Синица в руках - Борис Петров

заботился о тебе в детстве?

— Я все помню, мама! И вашу доброту и то, как вы меня продали! — уже не сдерживаясь, воскликнула Саша, когда на ее коленях встрепенулась, изогнув спину и втыкая когти ей в ноги кошка. Саша шумно выдохнула и медленно стала гладить кошку, ей было дурно от этого разговора, бессмысленного по сути и смертельного в сухом остатке. Назад пути больше не было, она давно приняла решение, не видя понимания со стороны родных.

— Господи! Да как же ты с матерью разговариваешь? Да разве мы с отцом для тебя ничего не сделали? Мы тебя не любили, не заботились о тебе? Мы ничего для себя не просим, но мы думаем о будущем твоих сестер, наших внуков, — вновь принялась раскручивать свой любимый маховик жертвенной риторики мать, изображая лицом невообразимую гримасу горькой обиды и испепеляющей ярости.

— Ой, ну хватит, мама! Хватит уже прибедняться! Да разве это Эльдар все создал? Разве это он, а не отец положил все, ради нашего достатка, пропадая сутками на работе? Прекрати, мама!

— Доченька моя, — ласковым, чарующим голосом проговорила мать. От ее голоса вздрогнула даже кошка, еле слышно прошипев на гостью.

— Ты же не знаешь, что мне пришлось пережить. Думаешь, твой отец не бил меня? А я терпела, терпела — ради вас, потому что мои родители воспитали меня правильно, я уважала своего мужа, если он бил, значит я это заслужила.

— Ой, вот только не говори, что вы были ко мне слишком добры, а я выросла неблагодарной дрянью! — истерично расхохоталась Саша, представляя, как тонкая высокая фигура отца противостоит мощи ее матери. — Мама, я не вернусь к Эльдару, прими это, и давай закончим, нам больше не о чем говорить.

— Тебе больше не о чем говорить со своей матерью? Господи, значит я что-то сделала в своей жизни не так, раз ты меня так наказываешь!

— Ну, прекрати, мама! — с нажимом сказала Саша. — Оставь этот театр для других.

— Я не заслужила того, чтобы моя дочь, любимая дочь! — она повысила голос.

— И хамила мне! Так ты еще придешь извиняться, придешь! Когда поймешь, чего стоит твой уголовник! А я приму тебя, приму — ведь я же люблю тебя! Ты моя любимая дочь!

Саша горько усмехнулась, вспоминая, как на нее повесили все хозяйство, после рождения этих двух принцесс, которых мать готовила для замужества с высокими видами.

— В моем доме я не позволю оскорблять моего сына, — Алия Каримовна, вынужденная свидетельница их разговора, вошла в комнату, властно глядя на гостью.

— Вам пора уходить.

— Не беспокойтесь, уйду, уйду. А ты, — мать встала и наставила толстый палец на Сашу, — Ты пожалеешь, горько пожалеешь. Запомни, материнское слово, запомни!

Шумно дыша, она быстро вышла из комнаты. Когда дверь хлопнула, Саша вся обмякла и закрыла лицо руками, сухие глаза уже давно выплакали все, и теперь только догорали угольками горечи потухшего костра обиды и досады, ненависти и любви.

Входная дверь открылась, и в сенях послышались другие шаги, ровные, четкие, как ходят солдаты на параде. В комнату вошел ее отец. Высокий, уже почти совсем седой мужчина с тонкими, как у Саши, чертами лица.

— Здравствуйте, Алия. Я могу поговорить с дочерью? — спокойным голосом спросил он. Алия утвердительно кивнула, и скрылась на кухне.

— Здравствуй Саша.

— Здравствуй, папа, — прошептала Саша, с надеждой глядя на него.

— Я не буду тебя мучить, — он пододвинул стул и сел рядом с ней, расстегивая ворот старой дубленки.

— Ты его любишь?

Отец смотрел на нее строгими, как всегда, но любящими глазами, ловя в ее покрасневших опухших глазах искры надежды и любви к нему.

— Да, папа очень сильно.

— Хорошо, пусть так и будет. За развод не беспокойся, устроим все быстро, ты больше никогда не увидишь Эльдара.

— Папа, он несчастный человек, не делай ему ничего, пожалуйста, — прошептала Саша, зная характер отца.

— Он обидел мою любимую дочь. Не проси меня забыть это, не проси, — он обнял ее и поцеловал в лоб. — За мать не беспокойся, я с ней поговорю.

— Спасибо, папа.

— Про твоего жениха выясню. Вы же собираетесь пожениться? — она часто закивала. — Сегодня поеду к прокурору, не беспокойся, все будет хорошо. Я уверен, что он честный парень, ты не могла бы полюбить другого.

Он склонился и еще раз поцеловал дочь в лоб, Саша схватила его небольшие крепкие ладони и прижала их к своему лицу.

— Ладно, мне пора. Как будут новости, я заеду, или Виктор подъедет, — он вышел из комнаты.

— Алия, спасибо Вам и будьте здоровы.

— До свидания, Рашид, — Алия вышла проводить гостя. — И спасибо Вам за участие.

— Не благодарите впустую, пока ничего не сделано.

Он вышел из дома, бесшумно закрыв за собой дверь.

Вечером приехал Миша. Когда он вошел в дом, все вокруг наполнилось запахами фабрики, кисло-сладким железистым вкусом, который прочно ассоциировался у Саши с отчаяньем. Она находилась уже третью неделю на больничном, и желания возвращаться не было. Миша старался держаться бодро, не желая показывать свою черную тоску, построенную из частей стены, которую он пытался разрушить. На него смотрели полные надежды и, в то же время, разочарования, глаза двух разных женщин, ставших так похожими за это время.

— Вот! — грозно потряс он папкой, — я собрал, наконец, характеристики на Марата. Даже из части прислали. Пусть теперь только попробуют, пускай попробуют не принять это во внимание.

— Мишенька, ну что ты стоишь, проходи, — засуетилась Алия Каримовна.

— Да ну что Вы, я на минутку всего, — нерешительно потоптался Миша.

— Ну как это на минутку? Ну, мы же тебя ждали, — она заставила его раздеться и пройти на кухню.

Пока гостю не было дано все, что приготовила радушная хозяйка, Алия Каримовна не позволяла ни себе, ни Саше, ни ему говорить о Марате. Было что-то в ее ритуале от дальних предков, ушедших в своей жизни далеко-далеко вглубь веков. Когда гость поел, раскрасневшийся, сытый, только тогда она стала аккуратно пытать его вопросами.

— Ты же завтра к прокурору идешь, да?

— Да, завтра в десять по записи. Со мной хотели многие пойти, но нельзя, только одному, — Соврал он, не желая передавать, то равнодушие к судьбе ее сына, которое царило внутри фабрики.

— Ну, одному-то и лучше. А то столько народу набежит, а каждый сказать захочет? Нет, так нельзя, — согласилась она, с благодарностью глядя на него и понимая, каких трудов ему сейчас стоит держаться уверенным и обманывать ее, давая маленькую, но надежду.

— Говорят, что следователя из Уфы вызвали, надеюсь, что тому идиоту!

— Миша