Никита Хрущев. Реформатор - Сергей Хрущев

Спустя три десятилетия я познакомился и даже подружился с внуками президента Сьюзен и Дэвидом. Они рассказывали, как их умывали и причесывали перед прибытием важного и «страшного» советского гостя, наставляли не шалить, а он оказался совсем не страшным, улыбчивым и лысым, чем-то похожим на их собственного деда Айка. Сьюзен вспоминала, как Хрущев подарил им елочные гирлянды, она до сих пор сберегла одну из них. Из подарков у них в семье больше ничего не осталось, все они, в том числе и копия первого в истории человечества лунника, согласно американскому закону, хранятся в Президентской библиотеке в Канзасе.

После знакомства с внуками Эйзенхауэр пригласил отца посмотреть его хозяйство и первым делом неубранное просяное поле, куда по осени во множестве слетаются перепела, он тут на них охотится. Отец, сам охотник, хозяина не одобрил. Все размечено, где охотник, где дичь, заранее известно, когда и откуда вылетит обреченный перепел. Не охота, а тир, стрельба по живым тарелочкам, нет в ней ни азарта, ни волнения.

Конечно, ничего этого отец Эйзенхауэру не сказал, только позднее, описывая посещение президентской фермы, позволил себе высказаться как охотнику. Он считал, что для знакомства с настоящей охотой следует прочитать «Войну и мир» Льва Толстого. «Я перечитывал соответствующие главы много раз, и всякий раз у меня поднималась температура, так красочно и рельефно показана охота, так она зажигает, особенно когда человек имеет к ней страсть», — написал отец в книге воспоминаний.

Прогулявшись по полям, подошли к стойлам, в них президент содержал бычков породы Блэк Ангус.

«Скот мясной, очень плотный, на коротких ногах, упитанный, — деловито запишет в своих мемуарах отец. — Выход говядины высокий, около шестидесяти или шестидесяти пяти процентов, почти как у свиней. Свинина, насколько я помню, имеет товарный выход семьдесят процентов».

Эйзенхауэр подарил отцу бычка и телку. Отец ему — саженцы русских березок. Президент еще раньше упоминал, что они ему очень нравятся.

Как рассказал мне Дэвид, березки прижились в Геттисберге, растут там по сей день. Бычка с телкой отец отдал подмосковным животноводам с пожеланием и нам развести таких. До 1964 года их, естественно, холили, а что случилось дальше, я не знаю. Возможно, списав по акту, пустили на мясо, как списали и большинство других «не представлявших ценности» подарков, преподнесенных отцу.

Однако вернемся к теме бабочек. Теперь, если отец брал меня в зарубежные поездки, я непременно тащил с собой сачок и все к нему прилагающееся.

Уже через год мне представился случай половить настоящих тропических бабочек. Президент Индонезии Ахмед Сукарно все последние годы настойчиво зазывал отца в гости. Наконец отец решил: надо ехать. Индонезия — быстро развивающаяся страна, потенциальный лидер региона, и для нас дружить с ней, установить близкие отношения, если не жизненно важно, то весьма желательно. Визит назначили на февраль 1960 года. Я ходил сам не свой. Уже упоминавшийся выше Альфред Уоллес описал в свое книге, как, путешествуя по острову Ява, он наблюдал полет фантастически красивых ярко-зеленых огромных бабочек, прицекрылок-орнитоптер. Не только наблюдал, но и ловил. Столица Индонезии Джакарта находится на Яве, и отец летит именно туда.

Вот только возьмет ли он меня с собой? Ведь я только что съездил с ним в Америку. Обычно я не просился у отца, предложит — хорошо, нет — значит, так надо, но тут я отбросил все приличия. Отец согласился неожиданно легко. Он тоже читал книгу Уоллеса, его тоже очаровало описание экзотической природы Явы. Одним словом, он меня понимал.

Джакарта меня разочаровала. Огромный грязноватый город, на улицах пованивает, в ванных комнатах президентского дворца по полу носятся огромные, длиной в человеческую ладонь тараканы, к тому же еще и летающие. С большим трудом я изловил парочку, в подарок моему приятелю, собирателю жуков Николаю Николаевичу Филиппову.

Джунглей на Яве мы не увидели. Вместо них по склонам холмов поднимались уступами, похожими на ступени лестницы, рисовые чеки. Орнитоптеры исчезли вместе с джунглями. Однако бабочек попроще оказалось множество. Попроще — из тропических видов, а в сравнении с обитательницами подмосковных лесов, нечто невообразимо красочное. С раннего утра многоцветные красавицы порхали над цветущими кустами под окнами предоставленной отцу резиденции. С приходом темноты дневные бабочки исчезали, их сменяли вьющиеся вокруг светильников ночные. Налетавшись, они садились отдыхать, «заляпывая» темными пятнышками и пятнами белые стены открытой террасы.

Охоту я начал с первого дня. Сначала смущался окружающих, сопровождавшие нас индонезийцы следили за мной, мягко говоря, с удивлением. Потом привыкли, и я привык, повсюду таскал с собой сачок. В глубине души еще надеялся на встречу с орнитоптерой. Через пару дней у меня появились добровольные помощники, правда, абсолютно бестолковые. Ловля бабочек требует навыка и сноровки. Из членов делегации охотой за бабочками увлекся Леонид Федорович Ильичев, ответственный за идеологию секретарь ЦК, очень живой и контактный человек. Низкорослый, коренастый, подвижный Леонид Федорович охотился с азартом, по-тигриному припадая к земле, подкрадывался к сидевшей на цветке бабочке, из засады бросался на нее, хлопая с силой сачком, калечил цветок, а бабочка успевала улететь. И все начиналось сначала. В какой восторг он пришел, поймав наконец-то свою первую бабочку! Леонид Федорович «заболел» бабочками, почти как я высматривал их, где только возможно, и не только днем, но и после наступления темноты. Вечером, перед ужином все собирались на террасе дворца. Однажды Леонид Федорович заметил неподвижно сидевшую на стене обалдевшую от света огромную, хвостатую, серую уранию. Обычно прилетевших на свет ночниц собирают руками, но он прихлопнул ее сачком и основательно помял. В коллекцию бабочка не годилась, крылья изломаны, пыльца потерта, но глаза Леонида Федоровича светились таким восторгом…

Другие члены делегации тоже иногда брали сачок в руки, но своего достоинства не роняли, неуклюже помахивая им, как правило, возвращали пустым.

Примерно к середине визита к моей «охоте» подключилась и многочисленная индонезийская охрана. Тогда на Яве не утихала партизанская война, и нас сопровождал батальон охраны. Молодые парни с автоматами, в касках следовали на джипах впереди и позади кортежа, на остановках окружали нас плотным кольцом, стоя спиной к гостям, внимательно всматривались, в зависимости от обстановки, в городскую толпу или заросли бананов. Никто на нас так и не напал, и им вскоре все наскучило. Сначала солдаты следили за моей беготней с сачком, переговаривались, комментируя мои удачи и неудачи и наконец решили мне сделать приятное. По своему разумению, естественно. Один притащил мне огромную жабу, другой — черного, величиной с ладонь скорпиона, а третий — летучую лисицу (питающуюся фруктами летучую мышь, величиной с орла). Жабу с лисицей я выпустил на волю, а скорпиона засушил на память. Он и по сей день хранится у меня в застекленной коробке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});