Исповедь из преисподней - Сергей Решетников

Там сидят, если на тюремном языке выражаться, «беспредельные рожи». Тебя там «опустят», то бишь изнасилуют… Я видел, что этот человек безнаказанно оскорбляет сотрудников СИЗО, вот этих вот дежурных, то есть ведёт себя, как хозяин полноправный, в общем, ну и конкретно говорит: «Я – мент. Мне здесь всё дозволено».

Адвокат: И вот в части показаний. Вот он тебя заставлял подписать показания, я правильно поняла?

Зырянов: Ну, естественно.

…Историю Нациста – Сергея Ефремова – можно продолжать долго – особенно в той её части, которая касается странных совпадений интересов правоохранительных органов и рецидивиста-убийцы. Нацист всё ещё в изоляторе, он не под судом и даже не под следствием. И получается, уже не важно, что «по ходу дела», до суда, погиб Павел Баженов, Роман Ермолаев, были избиты, покалечены десятки людей, а одно уголовное дело в результате явных подтасовок стало совсем другим. Это значит, что нам ещё предстоит понять, какой смысл вложил в свои слова министр Рашид Нургалиев, говоря о тотальной фальсификации следствия и его результатов в России.

Я спросил Старожилова: «Не этот ли нацист работал с Говоруновым Андреем в тюремной камере?» Ответ был утвердительным. Полковник – мой собеседник тоже слышал о похождениях этого кровавого персонажа, но знаком с ним не был. Александр Рошаль лишь припомнил, что Ефремова – Нациста – больше нет в живых. Замочили гадину где-то на зоне…

Продолжение исповеди осужденного

28.07.2005 года меня привезли в СИЗО. Гнетущее впечатление. Но, честно говоря, ожидал худшего. Не буду утомлять описанием всех будней. Скажу одно, в номерах, где я находился, категорически пропадали телефоны, и единственным средством общения с внешним миром была адвокат Курицына, которая все больше и больше врала мне. Раз в два месяца я видел жену, на продлении ареста в суде. Свиданий не давали очень долго. И постоянные выезды в УБОП, давление там, в тюрьме, нигде не давали возможность собраться с мыслями и наладить общение с внешним миром.

Следователи проводили непонятные опознания. Причем сначала показывали потерпевшим, а потом проходило следственное действие. Или понятые с подставными были сотрудниками мусарни, прокуратуры. Либо опознание проходило в масках. В общем, надоел этот бред, и я отказался не только от показаний, но и от любых следственных действий. Адвокат сетовала, что надо их проводить, я отвечал: «Вы что не видите, что происходит?»

Так шло время. Летом 2006 года меня вызвали на этап с вещами. Было некомфортно, ведь не знаешь, куда и что. Посадили в УАЗик, в маленький боксик около 50 см. Еле вместился туда. Приехали во двор УБОПа. Открыли двери, но конвой никуда не повел. К машине подошли два опера и два следователя – Писюков, Четвергов и Романов. Попытались заставить подписать какие-то документы. Я их послал на хуй. Спросил, где адвокат, но ответ не получил. Они хотели меня вытащить из машины, но конвой не позволил этого сделать. В ходе ора я понял, что меня везут на экспертизу в Новосибирск, поскольку в Иркутском психдиспансере я отказался ее проходить в связи с условиями содержания.

В общем, я ничего не подписал, но в деле оказался протокол якобы с моей подписью. Судья это проигнорировал, хотя в ходе проверки заявления, подписанного мною, был зафиксирован факт моего отказа от подписи, причем показаниями конвоя.

Через пару часов я уже летел на самолете в Новосибирск. Там пробыл около месяца, где меня свозили на «пятиминутку», то есть на судебно-психиатрическую экспертизу. В Иркутск вернулся на поезде. И через некоторое время меня вновь повезли с вещами на этап. Здесь я уже примерно представлял, что должны были повезти в Красноярск. Не только для экспертизы, но и для дачи показаний. С показаниями у следствия вновь не срослось. Мне, наверное, повезло, что там попался нормальный начальник оперчасти, адвокат и следователь. Причем последние двое, сами из Красноярска, поставили под сомнение законность действий иркутян. Этому удивился начальник оперчасти и после этого ко мне вопросов не было. Так же я прошел экспертизу, хотя, по сути, я отказался в ней участвовать.

Меня признали невменяемым и не отдающим отчета своим действиям задолго до инкриминируемых мне событий. Оп ля! Такого не ожидал никто, а в первую очередь долбогномы из органов следствия.

Получилось, что меня определили на роль главного злодея, а я дурак, не несущий в полной мере ответственность за свои действия. С Красноярска меня везли спецконвоем на скором поезде в Иркутск. Привезли утром, и уже через пару часов пришел следователь с адвокатом Курицыной и ознакомил с заключением эксперта о том, что я невменяемый. А затем с постановлением о проведении еще одной экспертизы в институте Сербского в Москве, куда меня этапировали на самолете на следующий день. Сроки у них горели…

В Бутырке я пробыл 1,5 дня и приехал в Сербского, где вновь разгорелся скандал из-за условий содержания. Но отказаться здесь они не могли, поэтому оставили меня в своих вещах со своей посудой, но посадили в изолятор. Причем врач сразу сказала, чтобы ты не говорил или не делал, звонили из генеральной прокуратуры – ты здоров. В общем, я стал здоров, не смотря на отказ от экспертизы и, пролежав 21 день, приехал в Бутырку, где провел ночь и улетел на самолете в Иркутск. Там ознакомился с заключением, из которого следовало, что я здоров.

После чего пришел следователь и принес пачку бумаги. На мой вопрос – что это? Он ответил – «объяснения». Таким образом, я просидел в СИЗО 1,5 года по обвинению в заказных убийствах и разбое на ИСХИ. А за три дня до окончания следствия мне предъявили обвинение в 46 разбоях, убийствах и т. д. Несмотря на то, что эти 250 листов я кинул ему в рожу, но факт остается фактом – эти долбогномы выполнили свое обещание и сделали меня главным злодеем с помощью двух пету…: Андрюши Говорунова и Роберта Ниязова.

Выслушав исповедь осужденного, мы долго молчали.

– Что ты, господин-товарищ Рошаль, можешь сказать по поводу прочитанного? Блин, я спрашивал тебя о практике производства опознания преступника. А тут даже никто и не утруждал себя процессуальными заморочками. Сначала свидетелям и потерпевшим показывали Старожилова, как он это описывает, а потом уже сооружали соответствующие протоколы. Потом понуждали их подписывать. Где справедливость? Где профессионализм сыщиков и следователей? Где прокурорский надзор, наконец?

– Сергей Алексеевич, ознакомившись с материалами этой книги и со словами осужденного на пожизненное заключение Александра Старожилова, я испытываю смешанные чувства. С одной стороны, у нас в милиции тогда укрепилось мнение о том, что Сергей Алексеев – мразь. За то, что он зачистил своих друзей, лишил жизни