У истоков Руси: меж варягом и греком - Владимир Егоров

Далее в том же предложении помянут город русов Киев, традиционно именуемый арабами Куябой, который, согласно Йакуту, находится на расстоянии 20 дней пути от Булгара[83]. Поскольку между Булгаром и Киевом 1400 километров, этот путь на самом деле должен занимать примерно вдвое (!) больше времени[84]. Но снова, если речь не о Булгарии, а Болгарии, не о Волге, а Дунае, то оценки Йакута вполне адекватны.

Ни на каком самом быстроходном скакуне не проскакать от Дуная до Башкирии за двадцать пять дней, разве что на почтовых перекладных. Значит, в конце цитаты словами «от Булгара до Башджирд двадцать пять переездов» Йакут вновь честно возвращается к тексту и данным ибн Фадлана о расстоянии между Булгаром и башкирами.

Вот такой вот винегрет. Так что заметь себе, мой не дающий провести себя читатель, эрудированный географ Йакут продолжает путать дунайскую Болгарию и волжскую Булгарию аж в конце XII века, так что же взять с бедного ибн Фадлана, не географа и двумя с лишним веками раньше?!

Здесь, мой разбрасывающийся читатель, весьма удачное место, чтобы, запивая пивом «якутский винегрет», чуть-чуть отвлечься и малость порассуждать.

Во-первых, комментарий Йакута служит хорошим примером того, как древние обходились с «цитированием». Как Бог на душу положит. Нахватывались отовсюду, где чего-либо можно было ухватить, и либо валили все без разбору в кучу, либо, что еще хуже, переосмысливали и компилировали. Такая компиляция сама по себе – вполне нормальная вещь. Но беда, если она подается, неважно самим автором или его распространителями, как историческое свидетельство, как априорная истина. Результатом такой «подачи» стала, как ты уже знаешь, мой давний читатель, «Повесть временных лет» – первая на Руси беллетристика на историческую тему, которую почему-то, вопреки желанию автора, писавшего повесть и назвавшего ее повестью (!), до сих пор ученые мужи считают летописью и на ее основе воссоздают выдуманное прошлое древней Руси.

Во-вторых, считаю необходимым обратить твое внимание, мой навостривший ухо читатель, что о Киеве упоминает не ибн Фадлан, а Йакут. О русах у нас речь впереди, но для меня вопрос о Киеве слишком важен и болезнен, чтобы дотерпеть до более подходящего места. В своих предыдущих авторских расследованиях я для себя пришел к поначалу ошеломившему меня самого выводу, что Киев как город, как столица одноименной Руси, возникает лишь в X веке. Соответственно все «князья» и «княгини» от Кия до Святослава, если они вообще существовали, княжили не в Киеве, а где-то в иных местах. Может быть, это и перебор, но у ибн Фадлана в первой четверти X века и в самом деле про Киев ни слова, а вот в XII веке Йакут уже не считает для себя возможным его не упомянуть, Киев XII века – действительно большой и известный город.

О доверии ибн Фадлану

– Хоттабыч, можно ли верить ибн Фадлану?

– О, неразумнейший из Волек, своим вопросом ты обижаешь достовернейшего из писателей и достойнейшего из клиентов почтеннейшего из послов величайшего из халифов!

Хоттабыч опять краснеет, на сей раз от обиды, и вновь по привычке делает попытку гордо удалиться в бутылку, но вовремя спохватывается и небольшим торнадо лихо упаковывается в пустую банку из-под «ПИТа». Оказывается, джины не чураются технического прогресса!

Но по существу вопроса от шагающего в ногу с прогрессом Хоттабыча опять никакого проку, в оценке ибн Фадлана он явно субъективен и пристрастен. Но и при более объективном взгляде на поставленный вопрос ты, мой объективный читатель, можешь мне сказать, что и тебе вопрос кажется бессмысленным, ведь ибн Фадлан писал путевые заметки, описывал то, что видел сам, своими глазами. Разве можно не верить очевидцу?

Не верить очевидцу можно. Например, следователи-криминалисты далеко не всегда доверяют свидетельствам очевидцев и правильно делают. Свидетели могут неумышленно заблуждаться или умышлено вводить следствие в заблуждение. А верить или не верить ибн Фадлану, решать придется тебе самому, мой самостоятельный читатель. В любом случае прежде чем двигаться дальше, необходимо ответить на вопрос, который я задал Хоттабычу в начале раздела.

