Тихоня для Туза - Ольга Николаева

в то горло кусок попал…

– И все? Просто домой забрать? Она ж не собачка, чай. Просто так у себя не поселишь. – Дядя Коля опять переключился на Тихона. Слава богу, меня больше не стремился напоить.

– Причем тут собачка? Если ей понравится так жить, можно и пожениться… Ик!

Понятно. Слабак. Тихон банально напился дяди Колиной наливкой!

– Больше ему не давайте свое снадобье! Хватит! – Хитрый пожилой сводник уже тянулся со своей аккуратной бутылочкой к стопке. Пришлось рукой закрывать, чтобы даже не думал о добавках.

– А че так? Смари, твой женишок-то, видишь, только-только разговорился. Даже пытать особо не пришлось…

Он хитро и довольно улыбался в густые белые усы.

– А мне зачем такие откровения? Завтра проснется, протрезвеет и все забудет!

– Не забудет. Свидетелей много. Если что – освежим в памяти. – Тем не менее, бутылек он спрятал в нагрудный карман. Послушался.

– Стеф, не бузи! Ты, когда улыбаешься, намного приятнее!

Тихон уже покачивался на стуле и по-идиотски улыбался. Глаза блестели и, кажется, смотрели в разные стороны.

– Ты сейчас со мной разговариваешь или со стенкой? Не могу уловить твой взгляд.

– Я тебя и с закрытыми глазами вижу! Не парься, Стешенька! – Качнулся в мою сторону. Кажется, хотел обнять. Но промазал…

– Да, парень… Я думал, ты крепче… – Дядя Коля, несмотря на свой преклонный возраст, проворство и скорость не потерял: успел поймать Тихона за майку и даже удержать.

Подозрительный треск ткани подсказывал, что эта устойчивость Тихона – совсем ненадолго.

– Ужас. Я не видела ни разу, чтобы человека так срубало. Что вы ему туда насыпали, дядя Коля? Он хоть выживет?

Мы теряли Тихона. Он просто оплывал и уплывал куда-то, счастливо улыбаясь.

– Ой. Наверное, не тот бутыль взял. У меня одна оставалась, неразбавленная. Вот я пень старый! – Старик хлопнул себя ладонью по лбу… Но как-то очень ненатурально. Кто-то явно хотел меня обмануть.

– Он хоть не умрет от этой дозы?!

– Нет. Уснет сейчас. А проснется – как младенец! – Дядя Коля уже поднимал нашего гостя, взваливал себе на плечо.

– Такой же тупой, что ли? Потеряет память, мозги и остатки воспитания? Будет пускать пузыри и гадить под себя?

Тихон, конечно, гаденыш вредный. И обидел меня, причем не раз. Но терять его – как-то я была не готова. Привыкла, что ли, к его гадости и вредности? В чем-то более «высоком» себе признаваться не решалась.

– Ничего с ним не станется. Простуду выгнали. А дурость – это ж не лечится. Если она есть, то останется. А если нет – и дальше не будет.

– А куда вы его несете?

Будущее Тихона показалось очень странным и туманным. С дяди Коли станется и выбросить его в подъезд, прямо так – босиком, в майке и трениках. Наблюдала пару раз, как вылетали наружу нетрезвые гости некоторых соседей…

– Спать положу. Умаялся ж, бедный. Пускай отдохнет.

Понять бы, что им двигает, моим загадочным защитником. И отчего он воспылал любовью к Тихону…

– Стефа, а что с ним? Назюзюкался? – Кирюха все это время внимательно наблюдал за происходящим. Молчал, не вмешивался, не комментировал никак. И это тоже было подозрительно…

– Это его совесть мучает, Кирюш. Видишь, как плохо становится людям, когда они поступают нехорошо?

– Дядя Коля ему совесть, что ли, налил? Из своей волшебной бутылочки?

Рука-лицо. Рановато я заговорила с племяшом о таких высоких категориях.

– Нет. В бутылочке – гадость. И ее нельзя пробовать, никогда! Понял?

– А совесть где тогда?

Черт. Вот теперь же никогда не отвяжется! Будет требовать пояснения! А где их взять, если я сама не знаю, где у Тихона находится совесть?!

– Давай, дождемся Наталью Владимировну? И вместе спросим? Я не умею объяснять, как она.

– Так и скажи, что сама не знаешь!

Пришлось признаваться:

– Да, малыш, я реально не понимаю, что случилось с Тихоном. Наверное, он устал. Выспится у дяди Коли, придет в себя, тогда мы с ним и пообщаемся. Хорошо?

– Хорошо. – Кирюха серьезно и деловито кивнул. – А он правда хочет на тебе жениться, Стеф?

Ну ё-моё! Только успела расслабиться, решив, что допрос окончен… Пришла еще одна беда, откуда не ждали!

– Не думаю. Так просто люди о сложных вещах не говорят. И вообще, Кирюх, у нас там продукты в пакетах валяются. Нужно срочно разбирать, раскладывать в холодильник!

Хитрость, слава всем богам, удалась: вкусности смогли отвлечь ребенка от высоких и сложных материй.

Когда Тихон успел напихать в тележку игрушек, да еще и оплатить их – я так и не поняла. Но Кирыч был откровенно счастлив. И, кажется, даже немного перестал дуться на Тихона.

Еле уболтала племянника, что пора умываться и ложиться спать. Он все мечтал дождаться явления Тихона перед наши ясные очи.

Несколько раз он заглядывал в комнату к дяде Коле и расстроенно возвращался ни с чем:

– Дрыхнет. Не хочет вставать!

– Ну, пускай отдыхает человек. Не храпит хоть?

– Не. Только ногой дрыгает и нос морщит.

Тут же перед глазами встала умильная картина спящего «малыша». Я такую наблюдала каждую ночь в последнюю неделю. Привыкла, кажется… Захотелось посмотреть на него еще раз, одеялком прикрыть… Еле удержалась.

– Вот и ты иди укладывайся, мой дорогой. Бери пример с взрослых дяденек.

Милана опять задержалась на смене. Похоже, ей долго придется отвыкать от переработок – несколько лет жизни в таком режиме не могут не давать о себе знать. Пыталась уговорить, чтобы все бросила и бежала домой – нет, не смогла. Сменщица заболела, сестренка осталась за нее до утра.

Кирюшка плохо укладывался – тоже привык к другому месту, и теперь на своей родной постели ему было то слишком жестко, то жарко, то чересчур темно. На часах была половина второго, когда он, наконец, угомонился…

А ко мне сон вообще не шел. Слишком много событий за день, которые не успела переварить. И Тихон – слишком много Тихона было сегодня. И накануне, кстати… И – нет, не слишком. Ровно столько, сколько надо бы. И как дальше жить, когда его станет меньше?!

Ответ пришел, откуда не ждали.

Дверь медленно, очень медленно приоткрылась. Как я могла забыть повернуть замок на ночь? Не все соседи у нас такие добрые и милые, как дядя Коля. Сердце заколотилось в панике…

В тонкой полоске света проявилась одна мужская нога. Вторая. Чуть выше светились цветастые семейные трусы. До самых колен болтались.

Трусы – дяди Колины. Ноги – Тихона. Сердце слегка успокоилось. Но все равно, было стремно: а вдруг он еще и лунатизмом с похмелья страдает?!