Ведьмак. Назад в СССР (СИ) - Подус Игорь

— Ну ничего, мы ещё посмотрим, как у вас всё это пойдёт дальше и к чему приведёт — процедил я сквозь зубы и зло оскалился, отлично понимая, что на этот раз, я всё это дерьмо просто так не проглочу.

Глава 16. Дисциплинарная комиссия

За построением выпускников я наблюдал из-за колонны. На залётчика никто не обращал внимание и меня это вполне устраивало. Последние, напутственные речи отзвучали, и молодые лейтенанты устроили салют из мелких монеток, после чего начали стремительно очищать вестибюль.

В результате внутри остался один Сева. Стоя у входа в актовый зал, он словно заблудившийся щенок, переминаясь с ноги на ногу, наблюдал за выходом из корпуса, и явно ждал меня.

— Что стоим? Кого ждём? — поинтересовался я, подойдя сзади.

— Успел! — воскликнул Сева, а затем облегчённо выдохнул. — А то я уж думал, что тебя не отпустили.

— Да куда они денутся, я уже давно здесь. И кстати посмотри, как, мне идёт этот мешок картофеля вместо кителя? — спросил я и принялся в очередной раз поправлять сползающий погон.

— Ну извини, на вещевом складе меня послали. Сказали всё выдадут по новому месту службы. Так что другого не нашёл. Отдал бы свой, но ты в нём утонешь.

— Ты готов? — спросил я, закрывая тему.

— Не знаю. Что-то мандраж по ногам лупит. Я было туда сунулся, хотел кое-что разузнать, но меня сразу выгнали. Сказали, вызовут. Но дядьки там сидят дуже серьёзные. Боюсь Гена хана нам — констатировал явно поникший Сева.

Дальше он стоял, опустив взгляд в пол, словно провинившийся школьник, а я гонял нехорошие мысли.

Получалось что в прошлой жизни он именно из-за моего залёта не уехал на Урал, откуда его послали учиться. А оставшись здесь, он погиб, хоть и косвенно, но тоже по моей вине.

В тот момент, когда нас вызвали, я перебирал в голове варианты, позволившие бы ему, останься в живых и самым простым, как казалось, был вариант где Севу, с позором увольняют из органов.

В совершенно пустом актовом зале, прямо на сцене, под плакатом «УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И ЕЩЁ РАЗ УЧИТЬСЯ!», стоял длинный стол, накрытый красным сукном. И за этим столом уже устроилась дюжина членов дисциплинарной комиссии. Как оказалось, большинство из них я помнил.

Председателем был снова комитетчик, насколько я понял из воспоминаний молодого двойника, бывший главой и на комиссии по отбору в институт КГБ. Рядом сидел декан спец факультета. Чуть дальше серьёзный гражданин из ЦК КПСС, козыряющий значком ленинской премии. Любопытный учёный, азиатской внешности, которого председатель называл профессором, тоже присутствовал и опять сидел с краю. Остальные в прошлый раз почти молчали, но лица я помнил. Неизвестными мне были два майора из МВД и некий молодой гражданин в костюме с отливом, судя по комсомольскому значку и блестящим глазам, являющийся неким комсомольским функционером.

Но самое плохое тут отсутствовал тот единственный человек, который в прошлый раз и протянул нам с Севой руку, вытянув из болота. Как раз он в последствии и был нашим отцом командиром. И это всё меняло.

Первым взял слово один из майоров. Сначала он зачитал милицейские рапорта, затем показания свидетелей происшествия, а следом предъявил мед справки от лечащего врача и результаты освидетельствования на предмет обнаружения алкоголя в крови.

И как только тема о наличии алкоголя подтвердилась, со своего места вскочил гражданин из ЦК и тыча в нас пальцем, принялся распекать двух несознательных лейтенантов, устроивших ночной дебош. Причём, по его словам, получалось, что мы проникли в многоэтажку, ворвались в жилище советских граждан, устроили там форменные беспорядки с дракой, при этом я каким-то образом сам себе нанёс ранения.

Неизвестный комсомольский работник его всецело поддерживал, задирая ещё выше волну возмущения, поднятую членом ЦК. От него сыпались обвинения, перемешанные с цитатами Брежнева и бесконечные осуждения недостойных молодых Ленинцев, не оправдавших доверие партии и комсомола.

