Ускоряющийся - Михаил Рашевский

Лает собака, визжит свинья, в распахнутые ворота вбегает народ, но в большинстве своём просто мешается под ногами. Кричит какая-то женщина, уже начала причитать. Такое горе завсегда за душу берёт. Огонь — уничтожитель, в таком амплуа он страшен. Из вёдер с размаху забрасывают воду на крышу, но она даже не долетает. Соседка по участку, надрываясь, тащит у себя через огород шланг, подсоединённый к трубе. Только-только расконсервировали, только-только сажать овощи начали. Кричит, зовёт на помощь, к ней лезут через забор. Гвалт, шум, суматоха и неразбериха. Где-то невдалеке воет сирена и раздаются клаксоны: пожарные спешат на помощь, но увы, скорее всего застряли перед той самой ямой.

Пара мужиков притащили откуда-то небольшой бревно и, как-то сумев быстро договориться, с разбегу саданули им в дверь летней кухни. Гуп! Приветственные крики толпы: ура! Взятие замка! К чёрту дверь! Кто-то уже кричит: «Дава-а-ай!» Кто-то под шумок потащил к выходу подвернувшийся под руку колун.

Дзынькнуло стекло — это запустили в окно летней кухни поленом. Ломать — не строить. Оправдать всё можно, если цель — спасти людей. Только вот думать надо прежде, чем делать. Дым над горящим домиком словно присел чуток, а потом внутри что-то ухнуло — и над крышей взметнулся алый султан огня. Сверху на людей посыпались осколки раскалённого и расколотого взрывом шифера. Вой, паника, столпившийся народ повалил прочь, давя всех, кто упал или кого свалили. Многоголосый вопль и смех, свист.

— Ай-и-и, — сгорели заживо! — запричитала какая-то баба, ей вторила собака.

Дима не поддался общей панике, хотя в груди что-то оборвалось, заскребло ледяными когтями. В толчее он перешёл в ускоренное состояние и выдернул из кинувшихся наутёк трёх подростков, оттащив их бесцеремонно за шкирки к забору. А потом, посекундно смотря вверх, короткими перебежками подобрался к раскуроченному окну. Изнутри вырывался пушистый серый дым, но вылетал он сверху, нижняя часть окна была лишь в лёгкой серой дымке. Запечатанный домик не давал притока кислорода, там огонь наверху и тлел, зрел. А когда разбили окно — внутрь ворвался воздух — и огонь рывком разгорелся. Внизу же, насколько было видно, пламени ещё не было. Зато была видна кровать, на которой в груде одеял лежали двое. И один из них сейчас протянул руку к окну, словно моля о помощи.

Диму захлестнуло волнение.

«Ну же, ну, вот же он — шанс! Шанс спасти человека, а то и не одного. Промедлишь, пока приедут пожарные, можешь не успеть! Меньше думай, быстрее действуй. С каждой секундой!..»

Не стал додумывать, сорвал с себя рюкзак, вышел на несколько секунд в нормальное состояние, чтобы всучить рюкзак какой-то женщине, туда же — куртку. Потом окунул в ведро с водой шарф, обмотал им голову. На него близ стоящие люди смотрели как на полоумного.

— Эй, паря, ты чё? — изумлённо поинтересовался какой-то мужик. — Не дури!

«Гуп!» — опять врубилось бревно в дверь. Да что она, сейфовая, что ли?

Дима как-то странно себя чувствовал. Почти так же, когда шёл на самоубийство: вот он он, а вот ещё один он, только сбоку и сверху. Он сидит в том, что «вне» и с удивлением следит за тем, что «внутри». Он не руководит телом, а лишь подсказывает, что делать. Тот, второй, «внутренний», подхватил обломок деревяшки и, ускоряясь в беге, рванул к горящему домику. За секунду расчистил окно от осколков, протолкнул с усилием мешающие влезть деревяхи — и сиганул внутрь.

— Батюшки святы! И этот сгорел! — разнеслось над пожаром.

Тот, что был «вне» с тем же ускорением прыгнул за телом, и внутри они соединились воедино.

Дима глянул наверх — и закричал от страха.

Глава 8

Семейные разборки

Все люди мира разделяются на тех, кто в отсутствие пожарных тушит огонь, всё же не забывая о собственной жизни — и на кучки пепла. Дима вдруг понял, что он только что с первой категории плавно прыгнул во вторую.

На него смотрели сотни огненных глаз, пробивающиеся сквозь дымное лицо. Так ему показалось на первый взгляд. Да, это было бы даже красиво, если бы не было ужасно. Только сейчас Дима понял, что, по сути, прыгнул в костёр.

За те пару секунд, что угробил на крик и ужас, до него с запозданием всё же долетела мысль, от которой упорно отбивался всё то время, пока метался по двору. И мысль была одна: «Ты ничего не учёл!»

О да, это действительно было так. Все мы сильны задним умом. До всех, бросающихся очертя голову в опасность, доходит, что эта опасность не стоит того, чтобы в неё вот так кидались, когда уже поздно что-то менять. Когда уже нет времени над этим думать. И, как оказывается, ничего не меняет тот факт, что ты можешь секунду растянуть в семьдесят пять раз. Западня остаётся западнёй, когда захлопывается.

Второй раз Дима сам прыгнул в лапы Смерти. Второй раз по глупости. И опять же — второй раз нужно было лихорадочно быстро решать, что делать и как выкарабкиваться.

Он действительно ничего не учёл.

Не учёл температуру. То, что жар не так чувствовался, когда он подбегал к окну проверить обстановку, объясняется тем, что разгоравшийся пожар был по ту сторону ската и не распространился так близко, чтобы жар огня стал настолько ощутимым. И, отдавая женщине кожаную куртку, дабы она не мешала двигаться, он поступил очень опрометчиво: кожа всё-таки хорошо огню противостоит. Да, на нём сейчас была джинсовая рубашка, плотная, настоящая, фирменная, а не китайская подделка. И ноги — тоже в Lee. Но всё же — пекло ощутимо. Кошмарная температура, которая ощущалась внутри комнаты, правда, главным образом действовала на лицо, шею и кисти рук. Пока ещё ничего, терпимо, словно в сауне, но ещё полминуты-минута — и пиши пропало. Огонь, рвущий на части чердак и трещоткой лопающий шифер над головой, через открытый лаз наверх стал проникать внутрь комнаты.

Не учёл дым. Когда заглядывал в окно, то комната была в пелене, а сам дым толстыми серыми космами плыл под потолком. Но теперь, после того, как окно разлетелось на осколки, внутрь устремился воздух, расталкивая дым во все стороны. Изнутри дым выпирался огнём, снаружи — воздухом. Минисмерчи, протуберанцы, пласты дыма сплошным потоком устремились во все стороны. Львиная доля его вылетала в окно, но сверху, от открытого огня давило, и давило сильно. Дым почти полностью укрыл всё внутреннее помещение домика, оставив только у самого пола невысокий слой относительно чистого воздуха. Впрыгнув внутрь и поняв, куда он попал, Дима закричал и сдуру со всего маху вдохнул гарь. Хорошо, что концентрация угарного газа у пола была маленькой, да и сквозь два слоя мокрого шарфа его пробилось и того меньше, иначе Диме тут же пришёл трындец. Горечь пристала к горлу, заскребла когтями, заставляя кашлять. Но каждый кашель вызывал желание вновь вдохнуть поглубже. После третьего Дима стиснул зубы, перебарывая судорожное желание выхаркать щекотку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});