Преследуя любовь (ЛП) - Мэйсен Кэт T.

— Черт, Алекс, с тобой всегда можно найти отговорку, — Сэмми отстранилась и ушла, захлопнув за собой дверь ванной.

Я быстро переоделся, не желая иметь дело с драмой, которую представляет собой моя жена. Мы больше не трахались, потому что я либо выматывался, когда приходил домой из больницы, либо мои смены сменяли друг друга, и, в общем, я не доверял ей. Вся эта история с ребенком исказила мое сознание.

Мне нужно было убираться отсюда, поэтому я взял ключи и закрыл за собой дверь, готовый преследовать свою радугу.

***

Мой палец прижался к дверному звонку, терпеливо ожидая ответа Адрианы или Шарлотты. Засунув руки в карманы, я стояла, раскачиваясь взад-вперед, желая, чтобы нервная энергия исчезла до того, как кто-нибудь ответит.

Я не сделал ничего такого, за что мне было бы стыдно, хотя я знал, что это лишь вопрос времени, не в силах избавить свой разум от нечистых мыслей, несмотря на обязательства перед Сэмми, но это были всего лишь мысли.

Что с того, что мне нравилось общество Шарлотты? Она заставляла меня смеяться, заставляла на несколько мгновений забыть о существовании мира. Она незатейлива. Мои клятвы все еще были нетронуты. Нет, мне не за что было чувствовать себя виноватым.

Затем она встала передо мной, словно я был в каком-то сне. Она пленила меня, ее красота лишила меня дара речи.

— О, привет, Алекс. Ты в порядке? Ты выглядишь так, будто увидел призрака.

— Привет, Шарлотта… Я…

Черт, мне нечего было сказать. Сейчас было не время для головокружения. Мужик встал. Ладно, я хочу увидеть ее голой, каждый ее дюйм, разложенный передо мной. Ладно, черт, не надо больше мужаться.

Она схватила меня за руку и потянула в гостиную, где сидели ее родители. Она представила меня своему отцу, который просто сказал: «Привет». Ее мать встала и подошла ко мне, а затем положила руку мне на щеку. Как странно, подумал я про себя.

— Un ángel camina entre nosotros, — напевала она, касаясь моего лица.

Ангел ходит среди нас? Что за странные слова.

Я ответил по-испански, сказав «спасибо». Слава Богу, я понял и не выглядел перед ней полным идиотом. Хотя я удивлен, что ее мать здесь, учитывая, что ее родители в разводе.

— Ты понимаешь испанский? — спросила Шарлотта с широкой ухмылкой на лице.

— Да, так бывает, когда ты предпочитаешь учиться, а не играть в куклы со своей сестрой.

Она засмеялась и повела меня в свою комнату, где мы обнаружили Адриану, разговаривающую по телефону с какой-то срочной информацией о вечеринке.

— Привет, Алекс, — Адриана помахала рукой, затем повернулась к Шарлотте, — Извини, что мне приходится любить тебя и покидать. Я нужна поставщику провизии, чтобы выбрать окончательное меню.

— Адриана, ты не можешь просто так оставить своего брата здесь, — закричала Шарлотта, охваченная паникой.

— Конечно, могу. Он компьютерный гик. Мой Mac выдает странные предупреждения о косоглазом парне. На нем все мои песни, и они нужны мне для вечеринки.

Не успел никто из нас ответить, как Адриана исчезла через дверь, как Супермен на крэке.

— Я не компьютерный гик, просто к твоему сведению.

— Ты не похож на гика, — заметила она, направляясь к своему столу, за который села, — Далеко нет.

Я стоял возле двери, не зная, как далеко мне следует зайти. Я никогда не был в комнате Шарлотты, и с любопытством осмотрел все вокруг. Стены были оливково-зелеными, голыми и без каких-либо рамок, кроме фотографий, приклеенных на потолке. С того места, где я стоял, я не мог разглядеть фотографии и увидеть чьи лица были на них, кроме того, что они выглядели так, как будто были сделаны в школе.

Ее двуспальная кровать стояла посреди комнаты с чистыми белыми простынями, несколькими подушками и подушкой посередине с надписью «Спи со мной».

— Хорошая комната, — отметил я, заметив книги на ее тумбочке. Я читал такие же книги в старших классах, — На кого я похожа?

— Алекс… пожалуйста, ты знаешь. Ты был бы слепым, если бы не видел этого.

— Ну, называй меня слепым.

