Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл

– Теперь границы, – продолжила она. – Гертфорд, какие новости?

Гертфорд доложил о положении на границе с Шотландией: там постоянные стычки и в целом неспокойно. Советники заспорили о том, как лучше поступить – ведь большая часть войска нужна во Франции.

– Шотландцы обратились в бегство после разграбления Эдинбурга, – напомнил всем Рич.

– Войска лучше направить в Булонь, – добавил Райзли, шмыгнув носом. Катерину он чрезвычайно раздражал. – Шотландцы не представляют для нас угрозы.

– Советники, мы что же, забываем уроки истории? – Чтобы они не видели, как дрожат у нее пальцы, она спрятала их, скрестив руки на груди. – Вспомните битву при Флоддене!

Тридцать лет назад, когда Генрих тоже вел военные действия против Франции, шотландцы решили воспользоваться случаем. Тогда Генрих оставил вместо себя регентом Екатерину Арагонскую – единственную, кроме нее, кому он также доверил важную роль. Катерина много слышала об этом еще в детстве. Королева повела жесткую политику, находясь в меньшинстве, а Якова IV убили на поле битвы. Екатерина Арагонская послала Генриху окровавленный камзол короля Шотландии. Тогда была одержана бесспорная победа.

– Вербуйте больше солдат, если потребуется – наемников, – распорядилась она, не допуская возражений. – Средства придется изыскать!

Все было решено. Катерина чувствовала, что советники начинают ее уважать, пусть и нехотя.

В ее покоях кто-то упражнялся на спинете; играя одну и ту же мелодию и постоянно ошибаясь. Наверное, там сейчас Елизавета. Елизавете очень нравится, что Катерина – регент; она молила пустить ее на заседания совета, готова была писать государственные письма, помогать чем угодно. Хотя об этом не могло быть и речи, Катерина поощряла интерес падчерицы. Они часто говорили о женщинах, которые находились у власти; о том, как приходится забыть о своей женственности, чтобы завоевать уважение мужчин. Елизавета обладала всеми задатками достойной королевы; возможно, она лучше приспособлена для роли правителя, чем ее брат, хотя самое большее, на что она может рассчитывать, – стать супругой монарха. Да и самому Эдуарду предстоит еще подрасти.

Музыка умолкла, зато слышался тихий смех. Мег наверняка где-то рядом; они с Елизаветой стали неразлучны. Мег последнее время совершенно переменилась. Она явно готова к замужеству. Катерина представляла себе своих придворных дам. Сейчас они вышивают и тихо беседуют в ее покоях. Кто-то играет в карты, кто-то читает. У нее много книг, в основном запрещенных, однако на них вполне невинные обложки. Такие книги спрятаны в укромных местах. Читать их надо с крайней осторожностью. Всем известно, что за такие книги можно поплатиться жизнью; чем выше положение, тем больнее придется падать. Она отбросила последнюю мысль, боясь выказать слабость. На слабость она не имеет права!

Тем временем речь зашла о преследовании французов, которые проживают в Лондоне. Завязался оживленный спор. Некоторые советники выступали за их депортацию. Кое-кто даже требовал посадить в тюрьму проживающих в Лондоне французов.

– Мы находимся в состоянии войны с Францией. Эти люди – наши враги! – кричал Райзли, размахивая кулаком.

Катерина пожалела, что его нельзя послать сражаться с французами. Он снова шмыгнул носом, и Гертфорд протянул ему платок. У Райзли был такой вид, будто он не знаком с этим предметом туалета.

– Высморкайтесь! – рявкнул Гертфорд.

Райзли покорно высморкался.

– Виноваты не эмигранты, – заявила Катерина громко и звонко, перекрывая шум, – а те, кто их преследует! Я против депортации. Более того, считаю, что их гонителей следует наказать!

– При всем к вам уважении, – возвысил голос Гертфорд, – если мы будем слишком им потакать, скорее всего, наживем неприятностей.

– Большинство этих людей живет в Лондоне на протяжении нескольких поколений. Нельзя просто так взять и избавиться от них, – возразил архиепископ. Хвала небесам, он на ее стороне! Однако без поддержки Гертфорда Катерине, как она понимала, придется сражаться, чтобы отстоять свою позицию.

– Я напишу обо всем королю и посоветуюсь с ним, – решительно объявила она. – Пока эмигранты остаются, а все, кто их преследует, будут наказаны.

Гертфорд через несколько дней уедет. Его призывают во Францию. Катерине придется удвоить усилия… Что ждет ее, если король не вернется? Она останется одна у руля Англии – будет править от имени короля-мальчика – так написано в завещании Генриха. Сумеет ли она и дальше балансировать на канате, не опираясь на авторитет мужа? Она что-нибудь придумает, найдет влиятельных союзников – посоветуется с Никколо Макиавелли. Катерина часто задавалась вопросом, хватит ли ей силы духа послать кого-нибудь на плаху – врага еще куда ни шло, но друга? При этой мысли ей делалось тошно.

