Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей

Да, наверняка, у некоторых было, за что ненавидеть отдельных городовых или приставов. Я в этом не сомневаюсь. Зато теперь свобода! Свобода требует жертв! И жертвы будут! На улицах будут плакать ограбленные старухи и изнасилованные подростки.

Свобода! Свобода — это очень неприятная субстанция, и ей пользуются только те, у кого в руках сила. Ведь закона нет, а значит, нет никаких ограничивающих правил. Хочешь денег, отними у более слабого. Хочешь интимных связей? Заставь слабых женщин, или отними женщину у более слабого мужчины. Право сильного — это и есть свобода.

Единственным исключением из этого правила является лишь то, что даже физически слабый человек, будь то мужчина или женщина, если у него будет оружие, может на короткое время стать сильным. Но только на короткое! — Керенский подчеркнул эту фразу, подняв указательный палец вверх. — Или вы со мной категорически не согласны?

— Но зачем выпускать осуждённых за особо тяжкие преступления, ведь количество убийств только возрастёт? Город погрязнет в хаосе.

— Смешно! Мы и так с февральских дней в хаосе, даже вот меня краем задело. Лошадь хаоса, так бы я её назвал, собственно, и натолкнула меня на эту мысль. Я понимаю ваше возмущение и полностью поддерживаю его. Мы должны добиться порядка и защитить жизнь граждан империи. Но что мы видим? Полиция недееспособна. Она частично уничтожена, частично расформирована, а оставшаяся её часть полностью деморализована. Милиция не справляется. Таковы факты, а что вы думаете по этому поводу?

— Я думаю, что, выпустив из тюрем убийц, вы и сами стали соучастником их преступлений, — резко бросил ему в лицо Кирпичников.

Алекс Кей только усмехнулся. Самые главные преступления будут ещё впереди. И не ему их совершать. Вслух же он сказал:

— Возможно! Но, пусть лучше я стану соучастником одного преступления, чем стану равнодушным наблюдателем сотен и тысяч других. Не вам меня упрекать. Для того, чтобы вылечить фурункул, его надо вскрыть, и пусть вонючий и отвратительный гной зальёт ваши руки, но вырезав его, вы спасёте больного, а не благополучно отправите его к праотцам.

От эмоциональной отповеди разозлившийся Кирпичников быстро сник и уставился равнодушным взглядом в стол. Видно было, что этот человек смертельно устал. Выдержав паузу, он заговорил, по-прежнему упорно глядя на блестящую столешницу:

— У меня очень мало людей, меньше ста человек на весь Петроград, и все они боятся. Каждый день их жизнь подвергается опасности. Я был в Париже, у них штат — тысяча двести человек. А у нас — сто!

— Хорошо. Значит, вы не знаете, что надо делать?

— Я знаю, но…

— Ладно. Сегодня я дам распоряжение министерству, а завтра выйдет приказ о расформировании гражданской милиции и создания новой, на её основе. Как она будет называться, я ещё не представляю, но одно могу сказать точно: ваше подразделение будет сформировано заново. Оно будет создано на основе всех ваших оставшихся в живых людей.

Можете привлекать тех, кто сейчас прячется. Пусть они меняются. Сбреют усы, сбреют бороды, наденут гражданскую одежду. В общем, что угодно. А лучше, получите с военных складов солдатскую форму, сделайте себе чёрный шеврон с тремя буквами слитно: «ПУР» и пришейте его всем своим сотрудникам на рукав.

С сегодняшнего дня вы будете называться Петроградским уголовным розыском. Людей можете набирать отовсюду: из милиции, из студентов, из солдат, из извозчиков, да хоть из дворников. Главное — обучайте их. Пусть один ваш опытный сотрудник берёт с собой стажёрами пятерых новобранцев и натаскивает их на поиск и задержание преступников.

Я обращусь с просьбой к военному министру, чтобы вам выделили оружие для скрытого ношения. И получите несколько штук ручных пулемётов у военных. Не помню, как они называются. На вид они похожи на длинную трубу, на ней пулемётный диск. Сделайте себе группу оперативного реагирования, из числа самых подготовленных. При проведении особо тяжёлых операций вам это здорово поможет.

