Перенастройка. Россия против Америки - Игооь Лавровский

Даже в момент максимального роста сырьевых цен российские компании были сильно недокапитализированы по сравнению с зарубежными аналогами. По мнению западных наблюдателей, «единственное разумное объяснение заключается в том, что рынок готов к тому, что российские нефтяные компании будут систематически грабиться инсайдерами»[47]. С нашей точки зрения, есть по крайней мере еще одно «единственное разумное объяснение» — отсутствие у российских сырьевых компаний тех рычагов влияния на мировую энергетическую ситуацию, которые есть у их американских и англо-голландских аналогов, давно уже превратившихся в своеобразные частные «главки» и «производственные объединения» при министерствах энергетики своих стран. Поэтому при прочих равных условиях оценка рисков их будущего всегда будет превышать оценку риска их конкурентов и, соответственно, они будут проигрывать в капитализации.

Неожиданным критиком рыночного фундаментализма оказался один из его адептов — Джордж Сорос. Он пишет: «Рыночный фундаментализм берет корни в теории совершенной конкуренции, первоначально предложенной Адамом Смитом и развитой классическими экономистами. В послевоенный период он получил мощную поддержку в результате неудач коммунизма, социализма и других форм государственного вмешательства. Эти стимулы, однако, базируются на ложных предпосылках. Факт, что государственное вмешательство всегда неудачно, не делает рынок совершенным… Финансовые рынки… будучи предоставлены сами себе… ведут к экстремальной эйфории и такому же экстремальному разочарованию»[48].

Российский капитализм также оказался предоставлен сам себе и достиг экстремальной эйфории — «Баунти — райское наслаждение», а сейчас стремительно соскальзывает к экстремальному разочарованию. Поскольку у нас все модные западные теории внедряются с опозданием и с огромным энтузиазмом, то можно ожидать, что общественно-политический маятник при обратном движении от Егора Гайдара к Лазарю Кагановичу может передавить то позитивное, что было реально сделано миллионами наших соотечественников за последние 10–20 лет. Максимального экономического успеха добиваются системы, способные сочетать преимущества различных формаций, не вытесняя, а интегрируя их друг в друга. Поэтому в интересах России удержаться как от прорыночного, так и от антирыночного фанатизма и суметь проплыть между Сциллой экономической анархии и Харибдой милицейского госкапитализма. Но для этого одного энтузиазма и заучивания правильных заклинаний недостаточно.

России снова, как и двадцать, и девяносто лет назад, угрожают идеологический экстремизм и максимализм: «Если вы действительно уверены, что капитализм пришел к нам на века, если вы твердо убеждены, что рабочее и левое движения заведомо не способны не только победить капитал, но и реформировать его в своих интересах, если, наконец, демократические свободы не имеют для нас самостоятельной ценности, а Россия воспринимается как страна, для которой просвещенный абсолютизм является пределом мечтаний, тогда, безусловно, есть все основания поддерживать Путина с его программой буржуазной модернизации и авторитарного порядка… Тем, кто рассуждает иначе, не остается иного пути, кроме борьбы»[49]Вот типичный российский экстремизм — кто не с нами, тот против нас. На самом деле «иной путь» есть всегда и совершенно не обязательно увязывать его с «борьбой». Поиск выхода из кризиса и путей перехода к Долгосрочному экономическому росту и развитию — в интересах подавляющего большинства населения России и его политического и экономического класса. Адепты «шоковой терапии» всегда настаивали на своей уникальной садистической способности прописывать обществу «непопулярные, но необходимые» «горькие лекарства». Однако в демократическом обществе непопулярные меры не могут осуществляться. Для эффективного экономического роста необходим широкий национальный консенсус по вопросам экономической политики. Она обязана быть популистской, поскольку должна быть понятной большинству населения и принятой этим большинством. Только при этом условии можно не только избежать социального конфликта, но и обеспечить широкое народное участие в период осуществления широкомасштабного структурного маневра.

