Пленница былой любви - Бетти Махмуди

У Элен не было телефона. Он устанавливался по специальному разрешению, а нередко этого приходилось ждать несколько лет. Как многие люди в такой ситуации, Элен и Хормоз договорились с хозяином ближайшего магазина, что при острой необходимости будут пользоваться его телефоном.

Однажды позвонила Элен и сказала Муди, что хотела бы пригласить Махтаб и меня на дневной чай. Муди неохотно позвал меня к телефону, не желая показать Элен, как ограничена моя свобода.

– Я испекла пирожки с шоколадным кремом! – сообщила Элен.

Я прикрыла рукой трубку и спросила Муди, разрешает ли он идти.

– А я? – поинтересовался он подозрительно. – Меня тоже приглашают?

– Не думаю, чтобы Хормоз был в это время дома.

– Тогда и ты не пойдешь.

На моем лице отразилось глубокое разочарование. В этот момент я думала не столько о том, чтобы вырваться из-под контроля Муди, сколько о пирожках с шоколадным кремом. Но Муди, видимо, был в хорошем настроении и спустя минуту произнес:

– Хорошо, иди.

Пирожки были вкусные. К тому же приятно было поговорить с Элен совершенно свободно о личных делах. Махтаб весело играла с девятилетней Мариам (так здесь переименовали Джессику) и шестилетним Али. У Мариам и Али были американские игрушки: книжки, головоломки и настоящая кукла Барби.

Пока дети играли, я задала Элен вопрос, который меня все время преследовал:

– Почему ты вернулась сюда?

– Если бы я была в твоей ситуации, может, и осталась бы в Америке, – ответила она. – Все мое со мной здесь. Родители на пенсии, они не могут мне помочь. У меня нет денег, образования, специальности, но зато у меня есть двое детей.

Мне было трудно это понять. Более того, Элен говорила о Хормозе злобно.

– Он бьет меня, – плакала она, – бьет детей. И считает это нормальным.

Я вспомнила слова Насерин: «Все мужчины такие».

Элен приняла решение не из любви, а из-за страха. Это решение основывалось скорее на расчете, нежели на чувстве. Она не сумела противостоять превратностям судьбы, и выбрала видимость того, что называется безопасностью.

И в конце, всхлипывая, она как бы подытожила:

– Потому что я боюсь, что не смогла бы обеспечить нормальную жизнь себе и детям в Америке.

Мы обе расплакались.

Прошло много времени, пока Элен пришла в себя и я отважилась затронуть особо волнующую меня тему.

– Мне бы очень хотелось поговорить с тобой кое о чем, но я не знаю, как ты будешь чувствовать себя, скрывая это от мужа. Если ты можешь сохранить тайну и не проговориться ему, я скажу тебе. В противном случае не стану обременять тебя.

Элен задумалась, а спустя некоторое время призналась, что, вернувшись в Иран во второй раз, решила стать идеальной мусульманской женой. Она приняла ислам в шиитском понимании, стала закрывать лицо даже в домашней обстановке (и сейчас она была закрыта), молилась в указанное время, чтила всех святых, изучала Коран и воистину приняла свою судьбу как волю Аллаха.

Она была послушной мусульманской женой и одновременно американкой по рождению.

– Я не скажу ему ничего, – наконец пообещала она.

– Для меня это очень важно. Об этом нельзя говорить никому, абсолютно никому.

– Я обещаю.

Я перевела дыхание.

– Я рассказываю тебе об этом только потому, что ты соотечественница, а мне нужна помощь. Мне хочется выбраться отсюда, и как можно скорее.

– Если он тебе не разрешит, это невозможно.

– Возможно. Я хочу убежать.

– Ты сумасшедшая. Это тебе не удастся.

– Я не прошу тебя вмешиваться. Я прошу тебя только время от времени помогать мне выйти из дома, например, как сегодня, чтобы я могла пойти в американское посольство.

Я рассказала о своих связях с посольством.

– Они помогут тебе выбраться из страны? – спросила Элен.

– Нет. Я только передаю и получаю через них информацию, и это все. Если кто-нибудь захочет со мной связаться, то это можно сделать через посольство.

– Я не хочу ходить в посольство, – заявила Элен, – я никогда там не была. Когда мы приехали сюда в первый раз, Хормоз категорически запретил мне это, поэтому я даже не видела здания.

– Тебе не нужно туда ходить, – успокоила я. – Пройдет какое-то время, пока Муди позволит нам встречаться наедине, но я думаю, что в конце концов он согласится, потому что ты ему понравилась. Постарайся только сделать так, чтобы я могла выйти из дома. Скажи, что мы идем в магазин или что-нибудь в этом роде, и покрывай меня это время.

Элен долго думала, но все же утвердительно кивнула головой. Все остальное время ушло у нас на составление различных планов, хотя мы и понятия не имели, когда сможем их реализовать.

Махтаб так понравилось играть с Мариам и Али, что она не хотела возвращаться домой, но дети Элен смягчили минуты расставания, позволив ей взять несколько книжек. Она выбрала «Оскар-ворчун», «Золотистый лютик и три медведя» и книжечку об утенке Дональде. У Элен был также Новый Завет, и она заверила, что время от времени будет давать мне его.

Муди был переменчив: иногда пользовался своим физическим преимуществом, но временами пытался покорить меня мягкостью.

– Пойдем завтра в ресторан, – предложил он 13 февраля, – завтра День святого Валентина.

– Хорошо, я согласна.

Он решил, что отведет нас в ресторан при гостинице «Хаям», в котором обслуживающий персонал говорил по-английски. Мы с Махтаб были взволнованы. До полудня мы готовились, приводя себя в порядок. Я надела костюм из красного шелка, подходящий для такого случая, но скандальный для Ирана. Правда, мне пришлось поверх надеть манто и русари, но у меня теплилась надежда, что гостиница окажется настолько американизированной, что мне позволят предстать в ресторане в моем костюме. Я старательно уложила волосы и заменила очки контактными линзами. Махтаб надела белое плиссированное платьице в красные букетики роз и белые кожаные туфельки.

Втроем мы отправились на улицу Шариата, где сели в такси. Отель находился на центральной улице, которую многие продолжали называть именем шаха – Аллея Пехлеви.

Когда мы вышли из такси, Муди на какое-то время задержался, чтобы расплатиться. Уличное движение шумно растекалось в двух направлениях. От тротуара нас отделял заполненный грязной водой ручей. Он был слишком широк, чтобы его перепрыгнуть. Я взяла Махтаб за руку, и мы пошли к сточной решетке, где можно было переступить по сухому.

Мы стали на решетку. Посмотрев вниз, я вдруг увидела огромную, величиной с небольшого кота, омерзительную крысу, которая замерла у одной из белых туфелек Махтаб. Я быстро оттащила удивленную Махтаб обратно на проезжую часть. Крыса убежала.

– Что ты делаешь? – крикнул сзади Муди.