Листок на воде - Анатолий Дроздов

– Что вы предлагаете? – подполковник заинтересован.

– Насколько понимаю, объектом операции является железнодорожная станция.

– Почему вы так заключили? – хмурится подполковник.

– Других объектов, имеющих военное значение, у места посадки нет.

– Гм-м…

Непонятно: одобрение это или насмешка. Однако рот мне не затыкают, продолжаю:

– Агента лучше высадить вот здесь, у железнодорожного полотна. Место узкое, но сесть можно. Железнодорожная насыпь закроет нас от любопытных взоров со станции, с нашей стороны вокруг лес. Не думаю, что зимой в лесу есть люди. Если агента одеть железнодорожным рабочим, на него никто не обратит внимания. Что может быть естественнее железнодорожника, идущего вдоль пути?

– Вы часом в разведке не служили, Павел Ксаверьевич? – спрашивает подполковник.

Служил! Только в другой армии и звали меня в ту пору иначе. Качаю головой.

– Не желаете ли послужить? Обещаю быструю карьеру и достойное звание. Мне странно видеть такого человека как вы всего лишь прапорщиком, к тому же заведующим обозом.

Егоров хмурится – камешек в его огород.

– Я хочу остаться в отряде с боевыми товарищами.

Егоров улыбается.

– Как знаете! – подполковник сворачивает карту.

– Есть еще замечание.

Он поднимает голову.

– Аэроплан все равно увидят. Надо закрасить наши кокарды и нарисовать германские кресты.

– Опять вы за свое, прапорщик! – сердится Егоров. – Это запрещено конвенцией!

– А травить людей газом разрешено? – холодно говорит подполковник. – Обстреливать госпиталя, вешать мирных жителей? Возможно, вы еще не поняли, господин штабс-капитан, но эта война – на уничтожение. Прапорщик дело говорит.

– Если немцы захватят в плен летчика на русском аппарате, его отправят в лагерь военнопленных, – не сдается Егоров. – Если опознавательные знаки будут германские, его расстреляют как шпиона.

– Что скажете? – подполковник смотрит на меня.

– Что будет с агентом, если попадает в плен?

– Расстреляют! – пожимает плечами подполковник. – У немцев это быстро.

– Чем я лучше его?

– Решено! – подполковник встает. – Вы слышали, господин штабс-капитан? Завтра!..

Вылетаем на рассвете, вернее в предрассветных сумерках. Набираю высоту над летным полем. Хотя видимость неважная, быть обстрелянным своими не улыбается. По известному закону подлости свои в своих всегда попадают. Мой "моран" несет на плоскостях и киле тевтонские кресты. Их малевали в закрытой палатке-ангаре, у входа дежурил жандармский караул. Взвод жандармов взял в плотное кольцо местечко, где мы квартируем, перекрыты дороги, никого не впускают и не выпускают, в том числе военных. Такое продлится до завершения операции, меры секретности приняты серьезные.

Человек, сидящий за моей спиной, выглядит абсолютно мирно. Среднего роста, мешковатая форма железнодорожника, невыразительное лицо. Ни горделивой посадки головы, ни военной выправки. Пройдешь в двух шагах, и не заметишь. Подполковник-контрразведчик умело выбрал агента.

Долетаем без приключений. Перед посадкой разворачиваюсь, чтоб сразу лететь в сторону фронта. Прогалина вдоль железной дороги узкая, но достаточная для "морана". Аппарат еще скользит по снегу, как "железнодорожник" выпрыгивает из кабины и бежит к дороге. Взлетаю и оглядываюсь: одинокая фигурка движется вдоль железнодорожного полотна, вокруг – никого.

По возвращении докладываю подполковнику и отправляюсь спать. Подняли меня ночью, надо отдохнуть. Спится мне плохо – тревожат мысли. Если агента поймают, как доказать, что высадка произведена верно? Вдруг предложение мое опрометчивое? СМЕРШа здесь нет, но неприятности не замедлят быть. Встаю и бреду в ангар. Синельников давно проверил "моран", теперь сидит и курит. Обхожу вокруг аппарата, смотрю на "льюис". Это обычная пехотная модель с толстой трубой-кожухом. Интересно…

– Синельников?

– Я, ваше благородие!

– Пулеметы были с сошками?

– Так точно!

– Где они?

– Снял, в ящике валяются.

– Поставь обратно!

– Зачем они в небе?

– Делай, что тебе говорят!

– Слушаюсь, ваше благородие!

Синельников обижен, я непривычно резок, но объясниться не могу. У меня предчувствие.

На рассвете я лечу по знакомому маршруту. Вопреки предчувствию, ничего подозрительного. Я даже делаю круг над местом посадки – никого. Разумеется, можно одеть группу захвата в белые маскхалаты, спрятать ее в лесу или возле дороги, но это не та война, таким приемам еще не научились.

