Спасти Ангела - Джеймс Паттерсон

Кейт села рядом со мной на камень. Звезда принесла ей откуда-то бутылку тепловатой воды, и Кейт сидит и молча, запрокинув голову, пьет. От усталости на ней лица нет. Вздыхаю и наклоняюсь оттащить очередную гранитную плиту.

Полиция оцепила весь район. На Площади Согласия разгребают руины. Из каждого еще стоящего в округе здания эвакуируют людей. Одно могу сказать — команду Клык собрал классную. Они человек двадцать вытащили из-под развалин, детей помогали в больницы доставить. За пять часов ни на минуту не остановились и только сейчас свалились, совершенно обессиленные. А рядом с ними такие же изможденные и опустошенные Надж, Газзи и Игги. Одни мы с Диланом и Клыком еще держимся. Да и то едва-едва.

Поднялись в воздух, покружили над площадью — вдруг сверху что-нибудь увидим. Ничего. Еще часа через два в двух кварталах от площади нашли розовую кроссовку Ангела. Точнее, остатки ее кроссовки. И хуже всего, что на ней следы крови.

Тут-то я и сломалась.

— Я их все старался разминировать, — всхлипывает Газзи. — Я думал, там больше их не осталось. Там, может, где-то еще взрывчатка была. Может, где-то еще, в каком-то другом отсеке. Я не знал…

Перед глазами у меня встает опутанная проводами фигура Марка. Меня колотит. Что мне сделать, чтобы Газзи перестал себя винить? Ведь это я приняла решение, я разрешила ему попробовать. Это мне надо было настоять, чтобы мы оттуда ушли все вместе.

И пусть бы концесветники… Если б не я…

Если б не я, стая бы выжила, но погибла бы тьма людей. Париж, Лувр были бы уничтожены. То, что случилось, показалось бы детскими игрушками.

Говорят, лидер принимает решения. Говорят, лидер спасет мир. Но как быть, когда правильных решений не существует? Когда кровь проливается, что бы ты ни решил? Это-то и есть для меня самое непереносимое.

Стемнело. Пора признать, что больше нам ничего не найти. Ребята плачут. То успокоятся, то снова слезы текут по щекам. Держатся только Клык и Дилан. Откуда у них только силы берутся весь день плечом к плечу со мной развалины разгребать да еще в руках себя держать?

Стою на краю котлована и не понимаю, какой безумец это затеял? Как мог Марк годами вынашивать эту идею?

Все. У меня наступил полный перегруз. Ни голова, ни сердце больше ничего не воспринимают. Хочу домой. Но где он, наш дом? И где моя мама, Джеб, Элла? Я о них ничего не знаю. А ведь они тоже во всем этом как-то замешаны. Как? Я уже больше ни в чем не уверена. Ни в чем и ни в ком. На кого положиться? Кому верить? Нет в моей жизни ни одной надежной опоры. Ни одной.

Я почти полностью от всего отключилась. Вдруг кто-то ласково берет меня за плечи и прижимает к себе. Клык. Моя щека прижимается к его груди, и его драная рубашка намокает от моих молчаливых слез. Он такой теплый и такой сильный. И до боли знакомый. Но разве могу я на него положиться?

Нет, на него — меньше, чем на кого бы то ни было. Клык мне тоже не опора.

79

Что бы с тобой ни происходило, какие бы страшные катастрофы с тобой ни случались, жизнь идет вперед. И это самое странное. Ты замер, окоченел от горя. Больше жить невозможно. Но земля продолжает вращаться, и секунды по-прежнему бегут вперед.

Прошло всего несколько часов с того момента, как Ангел исчезла, а мне с каждой минутой становится только больнее. Но Париж уже понемногу приходит в себя. На Площадь Согласия нагнали очистительные машины. Какие-то люди в форме меряют уровень радиации. Клык сообщил им про бомбы, взрывчатку и отравляющие газы под площадью, и теперь сюда съехалась целая армия военных и бесчисленные отряды саперов. А утром Газзи был один. У него было только пять минут. И ему всего-навсего девять лет.

Мы прочесали все госпитали и все отделения травмы. Врывались в каждую палату. Отодвигали каждую занавеску в надежде, что с какой-нибудь койки на нас глянет чумазое, все в синяках и ссадинах личико Ангела. Но ее нигде нет.

Закат уже окрасил город кроваво-красным светом. На улицах появились люди. Мне хочется хватать за грудки каждого встречного, трясти как следует и кричать: «Вы понимаете, что случилось!» Только зачем? Бесполезно. Я вполне отдаю себе отчет, мне просто нужно выплеснуть на кого-то свое горе.

Я без сил упала около котлована. Не помню, сколько я там пролежала. Помню только, что в конце концов Клык меня там нашел.

— Если мы до сих пор не нашли ее тело, — говорю я ему, — значит, она жива.

