Старый английский барон - Клара Рив

— Непохоже на обман или сговор, — промолвил лорд Грэм. — Но если у кого-то возникли сомнения, пусть скажет.

— Прошу вас, милорд, дозвольте мне, — попросил сэр Роберт. — Вы помните, в ту ночь, которую наши родственники провели в восточных покоях, я дал понять, что у меня есть подозрения относительно отца Освальда?

— Помню, — отозвался барон.

— Так вот, сэр, теперь стало ясно, что он знал куда более, нежели сказал нам. Вы сами видите: он посвящен во все секреты Эдмунда, и можете судить, зачем он напросился ехать с нами.

— Я приму к сведению твои слова, — произнес барон, — а теперь послушаем, что нам ответит отец Освальд. Я буду беспристрастен, насколько это в моих силах.

— Милорд, — промолвил Освальд, — я также прошу вас припомнить ту ночь, о которой говорит ваш сын, и в особенности мои слова об умении хранить тайны.

— Я всё помню, — откликнулся барон. — Продолжайте.

— Милорд, — произнес Освальд, — я знал больше, нежели полагал себя вправе открыть тогда, однако теперь я расскажу вам всё. Случившееся с юношей и та ночь, которую ему пришлось провести в восточных покоях, всё это, по моему мнению, не могло быть простой случайностью. На вторую ночь я настойчиво попросил его взять меня с собою, на что он согласился весьма неохотно. Мы оба услышали страшный шум внизу, вместе спустились туда, я видел, как он открыл роковую комнату, затем раздались стоны, поразившие меня в самое сердце, я преклонил колени и принялся молиться об упокоении души усопшего. Там я нашел перстень с гербом Ловелов, я отдал его Эдмунду, и теперь этот перстень у него. Эдмунд велел мне хранить в тайне всё, что я видел и слышал, до тех пор, пока не придет время объявить обо всем. Я уверился, что призван стать свидетелем в этом деле, да и любопытство мое было возбуждено, вот отчего я пожелал присутствовать при разговоре Эдмунда с приемной матерью, невыразимо трогательном. Я пересказал сейчас эту беседу настолько точно, насколько мне позволяет память. Уповаю, беспристрастному наблюдателю не в чем меня упрекнуть, но, если даже меня осудят, я ни в чем не раскаиваюсь. Пусть я лишусь благоволения богатых и знатных особ, но зато буду прав перед Богом и своею совестью. Я не преследую суетных целей, а вступаюсь за несправедливо обиженного сироту и этим, думается мне, способствую замыслам Провидения.

— Вы произнесли прекрасную речь, святой отец, — сказал лорд Клиффорд, — и ваши показания весьма существенны.

— Они столь же удивительны, сколь и убедительны, — добавил лорд Грэм, — и вся история настолько последовательна, что я не вижу причины сомневаться в ее правдивости. Но давайте осмотрим доказательства.

Эдмунд вручил им ожерелье и серьги, показал медальон с монограммой Ловелов и перстень с гербом и сказал, что у его приемной матери хранится плащ, в который он был завернут при рождении и который она предъявит по первому требованию. Затем юноша попросил послать с ним лиц, которые могли бы удостоверить, что тела его родителей действительно погребены там, где он укажет, прибавив, что с радостью отдаст решение своей судьбы в руки этих лиц, всецело полагаясь на их честь и справедливость.

В продолжение всей этой волнующей сцены преступник хранил молчание, пряча лицо, и лишь испускал тяжкие вздохи и стоны, выдававшие его душевную муку. Наконец лорд Грэм из сострадания к нему предложил удалиться для рассмотрения доказательств, промолвив:

— Лорд Ловел, вероятно, нуждается в отдыхе. Мы продолжим разбирательство в его присутствии, когда он будет расположен принять нас.

Сэр Филип Харкли приблизился к постели больного.

— Сэр, — сказал он, — я оставляю вас с вашими родственниками. Это люди чести, и я доверяю им заботу о вас и ваших интересах.

И собравшиеся, за исключением барона Фиц-Оуэна с сыновьями, покинули комнату преступника и принялись обсуждать удивительную историю рождения Эдмунда и события его жизни.

После обеда сэр Филип созвал лордов и их ближайших друзей для нового совещания, на котором присутствовали также отец Освальд, духовник лорда Грэма, исповедовавший лорда Ловела, Эдмунд и Задиски.

— Итак, джентльмены, — произнес сэр Филип, — я желал бы услышать, что вы думаете о предъявленных доказательствах, а также ваши предложения, как следует поступить дальше.

— Я выскажу общее мнение, — ответил лорд Грэм. — Мы полагаем, есть веские основания, которые позволяют считать этого молодого человека истинным наследником Ловелов, но всё же они нуждаются в проверке и подтверждении. Нет сомнений в том, что покойный лорд был убит: преступник сам в этом сознался, и всё указывает на правдивость его признания. Доказательства совершенного лордом Ловелом преступления столь тесно связаны с обстоятельствами рождения юноши, что невозможно предать гласности одно без другого. Мы на стороне правосудия, однако, в интересах барона Фиц-Оуэна, не желали бы подвергать преступника публичному позору и наказанию. Мы хотели бы найти решение, удовлетворяющее все стороны, поэтому просим сэра Филипа представить требования его подопечного, а милорда Фиц-Оуэна дать ответ за себя и своего родственника, мы же выступим третейскими судьями.

Все одобрили этот план и пожелали узнать, что скажет сэр Филип.

— Если бы я требовал наказания по всей строгости закона, — заговорил он, — я не удовольствовался бы меньшим, чем жизнью преступника, но я христианин и следую заветам Того, Кто пришел в этот мир, чтобы спасти души грешников. Ради Него, — рыцарь осенил себя крестным знамением, — я откажусь от мести и пощажу виновного. Если Небесам угодно дать ему время раскаяться, не человеку отнимать это время. Мой подопечный особо просил, чтобы я не навлек позор на род его благодетеля, барона Фиц-Оуэна, к которому он питает сыновнюю любовь и глубокое почтение. Мои предложения таковы: во-первых, пусть преступник вернет титул и имение, полученные столь жестоким и неправедным путем, законному наследнику, которого должен признать таковым при свидетелях. Далее, свое законное имущество, наследное и нажитое, он передаст барону Фиц-Оуэну для его сыновей, своих наследников по праву родства. После чего ему следует удалиться в монастырь или покинуть королевство в трехмесячный срок. И в том, и в другом случае лица, получившие состояние лорда Ловела, возьмут на себя обязательство выплачивать ему достаточную сумму, дабы он ни в чем не нуждался. Тем самым я лишу его средств совершать новые злодеяния и предоставлю возможность посвятить остаток дней раскаянию. Таковы мои требования, я даю ему двадцать четыре часа на раздумья. Если он их отвергнет, мне придется прибегнуть к более суровым мерам и предать его в руки правосудия. Но, зная доброту лорда Фиц-Оуэна и его влияние на своего родственника, я ожидаю, что мое предложение, продиктованное уважением к милорду, будет принято.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});