не в соответствии с ритуалом. Даже обдумывание своего поступка должно быть подчинено Ритуалу. Однажды Цзи Вэнь-цзы из царства Лу признался, что трижды думает перед тем, как предпринять какой-нибудь шаг. «И двух раз достаточно», – поправил его Конфуций, ибо ритуал предписывает обдумывать предстоящий поступок именно дважды.

«Лунь юй»: облик Учителя

VII, 4

Когда Учителя не одолевали дела, он был спокойным, радостным и безмятежным.

VII, 9

Если Учитель оказывался рядом с человеком в трауре, он никогда не наедался досыта.

VII, 10

В тот день, когда Учитель плакал, он не пел.

VII, 13

Учитель был особенно осмотрителен во всем, что касалось поста, войны и болезней.

VII, 19

Правитель области Шэ спросил у Цзы Лу, каков Учитель Кун как человек. Тот не сумел ответить.

– Отчего же ты не ответил ему так, –

 сказал Учитель

– В трудах забывает о пище, в радости забывает о горе и совсем не думает о наступающей старости. Этого было бы достаточно.

Шэ-гун – правитель уездного города или области Шэ в уделе Чу.

VII, 27

Учитель всегда ловил рыбу удочкой и не ловил сетью. Стрелял птицу летящую и не стрелял птицу сидящую.

VII, 32

Когда Учитель оказывался с теми, кто пел, то, если пели хорошо, он просил начать сначала, а затем присоединялся и сам.

VII, 38

Учитель был мягок, но строг; внушителен, но не зол; почтителен, но сдержан.

IX, 4

Учитель был свободен от четырех недостатков: предвзятых взглядов, категоричности в суждениях, упрямства и самовозвеличивания.

IX, 10

Учитель, встречая людей в траурных одеяниях, или в ритуальных шапках и одеждах, или слепых, даже если они были и моложе его, всегда вставал, а проходя мимо них, всегда убыстрял шаги.

X, 1

В родной деревне Кун-цзы не был многословным, хотя и казался простодушным, а в главном храме предков и при дворе был красноречив, хотя и краток.

X, 6

Конфуций не оторачивал своего воротника темно-красной или коричневой материей [в знак траура]. Не использовал для домашнего платья материи красного или фиолетового цветов [как цветов промежуточных, более идущих женскому полу]. В летний зной носил однослойный халат из тонкого или грубого льняного полотна, который при выходе из дому он непременно одевал поверх исподнего платья. Поверх [придворной] шубы из черного барашка он надевал однорядовый халат, поверх пыжиковой шубы [для представления посланников в и гостей при дворе] носил белый халат, а поверх лисьей шубы [для жертвоприношений для защиты урожая] одевал желтый длинный меховой халат с коротким правым рукавом.

Во время поста он всегда носил спальное платье длиною в полтора роста. В домашней жизни он использовал пушистые лисьи и енотовые меха. По окончании траура одевал на пояс всевозможные привески. Если это было не парадное платье, то оно непременно скашивалось вверху. Барашковая шуба и черная шапка не одевал, когда шел выражать соболезнования. Первого числа каждого месяца он непременно одевался в парадное платье и являлся ко двору.

На левом боку висели в качестве привесок: утиральник, нож, оселок, маленькое шило для развязывания узлов и зажигательное металлическое зеркало. На правой стороне: кольцо для натягивания лука, дерево для вытирания огня в пасмурную погоду, большое шило из слоновой кости, кисть и ножны (Прим. П. Попова).

Парадное платье одевалось для представления ко двору и для жертвоприношений. Оно изготавливалось из прямых полотнищ с оборками вокруг поясницы.

X, 7

Во время поста Конфуций всегда менял обычное платье и привычную пищу а также менял всегда менял место, где обычно спал.

Речь идет скорее всего о том, что «меняя пищу и платье», Конфуций отказывался от имбиря и лука, которые вызывают резкий запах, вина, а также одевал чистые полотняные одежды. «Меняя место», Конфуций покидал комнату, дабы не находится в одном помещении с женой.

X, 8

Если каша была не из отборного обрушенного зерна, если мясо было нарезано не достаточно мелко, если каша от долгого хранения прогоркла, ничего этого он не ел. Испортившуюся рыбу и протухшее мясо не ел. Продукты, чей вид и запах изменились, также не ел. Плохо сваренное не ел, несвежее не ел. Неправильно разделанное мясо не ел. Если не было соответствующей приправы, не ел. Хотя бы мяса было и много, не ел его больше, чем риса. Лишь в вине не ограничивал себя, но допьяна не напивался. Вина и мяса, что куплены на рынке, не употреблял. А вот без имбиря никогда не обходился. Ел он немного.

