Евангелия и второе поколение христианства - Эрнест Ренан

Гонения Домициана обрушились одинаково и на евреев и на христиан. Дом Флавиев переполнил чашу своих преступлений и стал для обеих ветвей Израиля выразителем самого отвратительного нечестия. Ничего нет невероятного в том, что Иосиф пал жертвой последних ужасов династии, которая его обласкала. После 93 и 94 годов о нем ничего не слышно. Работы, проектированные им в 93 году, не были выполнены. В начале 93 года его жизнь уже была в опасности, благодаря язве времени - доносчикам. Два раза он избег опасности; обвинявшие его были наказаны; но Домициан имел отвратительную привычку возвращаться опять к обвинениям, по которым он уже вынес оправдание, и, наказав доносчика, казнил обвиняемого. Ужасная страсть к убийству, охватившая Домициана в 95 и 96 годах, всего, соприкасавшегося с еврейским миром и с его собственным семейством, делает маловероятным, чтобы он не покарал человека, который восхвалял Тита (самое непростительное в его глазах преступление), а его хвалил только мимоходом. Милость к Иосифу Домиции, которую он ненавидел и решил предать смерти, тоже была достаточным к тому поводом. В 96 году Иосифу было всего 59 лет. Если бы он жил в справедливое правление Нервы, он продолжал бы свои писания и, вероятно, объяснил бы многие двусмысленности, к которым страх перед тираном вынуждал его.

Будем ли мы когда-нибудь иметь памятник об этих мрачных месяцах террора, когда все почитатели истинного Бога думали только о мученичестве, как выражено в рассуждении "о господстве ума", манускрипт которого носит имя Иосифа? Во всяком случае выраженные в нем мысли принадлежали тому времени. Сильный дух, властвующий над телом, не дает жестоким мучениям победить себя. Автор доказывает свой тезис примером Елеазара и матери, мужественно перенесшей смерть со своими семью сыновьями во время гонений Антиоха Епифана, о чем рассказывается в главах VI и VII второй книги Маккавейской.

Несмотря на декламаторский тон и некоторые вставки, отдающие излишней философией, эта книга заключает в себе прекрасное поучение. Бог находится в согласии с вечным строем, проявляющимся в человеке при посредстве разума; разум - закон жизни; долг заключается в том, чтобы предпочитать разум страстям. Как и во второй книге Маккавейской, идея будущего вознаграждения чисто спиритуалистическая. Праведные, умершие за истину, живут у Бога, для Бога, лицезрея Бога - Zwoi tф фeф. У автора абсолютный Бог философии одновременно является и национальным Богом дома Израиля. Еврей должен умирать за свой Закон, так как это закон его предков и потому, что он божественный и истинный. Мясо некоторых животных запрещено Законом, так как оно вредно человеку; во всяком случае, нарушать Закон в мелочах одинаково преступно, как и нарушать его в крупных вещах; в обоих случаях не признается власть разума. Отсюда видно, насколько подобный взгдяд близок к Иосифу и к евреям-философам. Гнев, прорывающийся против тиранов на каждой странице в изображении мучений, охватывающих ум автора, показывает, что эта книга относится ко времени высших ужасов Домициана. Для нас нет ничего невозможного в том, что Иосифу в последние часы его жизни служило утешением писать эту прекрасную книгу; почти уверенный, что ему не избежать казни, он подыскивал всевозможные доводы, по которым мудрец не должен бояться смерти.

Книга имела успех у христиан и под именем Четвертой книги Маккавейской почти вошла в канон; она находится во многих греческих манускриптах Ветхого Завета. Но, менее счастливая, чем книга Юдифь, она не осталась там: вторая книга Маккавейская не допускала ее помещения рядом с собой. В особенности интересна эта книга, как первое проявление литературы, бывшей впоследствии в большом употреблении, литературы поучений мученикам, в которых оратор для поощрения к перенесению страданий пользовался примерами слабых существ, ведших себя героически, или вернее, пользовался Acta martyrum, которые превратились в риторические произведения, имевшие целью возвеличение, действовали при помощи ораторских преувеличений, не заботясь об исторической правде, и заимствовали отвратительные детали и закваску мрачного сладострастия у античной пытки, как средство для возбуждения душевного волнения.

Отклик всех этих событий сохранился в еврейских преданиях. В сентябре или октябре месяце четыре старейшины Иудеи, рабби Гамалиил, патриарх трибунала Явнеи, рабби Елиазар-бен-Азариа, рабби Иосия, и впоследствии знаменитый рабби Акиба отправились в Рим. Путешествие описывается подробно: каждый вечер, благодаря времени года, они останавливались в каком-нибудь порту; в день праздника Кущей, раввины устроили хижину из листвы, которую на другой день разнесло ветром; время они проводили в спорах о способах платить десятину и заменять loulab, в странах, где не растут пальмы. За сто двадцать миль до города, путешественники услышали глухой шум; это шум Капитолия достигал до них. Все заплакали; один рабби Акиба разразился смехом. " Как можно не плакать, - сказали раввины, - видя счастливыми и спокойными идолопоклонников, приносящих жертвы ложным богам, в то время, как святилище нашего Бога уничтожено огнем и служит логовищем полевым зверям?" "Это-то, сказал рабби Акиба, - и заставляет меня смеяться. Если Бог оказывает столько милости оскорбляющим его, то какая же судьба ожидает исполняющих его волю, которым принадлежит царство?"

