Время грозы - Юрий Райн

самая «Ява».

Опять Максим, рассердилась она на себя.

Сунула в мусорное ведро бесполезную пачку, снова устроилась у окна.

Рассвело.

Спустя некоторое время в их тихом, зеленом и в этот час пустынном дворе появилась мужская фигура. Человек свернул с тротуара на детскую площадку, присел на краю песочницы, зажег сигарету, неторопливо выкурил ее, встал и направился к подъезду.

Саня вернулся.

Людмила изо всех сил зажмурилась. И заставила себя не заплакать.

29. Среда, 21 августа 1991

Джек Макмиллан испытывал острое недовольство собой. С ним это случалось. Нечасто, но случалось.

Подавить, скомандовал он себе. Некогда рефлексировать. Дел в Поселении много, и те, что обычно Устинов берет на себя, сейчас придется проворачивать ему, Джеку. Необходимо сосредоточиться.

А сосредоточиться как раз и не получалось. Оттого и недоволен собой. Круг.

Макмиллан постучал карандашом по столу. Нет, мысли сами собой текут. Что ж, пусть протекут до конца.

Парадоксально, подумал Судья. Вот Устинов — свободный человек. Поистине свободный. Как может быть свободным бывший офицер-боевик, бывший бармен, ныне — тайный агент русского правительства? Оказывается — может. Именно так — через испытание полной несвободой, через следование уставам, регламентам, кодексам и приказам — достигается подлинная свобода. А суть ее — опять ответственность. На другом уровне осознания всей этой конструкции.

И еще парадокс. Появился Устинов, встал с ним, Макмилланом, рядом. Сделалось легче. Появилась возможность расширить дело. Даже Второе Поселение начали планировать. И вот — столько забот навалилось, что порой вздохнуть некогда.

Ну и понятно. Чем больше делаешь, тем больше несделанного обнаруживаешь.

Тоже мне парадокс, скривился Джек.

Все, работать пора. С «Шепардом» связаться сегодня. Финансирование со стороны все еще необходимо, до полной независимости — как минимум год. А русские теперь помогают неохотно. Значит — американцы.

Судья вздохнул. Не любил он этим заниматься. Просить — нет хуже. Как у Извековой — Горетовского в романе: не верь, не бойся, не проси.

Это правильно. Но — приходится просить.

Все. Он взглянул на терминал. Разведчики реголита вышли на поверхность, тут порядок. Вокруг второго генератора копошатся механики. Профилактика. Тоже порядок. В родильном модуле тишина. Окей. В яслях шумно. Ну, еще бы. В пищевом отсеке чернокожий кубинец по прозвищу Мачо любезничает с рыжей красоткой Агатой. Прямо под камерой, и ведь знает об этом. Ладно, пусть.

К делу.

Слегка хрипнул динамик. Моник Валле, оператор связи, деловито произнесла:

— Судья, вы у себя? Устинов вызывает.

— Соединяйте, — ответил Макмиллан.

Он насторожился. Что это, уже соскучился? Только позавчера ведь улетел.

— Перевожу вызов, — бодро чирикнула Моник.

— Джек, — прозвучало из динамика. — У нас новости.

— Доброе утро, — проворчал Судья.

— Ага, — откликнулся русский. — Слушай. Во-первых, Чернышев при смерти. Сердце. Оценивай, анализируй, делай выводы. Во-вторых, Горетовский… Не знаю, как объяснить. В общем, он попал в аварию, жив-здоров, но что-то в нем сдвинулось. В его… этих… характеристиках, ну, ты понимаешь. Профессор измерял, подсчитывал… Я сейчас от него говорю, от Макса. Он в лес собрался, говорит, гроза будет. Трудно сказать, будет ли, но он уверен. Ты меня слышишь, Джек?

— Слышу. Чернышева жаль. О последствиях подумаю. Вместе подумаем. Вдвоем.

— Возможно, втроем, — поправил Устинов. — Даже вчетвером. С Максом и Наташей. Нет, впятером. Плюс Румянцев. У Макса настроение — пан или пропал, понимаешь?

— Не понимаю. Что это значит?

— Тьфу, нерусь… Это значит — ва-банк. Или у него сегодня все получится, или он бросает это дело. И вот тогда я хочу затащить его к тебе. К нам. Ты как?

— Положительно, — коротко ответил Судья.

— Я так и думал. А профессор, предупреждаю, на тебя зуб точить будет.

— Опять не понимаю, — сухо сказал Макмиллан.

— Ну, тобой заниматься захочет. Не Максом, а тобой, понял?

— Понял. Он сумасшедший, ваш профессор.

— А то ты нормальный, — хохотнул Устинов. — Ладно, далеко не пропадай, свяжусь с тобой. Пока.

— Конец связи, — дежурно отозвался Судья.

Нервозен Устинов, отметил он про себя. Серьезно у них там.

Ему вдруг остро захотелось побывать в этой их Верхней Мещоре. Слышал много, всегда как-то пропускал мимо ушей, а теперь вот — захотелось. Ну, когда-нибудь… В зависимости от того, что сегодня у Горетовского получится.

Да, этот человек, пожалуй, стал бы приобретением для Поселений. И его женщина — тоже. Пожелать ему неудачи? Чтобы окончилась ничем его последняя попытка?

Нет, качнул головой Джек. Уж я-то все понимаю. Как, наверное, никто.

Он услышал, словно наяву, те давние звуки: лязг металла, варварское завывание труб, дикие крики людей и животных.

Я — понимаю, повторил он про себя.

Тщательно одевшись, Судья покинул свою комнату. Быстро прошел коридорами жилого модуля, безлюдными в этот утренний час, повернул было к узлу связи, но передумал и направился к лифтам.

Площадь Созерцания тоже пустовала. Макмиллан встал на краю, посмотрел на Землю. Очертания континентов и океанов просматривались хорошо, но всю восточную часть Европы укрывала густая облачность.

Нет. Несмотря ни на что — удачи ему. Good luck, Максим.

Судья развернулся и двинулся к выходу.

­— Моник, — на ходу позвал он в укрепленный на воротнике микрофон. — Свяжитесь с «Аланом Шепардом». Подтвердите мой визит. Сегодня. Через полчаса стартую. Пусть ракетолет будет готов. И отслеживайте меня. Весь день. Если сообщения от Устинова ­­— немедленно переадресовывайте. В закрытом режиме.

30. Среда, 21 августа 1991

Вот и все. И не попрощались толком. Садясь в автомобиль Румянцева, Максим лишь кивнул коротко.

Внедорожник вырулил на набережную, свернул влево — через Центр поедут, машинально отметила про себя Наташа, — и скрылся из виду.

Через Центр — это значит, что четверть часа в запасе есть. А то и больше.

Она постояла минутку, потом вывела из гаража свой «Нагель» — пора бы поменять авто; все так или иначе закончится, тогда поменяю; Господи, о чем я? ­— вернулась в дом и стала одеваться. Серые кроссовки, серые походные брюки, ковбойка, серая ветровка.

Села в гостиной, зажгла сигариллу. Раньше курила совсем редко, а теперь вот — все больше и больше.

Затянулась, выдохнула дым, задумалась.

Накануне вернулись из Нижней Мещоры еще засветло. Максим ехал с профессором, Федор сел к Наташе. Напряженно молчал половину дороги, затем спохватился, потребовал пустить его за руль — ну да, она же ночь не спала, — и до самого дома развлекал рассказами о