X, 10

Во время еды он не вступал в беседу, во время сна не говорил.

X, 11

Хотя бы пища его состояла из простой каши или овощного супа, он непременно отделял немного для жертвоприношений и делал это с большим благоговением.

X, 12

Если циновка была постлана неправильно, он не садился.

X, 13

Когда жители его деревни собирались на церемонию распития вина, он поднимался со своего места лишь после того, как выйдут старики.

X, 16

Когда Канцзы преподнес лекарство, Учитель с поклоном принял его, сказав:

– Я еще не разобрался, что это за лекарство, поэтому не смею опробовать.

Канцзы – аристократ из царства Лу.

X, 17

Сгорела конюшня. Учитель, только что вернувшийся из дворца, спросил:

– Люди не пострадали?

А о лошадях даже не спросил.

X, 21

Войдя в Великий храм, он расспрашивал о каждой мелочи.

X, 22

Если умирал друг и некому было похоронить его, он говорил:

– Я похороню.

X, 23

Принимая подарки друзей, будь то повозка или лошади, но не жертвенное мясо, в ответ не кланялся.

X, 24

Когда он спал, то не лежал, словно мертвый; когда был дома один, то не сидел, как при гостях.

X, 25

Когда он встречал человека в траурном одеянии, хотя бы и недавнего знакомца, он менялся в лице. Когда встречал кого-либо в церемониальной шапке или слепого, как бы часто ни видел их, всякий раз был с ними почтителен. Когда сидя в повозке, он встречал человека, одетого в траур, то отвешивал поклон, опершись на поручни. Когда встречал людей, несущих подворные списки населения, был так же почтителен и с ними. При виде роскошного угощения, непременно вставал с выражением почтения на лице. Во время грозы и бури он всегда менялся в лице.

X, 26

Когда он поднимался на повозку, то держал спину прямо, ухватившись за веревочные поручни. Сидя в повозке, назад не смотрел, быстро не говорил и распоряжений не давал.

XV, 42

Наставник музыки слепой Мянь пришел навестить Учителя. Когда он подошел к крыльцу, Учитель сказал:

– Здесь крыльцо.

Когда он подошел к циновке, Учитель сказал:

– Здесь циновка.

Когда оба сели, Учитель объяснил ему:

– Здесь сидит такой-то, там сидит такой-то.

Когда наставник Мянь ушел, Цзы Чжан спросил:

– Следует ли так говорить со слепым музыкантом?

Учитель ответил:

– Конечно, именно так и надо помогать слепому наставнику.

Древний ритуал и новая этика жизни

Одним из примеров подражания Конфуция был один из первоправителей Китая Юй, которому легенды приписывают спасение страны от потопа. Юй сумел изменить течение рек, и вода схлынула. Что же в Юе вызывало восхищение Конфуция? «Он с пренебрежением относился к напиткам и пище, но проявлял немалое почтение к душам умерших и духам. Он не заботился о своей одежде, но стремился придать особую красоту траурному одеянию и головному убору». Значит, Юй всегда был готов пожертвовать собой, своим благополучием и даже элементарной сытостью ради исполнения обрядов по отношению к предкам.

Подражание древним правителям и предкам для Конфуция далеко не самоцель, это лишь способ настроить свое сознание на те особые «резонансные колебания», которые, исходя от древности, способны напитать Поднебесную и сегодня. Эта часть его проповеди непосредственно связана с его традиционным воспитанием «служителя ритуалов» – своеобразного культового служителя. Но существует и другая часть, которая и позволила этому странному и порою очень резкому в своих суждениях человеку остаться в истории на тысячелетия. Он, равно как и многие духовные наставники того времени, проповедуют некую новую этику, в которой жизнь государства и «жизнь в ритуале», в духовном радении должны уравняться. Призывая «учиться у древности», «измерять себя делами прошлого», он по сути вводит новую этику поведения и мышления. Конфуций расстаётся с архаической традицией «прислушивания» к Небу, а вместо этого старается объяснить, что существуют некие универсальные нормы жизни, которые он называет ли, традиционно переводимом как – «ритуал», «церемониал», «правила поведения». Перевод этот весьма неточен, поскольку уводит нас в мир неких механических действий, именно церемониалов. Для Конфуция же ли – способ ежемгновенного сохранения связи с Небом, методы «небо-общения», прямые и ничем не опосредованные.