Кроме этого некоторые присутствующие им периодически подгавкивали и строя серьёзные щи на рожах, беспрерывно качали головами, выражая своё искреннее возмущение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Таким образом нас рьяно пропесочивали больше часа, это было похоже на то что со мною происходило в прошлый раз, но умноженное в добрый десяток раз. Ибо такого спланированного брызганья слюной от возмущения и желания сейчас же растерзать провинившихся я точно не помнил. И это наводило на определённые мысли.

Имея такой опыт как у меня, я сразу смекнул что нападение тщательно спланировано. Причём все роли расписаны заранее, и даже председатель дисциплинарной комиссии, комитетчик, тщательно следит и не даёт вставить ни слова декану с профессором.

Это наводило на совсем уж нехорошие мысли. Я отлично видел, что нас хотят грубо слить, причём тот, кто руководит этим балаганом, вполне возможно находится не здесь. либо ведёт себя тише всех.

Бороться с подобным было бесполезно, и, если честно, никто и не пытался.

Урвав момент в конце часа эмоционального избиения, в поток обвинений сумел вклиниться декан факультета, скромно сообщивший, что раньше подобного за нами не замечалось и это первый случай. Затем он коротко рассказал о нашей учёбе всё самое хорошее и упомянул о положительных характеристиках, выданных инструкторами из центра Капицы. Правда при упоминании наших с Севой спортивных достижений его быстро срезали, не дав договорить.

А после того как он окончательно замолчал, слово взял комитетчик. И в этот момент я понял, что для нас с Севой всё точно идёт по одному месту.

— В результате, я бы сказал преступных действий, этой нетрезвой парочки лейтенантов, было опорочено, почётное звание сотрудников Советской милиции. И это делает ещё более тяжким тот факт, что одному из них была выдана рекомендация нашей комиссии, на зачисление в ордена Ленина, Краснознамённый институт КГБ, имени Дзержинского, созданный при совете министров СССР. — председатель пронзил меня испепеляющим взглядом и поиграв желваками продолжил. — Моё предложение такое. Разжаловать в рядовые обоих залётчиков. Этого определить в вечные постовые с испытательным сроком — он указал на съёжившегося Севу. — А второго выгнать из органов с волчьим билетом, дабы другим неповадно было. И кстати уголовное дело до сих пор расследуется, и ещё неизвестно что там всплывёт и к каким выводам придут работники прокуратуры. Как мне самому кажется, эти ребятки что-то недоговаривают.

Едва комитетчик закончил почти все члены дисциплинарной комиссии рьяно закивали и подняли новую волну галдежа. Оставшимися сидеть спокойно остались только декан и профессор. В этот миг я понял, из-за отсутствия того, кого тут не хватает, мирно это дело не закончится.

И что же делать. С волчьим билетом дорога в органы закроется навсегда. Из комсомола выкинут автоматом. Да и один нехороший прокурорский работник, узнав о итогах заседания, может начать копать ещё сильнее и точно постарается на меня навешать всякого разного. Нет, посадить точно не посадит, но путёвку за сто первый километр, точно организует, причём с очень нехорошими пометками в личном деле.

Если честно, то на все эти выкрутасы новой реальности мне было наплевать. Руки, ноги есть, Советский Союз большой, так что я себе занятие точно найду. Но есть Сева, на которого итоги дисциплинарной комиссии подействуют убийственно. Если его сделают вечным постовым, то история с убийством сотрудника при исполнении повторится, и он точно погибнет, и я ему ничем не помогу, ибо буду куковать за 101 километром.

Через некоторое время я смогу вернуться в Москву и отомстить всем причастным, но это совсем другая история.

От осознания безысходности, мои кулаки невольно сжались от злости.

А ведь я всю жизнь был ментом, и проживая вторую точно не желал вкусить нечто новое, а хотел почти точно такую же. При этом я желал постараться исправить кое-какие ошибки и не позволять гибнуть друзьям. А если удастся сломать систему и изменить хоть что-то глобальное, то это будет лучшей для меня наградой.