– Что там у нас еще?

– Разнообразные мелкие земельные споры, – ответил секретарь, показывая ей бумаги.

С мелкими вопросами разобрались быстро, и Катерина наконец вышла из зала. В длинной галерее она по-прежнему держалась прямо и величаво. Однако, оказавшись на своей половине, она бессильно прислонилась спиной к двери, расшнуровала лиф платья, стащила с себя тяжелый наряд, сбросила чепец и уселась прямо на пол, расправив нижнюю юбку.

Юдолл выступал перед собравшимися в гостиной королевы. На нем был изысканный дублет из малиновой парчи, хотя ему не положено носить малиновое. Хьюик его отговаривал, твердил, что это могут расценить как неуважение к власти. Но Катерине нравилось, что Юдолл – не лизоблюд. Льстецов она не выносила. Даже Анна Стэнхоуп мурлыкала сегодня у ног Катерины, как сиамская кошка; находила для нее отрывки из Лютера, которые могут ее заинтересовать, или приносила маленькие подарки: парчовые рукава, веер, книгу. Правда, обе они сторонницы Реформации, но Хьюику ясно как день, что Стэнхоуп норовит погреть руки.

Юдолл поклонился, сняв шапочку, взмахнул ею сложными восьмерками. Фрейлины смеялись над его экстравагантностью. Хьюик и Катерина переглянулись и обменялись улыбками. Он видел, что она довольна; она за последние недели вошла в новую роль, свыклась со своим положением. И неплохо справлялась. Ей удалось сломить даже членов Тайного совета. Но Хьюик прекрасно понимал, что она окружена врагами. Советники надеялись, что новая королева будет покорна их воле. Они рассчитывали обвести ее вокруг пальца, думали, что она без труда сменит веру, как платье, и убедит короля вернуться под сень римско-католической церкви. И вот ее назначили регентом.

– Как прошло заседание? – прошептал он.

– Я победила.

– Да, Кит, если кто-то способен их победить, то только вы.

* * *

Райзли, Гардинер и Рич ходили по дворцу с такими недовольными физиономиями, что от них скисло бы и молоко. Они что-то бормотали о новом королевском завещании, согласно которому регентство Катерины делается постоянным. Ни одному из них это не нравилось, но особенно Гертфорду. Считалось, что он на стороне Катерины, но при дворе, где все постоянно меняется, союзы не бывают прочными. Гертфорд сам давно стремился к регентству; должно быть, он гадал, сколько еще ему придется лизать сапоги старому королю, прежде чем на трон взойдет его маленький племянник. Но теперь король составил новое завещание, на пути Гертфорда встала женщина; кроме того, король считал, что его шестая жена не способна ни на что дурное. Чем более бессильными противники Катерины себя ощущали, тем чаще хватались за соломинки. Повсюду обнаруживали заговоры, жгли книги, выискивали еретиков.

Хьюику не хватило храбрости напомнить Катерине, что она властвует лишь по доверенности. Гардинеры, Райзли и Гертфорды исполняли ее волю только потому, что не сомневались: король скоро вернется. Катерина часто говорила о Марии Венгерской – ведь той блистательно удается управление тремя странами. Но за Марией стояла сила ее брата, императора Священной Римской империи. Кто встанет на защиту Катерины? Ее брат, который только что стал графом Эссексом и так же бессилен, как и прочие придворные красавцы? Если король умрет, все тут же обратятся против нее; не успеет она и глазом моргнуть, как окажется в Тауэре. Жене Генриха Восьмого никак нельзя считать себя в безопасности.

Но Хьюик не тот, кто способен нарушить ее счастье, напомнив ей об этом. Пусть радуется, пока может, думал он, глядя, как она беззаботно смеется над шутками Юдолла.

После назначения Хьюика в свиту королевы – ее личным врачом, не меньше! – и с благословения короля все начали поддразнивать его из-за его дружбы с Катериной; его называли удачливым, чаровником, жабой, подлизой.

– От таких же слышу, – отвечал Хьюик.

Он никому не признавался, с какой теплотой относится к королеве. При дворе опасно открыто проявлять свои чувства, а дружба с Катериной для него была драгоценна. Королева она или нет, она ему небезразлична; более того, Хьюик радовался ее противоречивости, стремлению к самосовершенствованию. Ее порывы были закалены волей к победе – даже за карточным столом. Она неумолимый противник. Но самое главное, она очень добра. Хьюик не раз наблюдал, как она обращается со слугами. Относится ко всем с уважением, у нее всегда находится доброе слово для конюха. Она улыбается даже девушке, которая выносит ночные горшки. Все во дворце были слишком озабочены тем, что стараются угадать, что лежит за тем или иным жестом и словом. Катерина не такая. И он никогда не забудет поцелуй, которым она наградила тыльную сторону его изуродованной ладони в буфетной Чартерхауса. Кажется, это было сто лет назад, хотя с того дня не прошло и полутора лет.