Набросаем общие контуры такой экономической политики.

Необходимо преодолеть загипнотизированное глобализацией и международной конкурентоспособностью. Надо быть готовыми к тому, что значение внешней торговли в российской экономике на протяжении следующих десятилетий будет снижаться, а не расти. Такие идеи, как межконтинентальный транспортный транзит, предусматривающий ориентацию российской экономики на обслуживание чужих транспортных потоков, создание экспортных анклавов по снабжению других государств энергоресурсами, следует рассматривать как противоречащие национальным интересам России[50]. Создание экспортного производства не эквивалентно развитию экономики. Это в основном развитие чужой экономики. Главный источник спроса должен находиться внутри страны[51]. Не нужно решать «задачи адаптации российской промышленности к глобальному рынку»[52]. Нужно приблизить уровень организации и планирования российского рынка к уровню организации и планирования рынков стран-лидеров, а по возможности, и превзойти его. Тогда для российской промышленности исчезнет разница между своим и глобальным рынком — она будет равно конкурентоспособной как в собственной стране, так и за ее пределами.

Необходимо избавиться от посткоммунистического интернационализма, от патологического стремления «пострадать за человечество». Е. Гайдар считает, что «если мы не извлечем уроки из того, что произошло с нашей страной и другими империями в XX в., то можем стать угрозой миру. Это самое страшное, что может случиться с Россией»[53]. На наш взгляд, самое страшное, что может случиться с Россией, — это то, что она перестанет быть Россией. Другие бывшие империи частично или полностью лишены экономического и политического суверенитета, всосаны в единую структуру, возглавляемую Америкой, и в значительной мере утратили свое политическое и культурное значение. При этом многие бывшие колонии этих империй до сих пор находятся в крайней нищете и культурно-политическом ничтожестве. Нам нужно приложить достаточные усилия для сохранения суверенитета своей страны и снижения уровня той реальной угрозы, которую представляет для нас окружающий мир, в том числе некоторые осколки бывшей Российской империи.

Нам нужно не удваивать экономику, а удесятерять ее.

Единственный для России реальный источник требующихся колоссальных инвестиций — государственная инвестиционная эмиссия. Некоторые эксперты уже отмечали необходимость постоянного увеличения эмиссии для обеспечения роста экономики[54]. Однако эмиссия ради эмиссии проблемы не решает: недостаточно просто эмитировать долгосрочные государственные обязательства, нужно еще и гарантировать, что в результате возникнет новая стоимость, достаточная для их покрытия в будущем. А это можно сделать только путем государственного планирования. «Проблема денежной эмиссии непосредственно связана с проблемой планирования. Деньги должны эмитироваться. Наивный испуг перед страшным словом «эмиссия» непонятен. Деньги — это долговые обязательства государства. Государство может и должно выпускать деньги для обеспечения экономических транзакций и для осуществления своей экономической политики. Гут и заключена главная проблема. Если нет экономической политики, тогда, действительно, эмиссия опасна и ведет к инфляции. И тогда она аналогична любому другому заимствованию. Если кредит используется для оплаты текущих расходов, «проедается», если нет разумного бизнес-плана, естественно, такой кредит опасен. Однако без кредита нет экономического развития»[55].

Итак, каким должен быть государственный план для оправдания пятитриллионных инвестиций в течение 10–15 лет?

Думается, что не таким, как «Концепция-2020», которая представляет собой список государственных пожеланий к будущему и не содержит никакого объяснения, каким образом и за счет каких организационных усилий и финансовых ресурсов эти пожелания будут выполнены. При этом совершенно непонятно, какое именно новое качество экономики и социума планируется получить. За ворохом цифр теряется суть. Авторы Концепции неявно предполагают, что в России существует некая законопослушная масса экономических субъектов и объектов, которые блуждают в стратегических потемках и только и ждут начальственного просвещения, чтобы, как лемминги, двинуться в сторону неминуемого прогресса.