Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922 - Владимир Петрович Аничков

именно эти учреждения дают такую ужасающую смертность? Только мать, а не рабыня может любовно вынести все муки материнских обязанностей.

Нет, я должен не только саботировать коммунизм, а с оружием в руках, пока еще не поздно, бороться с ним. И с этими мыслями я обратился к проснувшимся компаньонам по несчастью.

– Господа, вы как хотите, а я твердо решил сегодня же отправиться домой и там совместно с женой решить, что нам делать. Я лично предлагаю идти навстречу Дутову или чехам. Пешком пробраться всегда возможно. А там посмотрим. Хоть простыми солдатами, а постоим за правое дело.

Всем понравилось мое предложение, и мы, собрав нехитрый наш багаж, через какие-нибудь двадцать минут уже были в Маргаритине.

Дамы заявили, что одних нас не пустят. А если мы уйдем воевать, то и они пойдут с нами.

Вопрос сильно осложнился. Особенно затруднительное положение Имшенецкого – его старуха жена была без ног. Дочь же Ольга так напугалась прошедшего обыска, что слегла. У нее начались преждевременные роды, и ее увезли в город к акушеру. Ребенок родился мертвым, и поправлялась Ольга очень медленно. Еще одна безвинная жертва революции!

Имшенецкий получил письмо от брата, Михаила Михайловича, из Петербурга с сообщением о том, что Раиса Викторовна, жена брата, повесилась в доме для умалишенных, куда она попала в результате большевистского режима.

Выдвигалось и еще два проекта бегства к Дутову. По первому предполагалось на двух телегах совершить путешествие на курорт за Сергиевск-Уфалейским заводом. И оттуда, оставив дам, мужчины должны будут перейти линию фронта. По второму проекту предполагалось выехать в Пермь по железной дороге, а там, купив лодку, спуститься до Казани, которая находилась в руках белых.

Осуществление этих проектов было настолько рискованно, что окончательное решение откладывалось со дня на день.

А пока мы решили дежурить на высокой скале, что отделяла нас от полустанка. Дежурство начиналось в шесть утра и прекращалось в одиннадцать часов вечера. Ночью мы не дежурили потому, что, с одной стороны, приезд комиссаров ночью маловероятен, а с другой – в темноте со скалы ничего нельзя было увидеть.

Мое дежурство всегда было первым, так как с начала революции я потерял предутренний сон. Продолжалось оно до девяти часов.

Встав с восходом солнца и напившись кофейку, я взбирался на скалу. Со скалы перед глазами расстилалась панорама Уральских гор, покрытых хвойным лесом.

Во время дежурств все мысли вертелись вокруг вопроса: когда же могут прийти чехи? Начинаешь рассчитывать… По последним сведениям, чехи в Кыштыме или на Каслинском заводе. Верст остается столько-то. Допустим, что чехи проходят не более пятнадцати верст в день. Но вот вопрос: как они пойдут – по железной дороге или по шоссе через Сысертский завод, на котором были последние бои? По моим подсчетам, нам осталось мучиться не более восьми-десяти дней. Но продвижение чехов, несмотря на почти полное отсутствие сопротивления со стороны красных войск, шло гораздо медленнее.

По полученным сведениям, красные Екатеринбург решили не защищать, что подтверждалось усиленной эвакуацией, ход которой был виден с моего наблюдательного пункта. Все поезда, наполненные товарами, шли по направлению к Перми, а обратно они возвращались пустыми и в гораздо меньшем числе. В последние дни я замечал, что в теплушках вывозили реквизированную у «буржуев» мебель, за которой за самоварчиком сидело две-три комиссарских семьи.

Когда на скале появлялся Дружок, пес Имшенецкого, а за ним и грузная фигура самого Владимира Михайловича, дежурившего от девяти до двенадцати, я с удовольствием удалялся со сторожевого поста.

Спали мы почти не раздеваясь. Частенько дежурный, увидав подозрительных лиц, сломя голову летел в усадьбу, и мы в один миг, закинув за плечи заготовленные котомки, с револьверами в руках под насмешливые взгляды прислуги скрывались в лесу. Делали это всегда так скоро, что, думаю, ни один пожарный не одевался так быстро. Последнее время убегала с нами и Маргарита Викторовна. Ее «верные» приказчицы, образовав совет рабочих, захватили магазин, писали на нее доносы, и совдеп угрожал крупным штрафом. К счастью, тревоги неизменно оказывались ложными из-за частых наездов белогвардейцев для исполнения того или другого военного задания.

Однажды, вернувшись после обычной тревоги и бегства в лес, мы застали у себя двенадцать офицеров, приехавших взорвать наш разъезд Хохотун. Я не выдержал и запротестовал.

– Как, – говорил я, – в благодарность за хлеб-соль Имшенецких вы хотите, чтобы завтра же эта усадьба была сожжена дотла, а нас и наших жен расстреляли? Я не понимаю, кто вами руководит. Приказ взорвать Хохотун бессмыслен. Какова цель взрыва дороги? Прекратить эвакуацию красных? Но ведь этим взрывом вы в то же время затрудните доступ чехам к Екатеринбургу. Если уж взрывать, так за линией пересечения Пермской дороги и дороги Лысьва Бердяуш, по которой двигаются чехи. Но раз у вас есть такое приказание, то рвите полотно верст на десять дальше от нас, дабы спасти Маргаритино. И со стороны большевиков будет меньше шансов на возмездие.

Мои слова на этот раз подействовали. Сын решил идти с офицерами. Жена настаивала, чтобы я его не пускал, но исполнить ее просьбу я не мог, хорошо понимая настроение юноши, и просил его лишь не очень бравировать.

Оказалось, что у приехавших не было с собой не только пироксилиновых шашек, но даже ключа для разборки рельсов и маленького лома. Все, что привезли с собой эти молодцы, – это разрывные гранаты. Ночью руководимая Володей Имшенецким компания двинулась в путь через болото.

Я пошел к себе на чердак и долго не мог заснуть, волнуемый предстоящим взрывом. Спустя два часа послышался свисток прибывшего на нашу станцию поезда.

Кто едет с этим обреченным на крушение поездом? Может быть, далеко не все пассажиры – «товарищи». Явственно слышен свисток локомотива, и поезд, громыхая и позвякивая железом, медленно ползет на подъем, ведущий к станции «Хрустальная». Схватив часы, я зажег свечку и начал следить за бесконечно долго ползущей стрелкой. Прошли мучительные десять-пятнадцать минут, шум поезда давно прекратился, а взрыв не раздался. Вдруг издалека раздается шум возвращающегося поезда и неистовая ругань и крики. Оказывается, поезд разорвался надвое, и задние вагоны скатились обратно на станцию, где и остановились, не разбившись…

За эти дни сообщение с городом было почти прервано, никто из нас не решался туда ехать. Провизию же доставлял молодой чех, служивший у Имшенецкого и охранявший его городской дом. Изредка приезжал его родственник Ковылин навещать своего сына-студента, жившего у нас.

Однажды в город поехал старший сын Имшенецкого, Володя, чтобы достать оружие… Мы ждали его возвращения с интересом и большим