«Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду - Вигант Вюстер

Редкие контейнеры снабжения и мешки с хлебом, падавшие с неба, оставались у тех, кто их нашел. Мы могли лишь злиться, когда в них обнаруживались туалетная бумага или даже кондомы. В теперешней ситуации нам явно не было нужно ни то, ни другое. Какой-то спецадминистратор в Берлине придумал стандартный набор для контейнеров, и он здесь был бесполезен. Теория и практика часто живут порознь.

На наших позициях еще оставалось несколько русских хиви, их кормили так же, как и нас. Мы давно не караулили их, и у них было множество возможностей сбежать. Перед лицом окруживших нас русских дивизий от силы один из них исчез, чтобы слиться с Красной Армией. Может быть, они ожидали для себя более печальной участи? В сталинской армии человеческая жизнь практически ничего не значила.

«Хейнкель» Не-111 с грузовыми контейнерами под крылом готов к взлету. Эти «продуктовые бомбы» были последней отчаянной мерой поддержки 6-й армии с воздуха, но это была всего лишь капля воды в океане

Теперь, на последней стадии битвы, русские гражданские вышли из своих убежищ. Старики, женщины и дети, которых мы старались эвакуировать в начале битвы, каким-то чудесным образом выжили. Они бродили по улицам и безуспешно попрошайничали. Нам нечего было им дать. Даже наши солдаты были на грани голодного обморока и голодной смерти. Больше никто не обращал внимания на трупы умерших от голода или холода, лежащие на обочине. Это стало привычным зрелищем. Сколько могли, мы пытались облегчить страдания гражданского населения. По пути из города колонны машин снабжения старались подвезти гражданских на запад, из опасной зоны. Этих людей не грабили, не насиловали и даже не убивали. К сожалению, такие зверства потом тысячекратно обрушились на немецких беженцев, в основном от рук банд Красной Армии. Месть победителей была ужасна.

Как ни странно, в последние дни бывали случаи дезертирства русских к нам в «котел». Чего они ждали от немцев? Бои явно были для них столь жестокими, что они не верили в неизбежную близкую победу или бежали от жестокого обращения своего начальства. И наоборот — германские солдаты бежали к русским, убежденные листовками и так называемыми пропусками. Никто не ждал от русского плена ничего хорошего. Мы слишком часто встречались со случаями зверского убийства одиночек, небольших групп или раненых, попавших к ним в руки. Некоторые дезертировали из разочарования в Гитлере, хотя это само по себе не было «страховым полисом».

Как бы то ни было, на местах чаще сдавались в плен — и мелкие части, и остатки полных дивизий, поскольку в них жила надежда на более устроенную жизнь в плену. Эти частичные сдачи становились кошмаром для соседних частей, которые сражались просто потому, что остались одни и русские не могли обойти их. Сдаваться было строго запрещено, но кто слушал приказы в этой суматохе? Вряд ли! Власть командующего армией больше всерьез не воспринималась. Наверное, это и заставило Паулюса принять решение. Ничего не произошло. Суп из конины, который раздавался на моей батарее, выгнал «крыс» из нор. Ночью они пытались напасть на кухонный персонал. Мы выгнали их под угрозой оружия и с тех пор выставляли у нашей «гуляш-пушки» (полевой кухни) часового. Мы съели только часть второй лошади, а третья слонялась по первому этажу бани, как привидение. От усталости и голода она часто падала.

Солдатам, отставшим от своих, наливали чашку супа, только если у них были при себе винтовки и они выказывали волю сражаться. 29 января я снова вышел на Волгу. Мою «русскую полубатарею» включили в пехотную роту. Люди были в бодром настроении, командование заботилось обо всем — но они, конечно, видели, как наступает неизбежное. Кто-то говорил о побеге по волжскому льду, чтобы добраться кружным путем до немецких позиций. Но где они, немецкие позиции? В любом случае в каком-то месте точно придется пересечь русские.

Рисунок Вюстера, показывающий, как иногда продуктовые бомбы доходили до голодных солдат: их вытаскивали из разбитых самолетов. Строгие правила предписывали сдавать их для централизованного распределения. Неисполнение могло привести к расстрелу. Тем не менее многие части и небольшие группы оставляли драгоценный груз себе

Обер-лейтенант Вюстер в белом камуфляжном костюме входит в командный пункт I батальона в подвале спиртзавода и видит, что большинство старших офицеров артиллерийского полка пьяны и готовы покончить с жизнью

Было вполне возможно незамеченным пересечь Волгу по льду — но что затем? Наверное, 100 километров хода по глубокому снегу — ослабленному, без еды, без дорог. Никто бы в таком не выжил. У одиночек не было шанса. Несколько человек пыталось, но я не слышал ни об одном, кому бы это удалось. Командир 1-й батареи гауптман Зивеке и полковой адъютант Шмидт попробовали и до сих пор числятся пропавшими без вести. Они, наверное, замерзли до смерти, умерли с голоду или были убиты. Я попрощался с солдатами на Волге и подумал: увижу ли я кого-нибудь из них еще раз?

Обратный путь вел меня через Красную площадь, которая была этаким памятником германскому «воздушному мосту» — там лежал сбитый Хе-111. Прямо напротив него, в подвале универмага под названием Univermag , сидели Паулюс и его штаб. Там был и командный пункт нашей 71-й пехотной дивизии. О чем думали и что делали генералы в этом подвале? Наверное, ничего не делали. Просто ждали. Гитлер запретил сдачу, а продолжающееся сопротивление к этому часу становилось все более бесполезным. Я шел в сторону завода спиртных напитков, где все еще был командный пункт моего батальона. Я миновал руины театра, теперь лишь слегка напоминавшего портик греческого храма.

Для защиты от русских были восстановлены старые русские баррикады. Финальная битва бушевала уже в самом городе. В подвале завода спиртных напитков царила странная атмосфера. Там были командир полка, командир II батальона, майор Нойман и мой старый друг из 19-го артиллерийского полка в Ганновере Герд Хоффман. Герд был теперь полковым адъютантом.

От первого батальона оставались жалкие остатки, и «бездомные» солдаты нашли там временный приют. Столы были заставлены бутылками шнапса. Все были до неприличия шумными и совершенно пьяными. Они подробно обсуждали, кто уже застрелился. Я чувствовал свое моральное и физическое превосходство над ними. Я еще мог жить на подкожном жире, накопленном в отпуске. Другие голодали на полтора месяца дольше меня. Меня пригласили присоединиться к пьянке, и я охотно согласился.

— У тебя еще есть батарея или уже все? — спросил фон Штрумпф. — Тогда это была последняя батарея моего гордого полка, который сейчас накрылся. Когда-то давно…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});