Мышка для Тимура (СИ) - Зайцева Мария

Тимур упирает руку об оконную раму, чуть наклоняется ко мне, смотрит так внимательно, словно что-то найти хочет во мне, что-то разглядеть…

— Думал, что ты — другая. А оказалось… Но неважно, ладно. — Он наклоняется еще ниже, — знаешь… Я думал о тебе, вспоминал…

— Когда Майю в квартиру тащил? — не удерживаюсь я, — или раньше?

— Когда раньше? — он тормозит на мгновение, в глазах вопрос, но затем все поглощается чернотой похоти, — не важно. Ты меня нашла. Хорошо. Я не против, знаешь ли… Пусть так. Ты хочешь обратно? Да? Я тоже не против. Но теперь на других условиях, уж извини…

— Что? — у меня, определенно, в голове помутнение какое-то. Я просто не могу слышать того, что слышу сейчас! Это нереально! О чем он вообще?

— Секс с тобой — зачет. За это можно… Заплатить. — Боже, его губы уже у моей шеи, Тимур полностью прижимает меня к оконному стеклу, жарко дышит, невольно заставляя мурашки по коже прыгать, а сердце замирать. Мне горячо, жутковато и дико не по себе от его поведения. От его непонятных слов. И от его действий.

Ощущаю тяжелые руки на талии, меня отрывают от стекла, тянут в сторону дивана. Упираюсь в плечи, пытаясь остановить, но Тимур полностью поглощен собой, своими словами, своими действиями. Он банально не замечает моего сопротивления!

И говорит, говорит, говорит…

— Хватит строить из себя целку, Мышка. Раздевайся.

Последние его слова, словно ведро ледяной воды после жара парилки — моментально проясняют мозги и приводят в чувство.

Осознаю себя, лежащей на широченном диване под массивной тушей Тимура. Он уже без рубашки, когда снять успел? И сильные руки возле моей головы, он упирает кулаки со сбитыми костяшками по обе стороны от лица, смотрит серьезно и с торжеством. А за всем этим — в темных, таких красивых глазах мелькает еще что-то. Какое-то непонятное выражение. Обида? Ожидание? Боль?

В любом случае, я прихожу в себя и разгадывать этот ребус не намерена.

Слова, злые, жестокие такие, бьют по лицу наотмашь.

И я отвечаю. Так, как привыкла у себя в поселке. Ударом на удар.

Новая ссадина на лице у него смотрится даже интересно…

Пока Тимур приходит в себя, осознавая, чем это таким я его только что приложила по лбу, торопливо выкарабкиваюсь из-под него и, отбросив деформированный флакон с чистящим, лечу к двери, дергаю ее, слава всем богам, открытую, и выметаюсь в коридор.

Там, забыв напрочь про губку и швабру, бегу по ковровой дорожке прочь с этажа! Не дожидаясь, пока Тимур придет в себя и решит догнать!

Мыслей в голове нет никаких, есть только первобытные инстинкты жертвы — сбежать от хищника.

И Тимур сейчас для меня — именно хищник. Почему так случилось, я подумаю позже. Когда сбегу из его лап.

Про Майю я вспоминаю только уже у себя в комнате. Как туда добежала, кого по пути встретила — не помню совершенно. Пустота.

Выдыхаю, сажусь на койку. Слава Богу, соседка работает уже. А я — уже нет. У меня ночная смена была. И через час — выходить в кофейню на полный день.

Надо, наверно, все же выяснить, что с Майей… Но как зайти опять на директорский этаж? Я же умру от напряжения! И без того сердце выскакивает из груди.

Закрываю глаза, пытаясь привести себя в чувство.

Так… Так… Если отбросить все же неожиданное для меня скотство Тимура, его странные слова и грубые домогательства, то что мы имеем?

А ничего хорошего.

Я, наивная дурочка, радующаяся светлой полосе в своей жизни, просто не предполагала, что эта полоса ведет прямиком в пропасть… Каким образом я вперлась в «Булат-Строй» — вопрос не актуальный уже. Главное — вперлась. И Тимур меня тут увидел. И, судя по поведению, в покое оставлять не намерен.

Боже, ну вот за что мне это все?

Зачем ему я?

Майя зачем?

Он что, маньяк-извращенец, любитель странных девушек? Я же с ним две недели жила, практически, в одной квартире… Как не заметила? Такая дура, да?