— Ты знаешь, что ты горяч, — сказала она с самообладанием, — Ты умный. Я имею в виду, ты врач! Ты — полный набор.

— Весь пакет? Очевидно, ты плохо меня знаешь. Я не идеален, Шарлотта.

Как я могу даже начать объяснять, насколько я несовершенна?

— Может, и нет, но ты чертовски близка…

Меня осенило, что ее слова были искренними, и я никогда не слышала, чтобы кто-то, кроме моей матери, использовал слова «идеальный» и «Алекс» в одном предложении. Но больше всего меня поразило то, как уверенно она произнесла эти слова, откинувшись в кресле с вытянутыми над головой руками, ни на секунду не сомневаясь в том, что слова вылетят из ее рта.

Шли минуты, а я все не мог отвести взгляд, пойманный на дилемме: мне хотелось ее невинности, ее чистоты, но слова вырвались неожиданно.

— Что твоя мама имела в виду?

— Эти ангельские штучки? Долго рассказывать. Просто легенда, в которую она верит. Не волнуйся, она всегда пытается передать мне свою мудрость. Мне восемнадцать. Разве это не время в моей жизни, чтобы стать дикой? Ну, знаешь, напиться и вытатуировать имя какого-нибудь случайного парня на своей заднице? — она засмеялась, покусывая ручку, пока наблюдала за мной, — Она даже не должна быть здесь. Мои родители пытаются быть дружелюбными. Что-то пытаются уладить с имуществом, которое они унаследовали. Я вроде как отключилась.

— Ты не такая, спокойно ответил я, — Дикая и безответственная.

— Нет, не такая, — она замешкалась, отвлеченная громким криком, который эхом разнесся по всему дому. Голоса были приглушенными, но вскоре я понял, что это ругаются ее родители.

— Алекс, тебе лучше уйти. Это не то, что ты хочешь услышать, — она вздохнула, ее голос был опечален чрезмерным криком.

Шарлотта бросилась на кровать и уставилась в потолок, ее волосы спутались вокруг нее, а по щеке скатилась одинокая слеза. Не думая, я села рядом с ней, убирая прядь волос с ее лица.

— Ты хочешь поговорить об этом?

— Ты не поймешь. Черт, даже я не понимаю.

— Нет, но я выслушаю. Это меньшее, что я могу предложить.

Она вытерла рукавом щеку: — Ты думаешь, я бы уже привыкла к этому, знаешь, что мои родители живут отдельно. Мама здесь, и я должна быть благодарна, что они могут сидеть в одной комнате вместе… — она сделала паузу, словно пытаясь найти нужные слова, — Я просто не понимаю, как можно обещать, что «в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас», что ты будешь с одним человеком. Как можно причинить боль тому, кого ты должен любить? Папа страдает, я знаю, но он слишком горд, чтобы показать это. Мама не понимает. Он все еще любит ее, хотя у него плохой способ показать это. Она смотрит на него не так, как раньше, а может, и никогда не смотрела. Все, о чем она говорит, это прошлое, большой плохой волк, или она называет их темными ангелами. Как они приходят в твою жизнь и крадут то, что принадлежит тебе, твое сердце и душу. Я давно поняла, что это был не мой отец. Не он украл ее сердце… это сделал кто-то другой. Она так и не отпустила его, и теперь мой бедный папа… — она запнулась.

— Шарлотта, если этому не суждено быть, то, может быть, твоему папе будет лучше. Дай ему шанс найти кого-то, кто полюбит его так, как он заслуживает любви.

Она поспешно садится, опираясь на локти для опоры, и смотрит на меня слишком яркими глазами: — То есть, ты хочешь сказать, что это нормально — давать такие обещания, надевать кольца друг другу на пальцы, давать клятвы перед Богом, семьей и друзьями, только для того, чтобы уйти, когда появится что-то лучшее?

Сидя так близко к ней, я не мог не чувствовать непреодолимую потребность прикоснуться к ней, обнять ее. Ее честность и сострадание поразили меня. Она носила свое сердце на рукаве, и я хотел лишь одного — вложить его в свои руки и пообещать, что буду беречь его до конца своих дней. Когда ее большие карие глаза смотрели на меня, мое сердце начинало колотиться, но не потому, что я боялась, а потому, что это было правильно, и только это было самым страшным. Она привила мне честность, и у меня не было выбора, кроме как выразить то, что я чувствую — как она заставила меня чувствовать.