— Вы собрались объявить войну преступникам? — удивлённо спросил Кирпичников. — Но как же отмена смертной казни?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А причём тут смертная казнь? Все погибшие в перестрелке не являются казнёнными. Они сопротивлялись новой власти, которая дала им самое дорогое, что у них было помимо жизни. А именно — свободу! А они… Так что можете не волноваться, все ваши действия будут иметь под собой самую, что ни на есть, правовую поддержку. А, кроме того, помимо УГРО будут созданы ещё и другие отряды милиции, но пока у меня нет для этого ни времени, ни людей, ни командования. Начнём, для начала, с вас.

Одно могу сказать, господин коллежский асессор. Я увеличу вам и вашим подчинённым денежное довольствие. Я добьюсь этого от министра финансов. Временное правительство окажет вам посильную финансовую помощь для поиска и набора в ваши ряды новых членов.

Но настоятельно вам советую не брать к себе всякую шваль. Необходимо полностью исключить наличие мутных типов или людей с уголовным прошлым, пусть даже они были и политическими заключёнными. УГРО должно быть чистым от политики. Такое же распоряжение о создании губернских и волостных УГРО я направлю во все населённые пункты империи. А теперь давайте обсудим морфинистов.

Алекс взял докладную записку и стал её изучать. Через несколько минут он невольно воскликнул:

— Это что же получается? У нас в России свободно продаётся и кокаин, и морфий, и гашиш? К нам тоннами ввозится опиум?

— Да, — пожал плечами вновь назначенный начальник УГРО, — В каждой аптеке грамм наиболее доступного кокаина стоит один рубль десять копеек, его назначают даже детям. Нет, — поправил он сам себя, — Детям опиум, чтобы лучше спали, а мамашам морфий от нервов, чтобы не ругали и не били детей.

— Да, это же чёрт знает что такое! — Алекс был в шоке и несколько секунд просто расхаживал по кабинету, — Понятно, откуда и чем подогревалась звериная жестокость в ходе революции. Да, он был циником, он жаждал власти. Но это не значит, что пришелец из двадцать первого века был жестоким и бесчеловечным.

— Откуда к нам идут наркотики?

— Кокаин из САСШ, а опиум из Персии и Туркестана.

— Ясно. Где ещё продаётся морфий и кокаин, кроме аптек?

— На каждом углу стоят марафетчики, особенно много их в Кронштадте.

— И сколько там матросов и офицеров употребляют наркотики?

— Сложно сказать, — отозвался Кирпичников, — Среди матросов это очень распространено. Возможно, что процентов двадцать-тридцать. Среди офицеров меньше — процентов десять, вряд ли больше. Трудно вести статистику. Там не осталось полицейских. Кто смог, тот сбежал, а остальные легли во рву, куда стекает вода из дока Петра Великого.

— Но ведь морфинисты — законченные люди!

— Не знаю. Пока нет закона о запрете распространения и употребления наркотиков, они официально не представляют угрозы для общества и, следовательно, не опасны, — уже с откровенным ехидством ответил Кирпичников.

— Ваш сарказм мне понятен, но давайте не перебарщивать. А сколько употребляют их в других слоях?

— Многие их пробовали хотя бы один раз. Среди проституток употребляют кокаин и морфий до восьмидесяти процентов. Городская чернь, у кого есть деньги, практически поголовно. Многие господа балуются или подкрепляют свои силы для напряжённой работы.

— Ваша правда, — тяжело вздохнул Керенский и, пошурудив в ящике стола, выудил оттуда флакон с говорящей надписью «морфий». Резко размахнувшись, он метнул его в пол. Флакон разбился, оставив мокрое пятно и горсть разнокалиберных осколков, осуждающе поблёскивавших снизу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Эк вы, господин министр, — удивлённо проговорил Кирпичников.

— Надо изымать наркотики отовсюду.

— И каким образом, они же не запрещены?

— Правительство выделит вам деньги для скупки морфия и кокаина из аптек. По возможности, надо скупить и у «марафетчиков». Всё это провести под марку необходимости помощи раненым, для облегчения им боли. В действительности, изыскивать любую возможность для их захвата, покупки и последующего уничтожения. Оставить можно только небольшое количество для госпиталей и всё. У вас есть те, кого можно привлечь на это дело? Разумеется, важно не допустить прибытия новых партий. Нам нужен хлеб, а не наркотики!