Неверная - Айаан Хирси Али

была неграмотна, – но мне было с ней весело.

После полудня, когда взрослые и дети засыпали, мы собирались – и начинались долгие девичьи разговоры, в основном о предстоящей свадьбе Джавахир и о том, кто за кого собирается выйти замуж. Конечно, мы говорили и об обрезании.

В основном девочки хвастались друг перед другом тем, как плотно они зашиты, будто благодаря этому они были еще чище, дважды девственницы. Джавахир особенно гордилась своим шрамом.

– Видите ладонь? Там вот так же. Плоско. Закрыто, – говорила она.

Однажды, когда мы сплетничали о другой девушке, Джавахир сказала:

– Если вы зайдете вместе с ней в туалет, то услышите, что она не девственница: она писает громко, как мужчина.

Однако мы никогда не говорили о сексе – о том, что произойдет в брачную ночь. Сомалийцы почти никогда не говорят о подобном напрямую. Эта тема считается постыдной и грязной. И все же иногда, гуляя с Джавахир по округе, мы натыкались на кенийцев, которые занимались любовью посреди бела дня. Деликатная Джавахир всякий раз отшатывалась в испуге: какая ужасная страна!

Порой она просила меня почитать ей вслух отрывки из романов, которые я носила с собой везде. Джавахир никогда не ходила в школу, и книги казались ей странными. В основном при мне оказывались триллеры и слащавые любовные истории, но во всех встречались эротические сцены. Я читала, а она морщилась и говорила: «У мусульман все совсем не так. Мы чисты».

* * *

Свадьба Джавахир прошла в доме Фараха Гуре. Все женщины были одеты в прозрачные разноцветные dirha, на руках у них были нарисованы хной причудливые узоры. Мы танцевали все вместе под звуки барабанов, на которых играла женщина. Потом был роскошный пир – к нему зарезали несколько баранов и коз. А вечером появилась Джавахир в белом европейском платье и с прической «улей». Она наслаждалась вниманием: ей нравилось выступать.

После свадьбы еще неделю мама запрещала мне видеться с Джавахир: она говорила, что это неприлично. Так что я смогла прийти к ней в гости только на следующие выходные. Джавахир сидела на диване, осторожно перенося вес с одной стороны на другую. Наконец, я спросила у нее, как прошла первая брачная ночь.

Она уклонилась от ответа. Я держала в руках один из любовных романов. Джавахир выхватила его у меня и спросила:

– Что за грязную книжку ты читаешь?

– Ты же уже все знаешь. Давай же расскажи мне, как все это было.

– Только после того, как ты мне прочитаешь эту книгу.

Роман был довольно мягким, о мужчине и женщине, их безнадежной любви. Всего пара эротических сцен. Но когда мужчина и женщина целовались, он положил руку ей на грудь, а потом обхватил губами сосок. Джавахир пришла в ужас.

– Христиане порочны! – воскликнула она. – Это запрещено! У мусульман все совсем не так.

После этого ей все же пришлось рассказать о сексе. По ее словам, все было ужасно. Когда церемония завершилась, они пошли в спальню в квартире, которую снял для них Али. Он выключил свет. Джавахир легла на кровать, полностью одетая. Он забрался руками под ее платье, раздвинул ноги, снял трусики и попытался втолкнуть член внутрь. Это было очень долго и больно. История Джавахир была похожа на ту, что нам с Хавейей рассказывала Сара.

Каждую ночь было почти так же больно, как и в первый раз, и все происходило одинаково: Али вталкивал пенис, двигался вперед-назад, потом кончал. И все. После этого он шел в душ, чтобы очистить себя. Потом она тоже подмывалась и наносила дезинфицирующее средство на кровоточащие раны. Такой была сексуальная жизнь Джавахир – ничего общего с теми сценами, которые я смаковала в книгах. Мне было восемнадцать, я выросла на любовных романах и целовалась с Кеннеди. Но то, что описала Джавахир, было вовсе не похоже на потрясающий секс, который я себе воображала. Я совсем упала духом и сказала, что никогда не выйду замуж.

Джавахир рассмеялась:

– Подожди, пока вернется твой отец, вот тогда и посмотрим. Казалось, она полностью смирилась со своей жизнью. Али был добрым, не жестоким, неплохим добытчиком. Похоже, Джавахир была уверена, что хорошим женщинам Господь отказывает в возможности испытывать желание.

Я уже знала, что сестра Азиза сказала бы о сексе и браке. Она консультировала многие молодые пары. Женщины часто говорили ей о том, как им тяжело заниматься сексом, а она отвечала, что они жалуются только потому, что начитались безнравственных, неисламских описаний секса в западных книгах. Мы, мусульманки, не должны подражать поведению неверных, одеваться, как они, заниматься любовью, как они, и читать их книги, ибо так они могут заставить нас свернуть с прямого пути истинной веры.

Женщина не имела права расторгнуть брак потому, что он был ужасен или ей стало скучно: это было строго запрещено и считалось происками дьявола.

– Если муж причиняет вам боль, – говорила Азиза этим женщинам, – вы должны сказать ему об этом и попросить действовать иначе. Если вы будете помогать друг другу, то боль отступит. А если вам не больно – считайте, что вам повезло.

* * *

В доме Абдиллахи Ахмеда отношения между мамой и Ханан окончательно испортились. У них были столкновения и раньше, но мама сдерживалась: она знала, что, если начнется большая ссора, нам придется уйти из дома. Потом, в начале 1988 года, мы услышали о том, что в Сомали снова был открыт огонь. В мае силы Сиада Барре начали бомбить земли Исак. И тут Ханан совсем озлобилась. Она стала кричать, что она – Исак, и не потерпит женщин Дарод в своем доме.

Мы никогда не считали Сиада Барре нашим собратом. Он принадлежал клану Дарод, но происходил из субклана Марехан – ничего общего с субкланом отца, Осман Махамуд, или матери, Дхулбаханте. Мама пыталась объяснить Ханан: то, что сейчас Сиад Барре делает с Исак, десять лет назад он делал с родичами моего отца.

– Мы все – жертвы Сиада Барре, – говорила мама. – Вот почему мы покинули дом, вот почему я стала нищенкой в этой стране.

Но ко всему прочему, нападая на Исак, Сиад Барре объявил амнистию членам ДФСС из субклана Мачертен, и некоторые из них приняли предложение, в том числе мои родственники из субклана Осман Махамуд. Брат Джим'о Муссе сдался и получил пост министра связи в правительстве Сиада Барре. Ханан стала невыносимой.

Каждый день в пять часов, когда я возвращалась из школы, в кухне на всю громкость включали радио, и сомалийская служба BBC сообщала Ханан, сколько людей Исак погибло и сколько