Сажусь, жду – тихо. Группы захвата нет, агента – тоже. Надо ждать. Курю – никого. Выбираюсь из кабины, снимаю "люис" и бреду к насыпи. При попытке захвата буду стрелять. "Люис" не "калаш", но машинка тоже хорошая – практически та же скорострельность. Тяжеловат, правда, да и магазин не слишком вместительный, но отбиться можно.

Железная дорога пустынна. Сколько мне ждать? Срок с контрразведчиком не оговаривался, велено по обстановке. Это означает – вся ответственность на пилоте. Улетишь раньше – виноват, свои взгреют – не забрал агента, промедлишь – попадешь к немцам. Тевтоны церемониться не станут: военно-полевой суд – и к стенке. Время идет, мотор стынет. "Гном" – двигатель ротативного типа, охлаждение воздушное, от мороза ничего не лопнет. Это не означает, однако, что можно не беспокоиться. Холодные двигатели на морозе запускаются плохо.

Выстрел! Второй! Вскакиваю и смотрю. Из-за поворота появляется фигурка человека. Он бежит вдоль полотна в мою сторону. На поле, у противоположной от насыпи стороне, появляются всадники. Они скачут вдоль дороги, стреляя в беглеца на скаку – снизу вверх. Почему по полю, не по насыпи? Ах, да, шпалы, лошадь споткнется и сломает ногу. На поле снег, особо не поскачешь, но все ж быстрее. Нам такой расклад кстати – не нужно беспокоиться, что зацепишь своего.

Передние всадники почти поравнялись с беглецом. Они уже не стреляют. Сейчас перегонят, вылетят на насыпь и перекроют дорогу. Пора! Зубами стягиваю с правой руки кожаную перчатку.

Прицел на "льюсе" обычный, на таком расстоянии можно и без него. До всадников метров сто – это в упор. Меня они не видят – увлеклись погоней.

Тра-та-та-та!.. Бью длинной очередью. Это очень страшно: неожиданно налететь на рой свинца. Передние кони упали, задние встали на дыбы, кто-то падает, кто-то шарахнулся в сторону… Я все бью и бью. У "льиса" сошка посреди кожуха, упор не самый лучший, рассеивание пуль большое. Но мне сейчас не важно попасть, важно напугать. Если немцы опомнятся и залягут, нам будет кисло. Втягиваться в позиционный бой смерти подобно.

Не выдержали, бегут! Повернули и нахлестывают коней. Даже те, кто потерял коней, ковыляют в тыл. Очень хорошо! Бегите! Доложите обстановку начальству, попросите помощи артиллерии…

Агент, наконец, добежал. Стоит, хватает ртом воздух. Сую ему пулемет, поднимаю с насыпи перчатку. Без нее отморожение в воздухе гарантировано. Скользим по насыпи вниз – "моран" нас заждался. "Гном" заводится без капризов. Оглядываюсь. Агент забрался в кабину, установил "льюис" на шкворень и держит насыпь под прицелом. Толковый мужик!

Взлетаем. Вижу рассыпанных по снегу всадников. Их менее десятка. Еще двое-трое остались лежать у насыпи – ранены или убиты. Это конный разъезд, высланный посмотреть на странный аппарат, круживший у станции. В моем времени при забросе в "зеленку", вертушка несколько раз присаживалась в разных местах – имитировала высадку. В противном случае "духи" прибегали почти тотчас – система оповещения у них работала как часики. На агента немцы наткнулись случайно, едва не захватив богатую добычу. Сейчас бы на бреющем да над головами! Нельзя – за спиной ценный груз. Случайная пуля – и все насмарку…

К себе добираемся без приключений, даже свои не обстреляли. Не успели выбраться из кабин, как рядом – подполковник.

– Донесение?

Агент передает ему пакет. Контрразведчик прячет в карман.

– Все благополучно?

– На обратном пути наткнулся на разъезд, едва не захватили. Если б не прапорщик… Догадался снять с аппарата пулемет, установить на насыпи… Жизнью ему обязан!

Подполковник жмет мне руку, агент тоже. Никаких высокопарных слов, обещаний век не забыть. Серьезные мужики, немногословные, мне такие нравятся. "Моран" катят в ангар, Егоров приказал закрасить кресты. Я б на его месте не спешил, но штабс-капитану при воспоминании о конвенции становится плохо. В окопы бы его, там бы разъяснили. Ипритом или фосгеном…

Как в воду глядел! Назавтра подполковник и агент снова в отряде. В этот раз агент в форме штабс-капитана.

– Хорошо запомнили дорогу к немцам, Павел Ксаверьевич? – интересуется подполковник.

Киваю.

– Полетите вновь! Высадите штабс-капитана и подождете, пока сделает дело. В этот раз ждать недолго.

В руках агента брезентовый мешок, к которому пристегнут ледоруб. Крепкая ручка, клюв почти прямой, широкая лопатка. Портативная кирка, а не ледоруб. Гор в окрестностях не наблюдается, значит землю рыть. Для чего? Ага! Речь идет о земле меж шпалами…