Держись, сестренка! - Анна Тимофеева-Егорова

Но вот у причала косы Чушка Борис Страхов заметил паром — с него сползал паровоз с вагонами. На платформах под брезентом, судя по очертаниям, танки, орудия, автомашины, в крытых вагонах, скорее всего, боеприпасы. И только ведущий перевел свой самолет в пикирование, как несколько зенитных батарей одновременно рванули небо мощным залпом. Летчики не дрогнули, а продолжали свое стремительное движение на цель, ведя огонь из пушек, пулеметов, выпуская эрэсы. С малой высоты штурмовики сбросили стокилограммовые бомбы со взрывателями замедленного действия. Через двадцать две секунды их взрыватели сработали, и ослепительное зарево закрыло всю косу Чушка.

Когда группа возвращалась домой, уже над Черным морем летчики увидели, что машина их ведущего сильно повреждена и идет со снижением. Видимо, и Страхов был ранен. Радио молчало. И вдруг из-за облаков выскочили четыре «фоккера». Как шакалы, они набросились на самолет ведущего. Он резко взмыл, возможно, хотел пропустить гитлеровцев вперед да сам атаковать, по самолет уже был неуправляем и с креном опустился в морскую пучину.

Так не стало Бориса Страхова, белокурого парня из Горького, командира первой эскадрильи. В полку переживали гибель Бориса, но тяжелее всех — его друг Ваня Сухоруков. Иван похудел, осунулся и все свободное время сидел у могилы друга.

Совсем недавно, как поощрение, Иван получил разрешение на поездку к себе на родину. Перед отъездом по секрету он сказал мне, что едет жениться на подруге детства и взаимообразно попросил у меня шинель, так как у него была очень старая, солдатская. Мне же перешили в мастерской военторга шинель из хорошего сукна.

— Ну, раз жениться едешь, — согласилась я, — бери! Ивана не было в полку десять дней, а когда вернулся, то почему-то старался не попадаться мне на глаза. В чем дело, недоумевала я и решила «допросить» Бориса Страхова. Боря как-то помялся, а потом сказал:

— Понимаешь, дело тут очень деликатное. Пожалуйста, не говори никому…

Оказалось, что Иван приехал домой, а его подруга в это время ушла на фронт. Свадьба не состоялась. Земляки, когда отпуск Ивана окончился, преподнесли в подарок для его друзей, летчиков-фронтовиков, четверть самогона-первача:

«Уж не осуди. Чем богаты…» Иван всю дорогу берег огромную бутыль, завернув ее в мою «фирменную» шинель. От Краснодара до аэродрома он добирался на перекладных, и вот уже в последней машине шофер так тряхнул своих седоков, что они все повылетали из кузова и сильно ударились о землю. Все остались живы, только вот Иван немножко пострадал: четверть с самогоном разбилась. Понятно, крепкий самодельный напиток пропитал шинель. По приезде Иван выстирал ее и повесил сушить где-то за станицей, на огородах.

— Вот как высохнет, он ее отутюжит и принесет тебе, — серьезно закончил Борис, а мне вдруг стало так смешно: я представила Ивана, летящего из грузовика с бутылью, завернутой в мою шинель. И я предложила:

— Уж ладно. Шинель мне прядется просить у командира батальона новую, а эту, так и быть, подарю Ивану — пусть напоминает о подарке земляков…

Так оно и чередовалось в нашей фронтовой жизни: редкие минуты молодого веселья, разрядки и боевые вылеты, атаки…

В один из дней меня вызвали на КП полка и приказали вести четверку штурмовиков опять на эту косу Чушка, на штурмовку только что переправившегося через Керченский пролив резерва пехоты и техники врага. Я попыталась отказаться от роли ведущего и робко попросила командира полка разрешить мне лететь в качестве ведомой.

— А кто, по-вашему, должен вести группу? — спросил, глядя на меня в упор, Михаил Николаевич. — Осталась од-па необстрелянная молодежь. Погибли Усов, Степочкин, Зиновьев, Тасец, Пашков, Балябин, Мкртумов… Обгорел Бугров. Тяжело ранен Трекин. Ну кто, кто, по-вашему, поведет летчиков на боевое задание?..

Командир полка отвернулся, протирая глаза прямо перчаткой, и тогда, быстро повторив задание, я выскочила из землянки.

— В такую погоду да на такую цель только смертников посылать… — проворчал пилот Зубов, узнав о вылете.

Вместо того чтобы разъяснить задание, как-то успокоить летчика, я вдруг резко приказала:

— Всем по самолетам! Бегом!..

Не выдержала, сорвалась…

После взлета все мои ведомые пристроились ко мне, заняв каждый свое место в строю. Зашла за истребителями сопровождения; они почти всегда стояли ближе к линии фронта, а мы, штурмовики, подальше. Взлетела четверка Ла-5.

Я знала, что лететь к цели на косу Чушка по прямой — через лабиринт зенитных батарей — невозможно. Решила действовать глубоким заходом со стороны Азовского моря. Низкая облачность работала на нас. Но пока мы летели над плавнями и морем, минуты показались вечностью: ведь любая неисправность в моторе или повреждение самолета — это бесследная гибель экипажа.

В окнах облаков виднелась песчаная отмель — Чушка. Смерть вокруг. Она может вынырнуть из облаков пикирующим «фоккером», а может с земли — зенитным снарядом, шальной пулей…

При подходе к цели попали под сильнейший зенитный огонь. Оглянулась назад — ведомые па местах. «С зенитками надо хитрить, — вспомнила слова моего командира эскадрильи Андрианова, — иначе непременно окажешься подбитым или сбитым. Лучше бы вовсе не связываться с ними, а уж если бить, то ту, которая стоит поперек дороги, загораживая цель…»

Готовлюсь к атаке: раскачиваю самолет, меняю высоту, скорость. Ведомые делают то же самое.

Проскочили первый пояс противовоздушной обороны, проскочили второй… Вот она — цель! Коса Чушка тянется на 18 километров и похожа на насыпь недостроенного моста через Керченский пролив. На этой узкой и плоской песчаной полосе, обмываемой двумя морями, столько фашистской нечисти собралось, что не видно и самой косы — машины, орудия, танки, люди…

Пикируем. Сбрасываем бомбы, бьем из пушек и пулеметов. Выводим над головами гитлеровцев, набираем высоту — и стремительно опять в атаку. Вижу, как горят машины, что-то взрывается. Пехота бежит, танки ползут в разные стороны, давят своих же солдат. Так вам, сволочи, за все наше горе!..

Боеприпасы на исходе. Я развернула самолет в свою сторону, домой. Оглянулась — все ли со мной? — и противный холодок пробежал по спине, затем стало жарко, во рту сразу пересохло: нет самолета Зубова… Где он? Как же так? Сбили летчика, а я и не заметила…

Нас осталось трое, да четверка истребителей сопровождения чуть в стороне вела бой.

И вот лечу, а сама все на землю смотрю: может, где увижу самолет Миши Зубова? Как же так?.. Еще и накричала на него перед боем… Только перелетели линию фронта, смотрю, недалеко от плавней лежит на бугорке штурмовик:

хвостовой номер «23» — это Зубов! Он и воздушный стрелок вылезли из кабины на крылья самолета и машут, машут нам, стреляют из ракетницы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});