Удивительно, всегда считавшая себя умной, оказалась самой обычной влюбленной дурой… Даже сейчас, вспоминая его жестокие глаза, его руки грубые, одновременно продирает дрожью возбуждения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он шептал… Гадости, да… А мое тело привычно реагировало. Загоралось. Отвечало ему. И это, именно это — днище. Самое-самое днище, за которым просто все. За которым меня уже не будет.

Меня и так не осталось. Потому что сейчас я, нормальная я, должна думать о несчастной рыжей Майе, которую этот гад, похоже, всю ночь терзал… Должна об этом думать с ненавистью к нему и жалостью к ней.

А у меня — только боль получается. Боль, боль, боль… Он ее трогал, на руках носил… Как меня.

И целовал, наверно, так же…

И обманывает тоже, как меня.

И мне больно. Больно, больно, больно!

Зажимаю изо всех сил ладонью рот, чтоб сдуру не закричать от этой боли. Ощущаю, как слезы льются по щекам, пальцы заливают…

Я же не должна плакать… Я же ненавидеть должна… Почему плачу? Почему я плачу из-за того, что этот гад обнимал и целовал другую? Сейчас? Когда уже отпустила? Отпустила же? Тогда почему все так? Больно почему?

Не выдерживаю, валюсь на койку и захожусь в диких, безумных просто рыданиях. Не могу остановиться, не могу убедить себя в том, что это все — не мое, что это — неправильно.

Потому что это — не мое, да.

И это — неправильно.

Но понимание не отменяет боли.

Боевая мышь в полете

Через пятнадцать минут рыдания стихают, да и боль тоже, как ни странно. Словно я ее наружу выпустила, освободилась.

Выдыхаю, иду в ванную, смотрю на себя в зеркало. Хороша, ничего не скажешь…

Через полчаса мне надо быть на смене. Если отсюда увольняюсь, то там надо держаться всеми лапами.

И комнату опять искать… Недолго радовалась…

После ледяных умываний становится лучше.

Одеваюсь, собираю сумку, чтоб, в случае чего, сразу уйти. Заявление напишу завтра, когда на смену приду. Заодно, зайду к Майе, выясню, как она. Просто выясню. И попытаюсь рассказать про Тимура. Предупредить. Если, конечно, она захочет слушать, потому что, если б мне, в самом разгаре романа с Тимуром, кто-то попытался что-то про него сказать… Да мне и пытались же! Как я себя вела? Смеялась? Не принимала близко к сердцу? Вот именно. Так что… Но предупредить я обязана. Может, Майе повезет больше, чем мне.

В кофейне, за привычными утренними делами, забивается остаток боли, на первое место выходит привычный мне прагматизм. Я начинаю прикидывать, каким образом избежать отработки, потому что уже успела подписать трудовой договор, и там указан срок две недели… Меня банально могут не отпустить. И, если захочу уйти со скандалом, то и в трудовой напишут такое, что потом ни в одном приличном месте не устроюсь… Потом еще надо квартиру… Хорошо бы, рядом с работой, потому что удобно так, я уже успела оценить, каково это — не тратить ежедневно на дорогу до работы по часу своей жизни. И потом… Надо еще искать работу. Может, повезет в другую кофейню устроиться? Тоже два-два? Тогда бы вообще прекрасно было…

Короче говоря, усиленно забиваю эфир, прячась малодушно за этим всем от боли, которая никуда не делась, просто спряталась, на второй план отошла.

По опыту знаю, что, стоит немного задуматься, потеряться, и все вернется. Да еще и усилившись многократно. Потому — нельзя. Просто нельзя расслабляться. Для меня в этом нет ничего хорошего.

Вон, один раз расслабилась, поверила, теперь выплыть не могу никак…

Смена идет своим чередом, все спокойно и мирно, это вообще место хорошее, люди в основном, адекватные, куда там шашлычке! Тихо сидят, едят свои бизнес-ланчи, пьют кофе, разговаривают про работу. Благодать…

После обеда кофейня пустует. Теперь надо ждать пятичасового наплыва, когда народ заканчивает работу или, если до шести сидят, то сбегают пораньше, и заглядывают сюда подкрепиться кофе перед поездкой по московским пробкам или в метро.

Я использую это время, что прибрать за стойкой бара, проверить наличие салфеток на столиках. И потому новую посетительницу замечаю не сразу.