Агитбригада-2 - А. Фонд

уже после Революции. А еврейское само по себе отпадает.

Я шел туда, ведь выполнить обещание было надо, а из головы не выходил вчерашний ужин у Форбрихеров. Когда старуха категорически потребовала убить хозяина дома, я не знаю, как сдержался. Еле-еле досидел положенное время и при первом удобном случае свалил оттуда. Лизонька, конечно, была расстроена, но меньше всего мне хотелось её радовать. Хотя любопытно, что же такого натворил этот Форбрихер, что старуха даже не ушла на тот свет, а продолжает держаться в доме, истекая желчью. Ну, или что там у призраков вместо этого.

Некстати вспомнился разговор с Лизонькой. После того ужина проклятая старуха всё не шла у меня из головы. С утра у меня сегодня были занятия в аптеке, поэтому, воспользовавшись приветливым расположением ко мне Лизоньки, я оттащил её в сторону и учинил допрос:

— Мне вчера так понравился у вас ужин, — начал я с комплементов, — кстати, вы были просто прелесть в том розовом платье.

— Это мне тётя из Парижа привезла, — пролепетала довольная Лизонька.

— Сразу видно, какая у вас приличная семья, — продолжал мироточить я.

— Да! Мы хоть люди простые, но в европейских салонах нас принимают, — похвасталась Лизонька, но потом слегка покраснела и поправилась, — так всегда говорит тётя Роли.

— Что за тётя Роли? — чуть напрягся я.

— Вы же её вчера видели, — захлопала глазами Лизонька, но, увидев, что я не понимаю, спохватилась, — тётушка Роланда Карловна. Мы её тётя Роли называем.

— Так, погодите-ка, — ухватился за первый попавшийся предлог я, — давайте ещё раз. А то я совсем запутался. Вчера были на ужине, кроме ваших родителей и брата — тётушки Роланда Карловна и Альма Францевна, правильно?

— Ага, — кивнула она.

— Это все ваши тётушки, или ещё есть? — спросил я.

— Нет, в городе только эти. Есть ещё тётушка Мадлен, но она в Цюрихе живёт.

— Ага. Это я понял, — задумался я, — а ваши бабушки или бабушки-тётушки, я забыл, как это называется правильно, она все здесь жили?

— Нет, дедушка с бабушкой сюда переехали из-под Брюсселя, папа потом уже здесь родился.

— А бабушка здесь умерла?

В общем в таком ключе я допрашивал Лизоньку минут двадцать. Наконец, она не выдержала и просила:

— Геннадий, а зачем вам эти подробности?

— Как это зачем⁈ Как зачем⁈ Я же должен понимать, с кем общаюсь и в чей дом хожу! — воскликнул я.

Не знаю, поверила ли Лизонька, но таких вопросов она больше не задавала.

Путём длительных и нудных расспросов, в конце концов удалось выяснить, что призрак дамы — это сводная сестра матери отца по имени Ульрика, старая дева. Умерла она очень странно — приняла яд. До сих пор никто понять не может причину, по которой она так поступила.

Ладно, в следующий раз, когда буду наносить визит Форбрихерам, постараюсь уточнить. Главное, успеть до отъезда.

Ветер сменил направление, и я поёжился и хлюпнул носом — сегодня было прям очень холодно, ноябрь приближался к своему экватору и город замерзал под покровом холодной обложной мороси. И вот в такую погоду я прусь на кладбище, потому что, блин, пообещал. Но если совсем уж говорить честно — мне всё это было жутко интересно.

Кладбище находилось хоть и недалеко, но всё же за пределами города. Здесь было ещё холоднее, я уже не ёжился, а трясся, как осиновый лист. Кроме того, поужинать я не успел — после аптеки еле-еле отвязался от Лизоньки и пошел сюда.

Я отыскал вход в покосившейся ограде и вошел внутрь. Здесь, из-за того, видимо, что росли деревья, было безветренно и гораздо теплее. Ну и хорошо, меня хоть трясти перестало. Я прошелся по главной дорожке. Направления не знал, потому пошел прямо. На кладбище было тихо, лишь шуршал под ногами гравий на дорожке, да слегка завывал ветер где-то за пределами погоста. Остро пахло чем-то тревожно-сладковатым, запах мне не нравился, но куда деваться.

Эх, если бы меня кто-то спросил, что я, взрослый мужик, сейчас вот делаю и где мои мозги — я бы, пожалуй, ответа и не нашел. Ну вот хотелось мне во всей этой чертовщине копаться и всё.

Не знаю почему, но понесло меня в самую старую часть старого кладбища. То ли я заблудился, то ли меня реально сюда понесло, но вышел я куда-то, непонятно куда. Здесь могилы были настолько древними, что среди травы их почти не было видно. Кое-где ещё торчали почерневшие деревянные кресты и покосившиеся плиты, но среди поросли деревьев и кустов ничего не было видно.

Я остановился и растерянно покрутил головой. И вот что мне теперь делать? Куда идти? Я уже хотел валить отсюда, но не знал, в какую сторону.

Вера тогда мне назвала место — второй ряд, сорок четвёртое место. Это вроде ясно, все могилки располагались квадратно-гнездовым способом. Вот только где это сорок четвёртое место? Откуда начинать считать?

В общем, что-то я протупил. Сказалось то, что на кладбище, даже в той моей прошлой жизни, я был всего пару раз, да и то недолго, и вместе с другими людьми. А вот как ориентироваться здесь — для меня загадка.

Покружив ещё немного и окончательно замёрзнув, я решил идти домой. Поздно уже. Да, жаль, что я Вере не помогу сейчас, но, если она дождётся моего возвращения из соседней губернии, то я могу к весне подговорить Степановну. По-любому у неё на кладбище какие-то родичи похоронены. Старушки любят на могилки ходить. Вот я ей и предложу, чтобы сходить вместе, вот она мне экскурсию и проведет. А больше я и не знаю других вариантов.

В общем, принял я это решение и с облегчением рванул обратно. На кладбище уже быстро темнело, я уже шел почти наобум.

Только, по-моему, я рванул совсем не туда. Потому что вышел вообще куда-то непонятно куда. Здесь тоже были могилки, но понаряднее и чуть поновее, хоть тоже старые. Могильные плиты были сплошь из белого мрамора, многие ещё в достаточно хорошем состоянии. Кроме того, везде было много печальных скульптур. К моему счастью, недалеко был фонарь, света которого явно не хватало, чтобы осветить всю территорию, но хоть что-то.

Возле одной из заброшенных могилок, под ясенем, что-то зашевелилось. Волосы встали у меня дыбом, а сердце пропустило удар. Я уже приготовился рвануть отсюда подальше, как вдруг из