Он опускается рядом со мной на камень и медленно качает головой. Лицо у него осунулось, и глаза потускнели. За последние двадцать четыре часа он словно на десять лет повзрослел. Клык берет меня за руку:

— Нет, Макс. Скорее всего, нет.

Я готова закричать: «Это все ты виноват! Это ты ее там бросил!»

Но он не виноват. Я… Я сама бросила там под землей их всех троих.

— …Нам пора…

Я знаю, физиономия у меня опухла от слез, я вся в крови, грязи и саже, а волосы — один сплошной колтун.

— Что? — не понимаю я.

Надж дремлет у меня на плече, но от звука его голоса просыпается и бессмысленно хлопает глазами.

Клык махнул в сторону своей команды. Все как один, замученные и грязные, они теперь воочию убедились, какие ужасы могут случиться в мире. Как ни странно, при виде его команды на душе у меня теплеет.

— Нам пора. Полиция арестовала нескольких организаторов ГКС. Не похоже, чтоб во главе был Марк — он был под началом Единого Света. Но кто работал под этой кличкой, полиция пока не доискалась. Газзи рассказал мне все, что они разузнали в штабе. Мы попробуем пойти по его наводкам.

— Ммм… — никакой другой реакции у меня нет.

— Надо убить заразу на корню, — продолжает Клык, как будто оправдывается. — Не то она расплодится снова.

В лице у него ни кровинки. Глаза мертвые. Ангел всегда была его любимицей.

— Конечно…

Я устало поднимаюсь на ноги. Чувствую себя опустошенной и старой. Как будто мне никогда больше не быть счастливой. Мы с Клыком наскоро и неловко обнялись. Я приникла к нему, впитывая в себя его прикосновение, будто чтобы сохранить навсегда.

— Вот и все, — бессвязно бормочу я.

— Все, — соглашается Клык, и сердце у меня падает. Я все еще на что-то надеялась… — Береги себя. — Он оборачивается к Дилану и серьезно смотрит на него: — И ты ее береги. Это теперь твоя задача.

Майя ждет в стороне вместе со всей его командой. Я помню, я обязана ей жизнью. Подхожу к ней и смотрю ей прямо в глаза:

— Спасибо тебе.

Она кивает. И больше — ни слова. Но мне больше ничего и не надо. Мы слишком похожи, чтоб словами разбрасываться.

— Пока, ребята, — прощается Клык со стаей. — Если чего узнаю, все напишу в блоге.

Вот и все. Они улетели. Ком застрял у меня в горле, в глаза будто песком сыпанули. Или даже солью. Я помолчала, собираясь с силами.

— Надо найти Эллу. И маму, и, может быть, даже Джеба.

Один за другим они медленно кивают, а я про себя думаю, смогу я подняться в воздух или не смогу.

Ко мне подходит Дилан, обнимает за плечи и берет за руку. Руки у него большие, сильные, и от их прикосновения делается легче и спокойней. Горячие слезы снова обжигают мне глаза и текут по щекам, прочерчивая по грязи и крови светлые полосы. Ну и пусть.

Я смотрю на Дилана. Мы готовы. Пора в полет.

Эпилог

Последние слова

— Ангел, ты особенная. Ты сверхчеловек, — раздается у нее в голове Голос.

Она слышит и голос, и еще другие приглушенные звуки. Но глаз открыть она не может. Руки и ноги ее не слушаются. Она старается задавить поднимающуюся панику. Главное — понять, что происходит, и — что еще важнее — где она.

Голова у нее раскалывается. Волосы слиплись от крови. Босым ногам холодно. По всему телу налеплены электроды — и ее охватывает ужас. Сердце забилось сильнее, и она услышала, как тут же загудел один из приборов. Опять! Ей не выдержать этого снова.

— Не бойся, Ангел, — говорит Голос. Мужчина это или женщина, Ангел разобрать не может. Похоже, он доносится до нее точно через много слоев ваты. — Ты среди друзей. Мы о тебе позаботимся.

Ангел старается заговорить, но ни звука не срывается с ее запекшихся губ. Да и дышит ли она? Похоже, что дышит. Запястье саднит. Кажется, это капельница. Ситуация до боли знакома: полная беспомощность, запах хлорки, приглушенный гуд лабораторных приборов, измеряющих каждое движение ее тела и органов.

Больше всего на свете ей хочется оказаться дома, быть с Макс и со стаей. Свернуться калачиком у Макс под боком и смотреть телевизор. И чтоб Игги и Элла пекли на кухне печенье. Она ведь только ребенок…

— Видишь ли, Ангел, — гудит Голос, — совершенно необходимо, чтоб ты осознала свою мощь и силу. Поняла, что ты необыкновенная. Потому что это твоя судьба. Сознание собственного величия придаст тебе силы.

Голову ей обдало ледяной струей. Наверно, они смывают кровь.