Первый сигнал тем, кто склонен безоговорочно верить ибн Фадлану как очевидцу, рассказывающего от первого лица виденное им самим своими глазами, звучит уже в самом начале путешествия, в Ургенче, то есть в местах отнюдь не столь отдаленных от Багдада, чтобы их считать экзотическими: «Итак, мы остались в аль-Джурджании (Ургенче) много дней. И замерзла река Джайхун (Амударья) от начала до конца ее и была толщина льда семнадцать четвертей…»

Не знаю, достигает ли глубина Амударьи в районе Ургенча семнадцати четвертей[85], но в любом случае льда такой толщины на ней быть не могло. Курьезно, что в этом месте во лжи ибн Фадлана уличает не кто-нибудь иной как Йакут: «…а это – ложь ((!) – В.Е.) с его (ибн Фадлана) стороны, так как самое большее на сколько река замерзает, это пять четвертей, и это бывает редко, а обычно это две четверти или три. Это я сам видел и спрашивал об этом жителей этой страны».

Второй звонок тихо тренькает в стране гузов, выведших, если верить ибн Фадлану, потрясающую породу овец: «Чаще всего пасутся овцы на снегу, выбивая копытами и разыскивая траву. а если они не находят ее, то они грызут снег и до крайности жиреют. а когда бывает лето, то они едят траву и худеют».

Мне бы таких овец! С ними только наше коротенькое северное лето как-то перебиться, а уж долгой снежной да вьюжной зимой они свое возьмут, такие курдюки себе нажрут! Развел бы их на даче – забот не знал. Во бизнес!

Конечно, может быть, это всего лишь описка ибн Фадлана или переписчика. Но где гарантия, что она единственная?

Но ладно, в конце концов речь об обыкновенных овцах. Никакой экзотики. То ли дело единорог, которого ибн Фадлан, оказывается, тоже встретил в своем путешествии по диким степям Приуралья: «в ней (степи) есть животное меньшее, чем верблюд, по величине, но выше быка. Голова его, это – голова барашка, а хвост – хвост быка, тело его – тело мула, копыта его подобны копытам быка. У него посередине головы один рог толстый круглый; по мере того, как он приближается к кончику, он становится все тоньше, пока не сделается подобным наконечнику копья. Из рогов иной имеет в длину от пяти локтей до трех локтей в соответствии с большим или меньшим размером животного. Оно питается листьями деревьев, имеющими превосходную зелень. Когда оно увидит всадника, то направляется к нему, и если под всадником был рысак, то рысак ищет спасения от него в усиленном бегстве, а если оно всадника догонит, то хватает его своим рогом со спины его лошади, потом подбрасывает его в воздухе и встречает его своим рогом, и не перестает делать таким образом, пока не убьет его».

Вот такое вот фантастическое животное с двухметровым[86] рогом!

Но не только в дикой степи встречались чудеса автору записок, кое-что он приберег и для почти цивилизованной, уже созревшей для обращения в ислам Булгарии: «в первую же ночь, которую мы переночевали в его (царя славян) стране, я увидел перед заходом солнца, как небесный горизонт сильно покраснел, и услышал в атмосфере сильный шум и ворчанье громкое. тогда я поднял голову и вижу облако, подобное огню, недалеко от меня, и вижу, что ворчанье и шумы идут от него, и в нем видны подобия людей и лошадей, и в отдаленных фигурах, которые в облаке похожи на людей, видны копья и мечи, которые то казались мне совершенно ясными, то лишь кажущимися. И я увидел другой кусок, подобный этим фигурам, в котором также я увидел мужей, лошадей и оружие, и начал этот кусок нападать на тот кусок, как нападет эскадрон кавалерии на другой эскадрон. Мы же испугались этого и начали просить и молить, а жители смеются над нами и удивляются тому, что мы делаем… И таким образом это дело продолжалось некоторую часть ночи… Мы спросили об этом царя, и он сообщил, что его предки говорили, что эти всадники принадлежат к верующим и неверующим джиннам, и они сражаются каждый вечер, и что они не прекращают этого с тех пор, как они живут здесь, каждую ночь».

Впечатляет? Еще как! Если это просто гроза, то неужели ибн Фадлан никогда раньше не видел гроз? Или в Поволжье грозы какие-то особенные? Вроде бы нет. Может быть для тех мест характерны какие-то неординарные природные явления? Тоже вроде бы нет. Но даже если поверить, что в X веке на территории Булгара действительно еженощно происходило нечто столь удивительное, то как объяснить невероятную осведомленность новообращенного Джафара, и тем более его не помышлявших об исламе предков, в мусульманской мифологии, в частности не просто существовании джиннов, но и их подразделении на верующих и неверующих (в Аллаха)? Или же слова, вложенные ибн Фадланом в уста царя «славян», на самом деле принадлежат ему самому? Но, опять же, можно ли тогда верить рассказчику в остальном?