Во время пребывания четырех старейшин в Риме, императорский сенат издал декрет, чтобы более не было евреев во всем мире. Один из сенаторов, человек благочестивый (Клеменс?), открывает Гамалиилу этот ужасный секрет. Жена сенатора, еще более чем он благочестивая (Домицилла??), дает ему совет покончить самоубийством при помощи яда, который он носит в кольце, и тем спасти евреев (непонятно, каким образом). Впоследствии убедились, что этот сенатор был обрезанный или, по фигуральному выражению, "корабль не покинул порта, не заплатив пошлины". По другому рассказу дело происходило так: цезарь, враг евреев, задал вопрос великим людям империи: "Если имеешь язву на ноге, то следует ли отрезать ногу, или сохранить ее и переносить страдание?" Все были за ампутацию, кроме Katia ben Schalom. Последний был казнен no приказанию императора и, умирая, произнес: "Я корабль, уплативший налог; я могу пуститься в путь".

Это смутные образы, как бы воспоминание паралитика. Передаются также некоторые из споров, которые велись этими четырьмя учеными в Риме. "Если Бог, спрашивали их, не одобряет идолопоклонства, то почему он не уничтожил его? - Но тогда Богу пришлось бы уничтожить солнце, луну и звезды. - Нет, он мог бы уничтожить бесполезных идолов и сохранить полезных. - Но это значило бы создать божества из необходимых предметов, которые не были бы уничтожены. Мир идет своим путем. Украденное семя произрастает, как всякое другое. Распутная женщина не бесплодна, несмотря на то, что ее ребенок незаконный". Проповедуя, один из четырех путешественников высказал следующую мысль: "Бог не похож на земных царей, которые издают эдикты и не исполняют их". Мин (иудео-христианин) услышал эту фразу и, при выходе из залы, сказал ученому: "Однако, Бог не соблюдает субботы, так как мир двигается и в субботу". - He дозволено ли каждому передвигать в день субботы все, что угодно, у себя на дворе? - Да, сказал Мин. - Ну, а мир - это Божий двор".

Глава XV.

Климент Римский - Прогресс пресвитерианства

В наиболее верных списках римских епископов, несколько насилуя смысл слова епископ, вслед за Аненклетом стоит имя некоего Климента, которого, благодаря сходству имен и близости времен очень часто смешивали с Флавием Клеменсом. Это имя нередко встречается в иудео-христианском мире. По точному смыслу слова можно предполагать существование некоторой связи клиента к патрону у нашего Климента с Флавием Клеменсом. Но следует совершенно устранить, как фантазию некоторых из современных критиков, считающих Климента фиктивным лицом, двойником Флавия Клеменса, так и заблуждение, в нескольких местах вкравшееся в церковное предание, будто епископ Климент принадлежал к семье Флавиев. Климент Римский не только действительно существовавшее лицо, но лицо высшего порядка, настоящий глава церкви, бывший епископом ранее, чем епископат вполне установился, - я позволил бы себе назвать его папой, если бы это слово не являлось здесь анахронизмом. Он пользовался высшим авторитетом в Италии, Греции и Македонии в течение последних десяти лет первого столетия.

На границе апостольского века он был как бы апостолом, последышем великого поколения учеников Иисуса, одной из опор церкви Рима, которая после разрушения Иерусалима все более и более становилась центром христианского мира.

Все дает повод думать, что Климент был еврей по происхождению. Его знакомство с Библией, стиль некоторых параграфов его Послания, способ пользования книгами Юдифь и апокрифами, как Вознесение Моисея, не соответствует обращенному язычнику. С другой стороны, у него мало гебраизма. По-видимому, он родился в Риме в семье, жившей в столице в течение одного или нескольких поколений. Его познания в космографии и в языческой истории показывают, что он получал хорошее воспитание. Признается, хотя, может быть и без точных доказательств, что он был в сношениях с апостолами и в особенности с Петром; вне сомнения, что он занимал весьма высокое положение в чисто духовной иерархии церкви своего времени и что он пользовался необычайным авторитетом. Его одобрение равнялось закону. Все партии признавали его своим и хотели прикрыться его авторитетом. Темный покров скрывает от нас его личные мнения; его послание - прекрасное нейтральное произведение, которым ученики Петра и ученики Павла могли одинаково быть довольны. Возможно, что он был одним из наиболее энергичных работников в великом деле, долженствовавшем совершиться. Я говорю о деле постепенного примирения Петра и Павла и о слиянии двух партий, без чего дело Христа могло погибнуть.