Играй против правил. Как нестандартные решения спасают жизни и миллиардные бюджеты - Марк Бертолини

и Сената. Они видели флаг, и благодарили меня и всю компанию за поддержку.

Затем я выглянул в окно и увидел собор Святого Иосифа, архитектурное чудо, колокольня которого достигает двухсот восьмидесяти одного фута[77] в высоту, а белые бетонные стены обшиты алабамским известняком. Большие бронзовые центральные ворота были открыты. Сами двери являются потрясающими произведениями искусства: они включают скульптурные изображения канонизации святого Петра и Спасителя, освобождающего Святого Иосифа из чистилища. Эти двери были открыты впервые за десять лет. Я спросил, что происходит, и мне сказали, что церковь держит двери открытыми, чтобы любой служащий «Этны» мог войти и помолиться. Еще собор Святого Иосифа через месяц проведет мессу по поводу происшедшей стрельбы. Я подумал, что это был удивительный акт благодати, что собор архиепископа Хартфорда пытался исцелить сообщество после резни, которая была направлена против гомосексуальных людей обоих полов.

… … … … … … … … … … … … …

Мы пытались утешить друг друга, и открытые двери собора говорили со мной очень личным образом.

… … … … … … … … … … … … …

Я был алтарным служкой, когда рос, и подумывал поступить в семинарию. В мое первое причастие мне надели скапулярий[78] и крест. В моем кармане всегда были четки, и когда мне было страшно, я мог прочесть декаду Розария[79]. Каждый вечер я читал отрывок из Библии, чтобы закончить весь текст за один год. Я регулярно посещал мессу. Я оставался прихожанином и во взрослом возрасте, помогая основать Христианское семейное движение в Хартфорде.

Но когда Эрик лежал в больнице, я читал о священниках, которые растлевали детей и которых затем защищала церковь, – провал не только людей, но и самого института. Я послал письмо архиепископу Кронину, который находился в Фолл-Ривер, служа вверенной ему Новой Англии, когда произошло растление, и спросил, как это могло случиться. В ответ я получил ни о чем не говорящее письмо с надписью «Любовь во Христе» в конце.

В этот момент я решил, что покончил с официальной католической церковью, и перестал посещать мессу, отказавшись даже войти в место поклонения. После моего падения с лыж, врачи разрезали скапулярий и крест, и, вернувшись домой, я сжег их. Я сжег и четки. Я оставался католиком. Я не потерял веру. Но я больше не верил в людей, которые управляли церковью, и не собирался входить в собор Святого Иосифа.

За несколько месяцев до стрельбы в Pulse, я получил письмо от преподобного Леонарда Блэра, который был назначен архиепископом в Хартфорде в 2013 году. Он попросил о встрече, ему было любопытно, почему он не видел меня в соборе Святого Иосифа, у которого была давняя история отношений с «Этной». После того как пожар уничтожил собор в 1956 году, три года мессы проводили в нашей аудитории, и наша компания долгое время была главным жертвователем собора Святого Иосифа. Я рассказал архиепископу Блэру о своем отчуждении. Он извинился за ошибки прошлого и стал эмоционально рассказывать, как много лет пытался все исправить, сначала в Толедо, штат Огайо, а теперь в Хартфорде.

Это был сильный разговор. Я восхищался архиепископом. Он тоже был из Детройта, и я поблагодарил его. Но сказал ему: «Пожалуйста, не ждите, что увидите меня сидящим на ваших скамьях».

Затем последовала резня в Pulse, и открытые бронзовые двери стали напоминанием о том, что это еще и время открытых сердец; время исцеления, единства и прощения. Итак, в тот день я пересек Фармингтон-Авеню, поднялся по бетонным ступеням, вошел в собор через открытые двери и там, среди великолепных стеклянных гравюр, изображавших Спасителя, присутствующего в Евангелии, сел на скамью, склонил голову и начал молиться.

Глава 9

Программа принципиального капитализма

В финале вестерна «Тумстоун: Легенда дикого запада», Док Холлидей (Вэл Килмер) лежит на смертном одре и Уайетт Эрп (Курт Рассел) говорит ему: «Все, что я всегда хотел, была нормальная жизнь».

Док бранится: «Когда же ты очнешься!.. Нет никакой нормальной жизни. Есть просто жизнь. И все. Просто жизнь».

… … … … … … … … … … … … …

Когда люди спрашивают меня «Каков верный баланс между работой и жизнью?», я хочу выбранить их: «Когда вы очнетесь! Нет баланса. Есть просто жизнь».

… … … … … … … … … … … … …

Я пришел к этому мнению из-за пережитого после травмы. У меня постоянная, жгучая нейропатическая боль в левой руке, от уха до кончиков пальцев. Чтобы преуспеть в работе мне нужно делать множество вещей, заботясь о своем умственном и физическом здоровье. Я должен быть отдохнувшим. У меня должна быть ясная голова. Я должен сопротивляться соблазну лекарств и других фальшивых эликсиров.

… … … … … … … … … … … … …

Для меня нет разделения между моей домашней жизнью и моей работой. Это просто жизнь.

… … … … … … … … … … … … …

Я считаю, что разными способами и в разных формах, но смешение жизни с работой верно для всех. Как работодатели, мы не можем ожидать, что сотрудники войдут в наши двери, отдадут всю свою энергию в течение всего дня, а затем выйдут – и притворятся, что то, что происходит в остальной части их жизни, не имеет никакого отношения к работе. Это нереально. Большинство крупных компаний предлагают программы помощи сотрудникам, но эти меры реактивны, они включаются после возникновения проблем. Есть лучший способ.

Корпоративные лидеры все время говорят об «инвестировании» в сотрудников, что обычно подразумевает финансовую помощь в повышении квалификации или прохождении курсов. Эти вложения достойны внимания, но я считаю, что нужен более широкий гуманистический подход. Необходимо рассматривать работников как нечто большее, чем просто экономические агенты. Важно инвестировать в их эмоциональные, духовные и физические потребности. Давайте проясним, что поставлено на карту. Прежде всего мы стараемся улучшить здоровье