Бенвенуто - Олег Насобин

Вообще, как мне позднее рассказал один хороший друг, если бы он показал мне документы, я был бы обязан тут же бежать в наше российское консульство и писать там объяснительную. Потому что показанная ксива, по его словам, на самом деле неприкрытая попытка вербовки в лоб.

Так что Сикуза, не показывая никаких личных документов, стал демонстрировать мне свою осведомленность о моем досье и подтвердил, что я нахожусь под перманентным наблюдением ДСРИ.

«Досье сенсибль», само собой, звучало как пароль.

Когда я пишу эти строки, понимаю, что все события выглядят со стороны как какая-то ерунда, фарс и странность. Но все, что я описал, — правда до последней запятой. В конце концов, не мое дело давать оценки. Просто вот так это было.

Я прямо спросил Сикузу, является ли он сотрудником контрразведки. Тот ответил, лукаво улыбаясь, что он — бывший сотрудник.

Потом Сикуза приказал Дюку, чтобы он покинул помещение. Это был именно приказ, демонстративно отданный при мне (и моей ассистентке, кстати). Дюк беспрекословно подчинился: он встал и вышел.

Очевидно, он ожидал, что я в свою очередь попрошу выйти Стефани. Но я не стал этого делать.

Далее Сикуза покряхтел, но планов не поменял и стал категорическим тоном расспрашивать меня, как я отношусь к Дюку. По его казенным формулировкам было понятно, что он планирует «прикрепить» Дюка ко мне в качестве куратора.

При этом, напомню, оборотни меня еще даже не завербовали, но уже разговаривали со мной строго. Это было смешно.

А потом Сикуза вдруг сменил тон и заговорил ласково, повторяя, что если у меня проблемы, то они могут их решить. Я сказал, что проблем у меня нет.

Он, в частности, сказал: «Если вы — мафия, это не страшно, всегда можно найти общий язык; дело профессионалов — находить выход из сложных положений». При этом Сикуза встал, подошел ко мне, направляясь к окну за моей спиной, и похлопал меня по плечу.

Я помолчал, а потом сухо ответил, что если они хотят арендовать помещение, то пусть арендуют. Я не мафия, и меня уже много раз проверяли.

Короче говоря, я не соглашался вербоваться с ходу у этого туповатого, как мне показалось, дедка и не проявлял интереса к продолжению разговора. Беседа в конце концов исчерпала себя, мы допили кофе и расстались.

Я заметил реакцию Стефани и перебросился с ней парой слов. Моя ассистентка была в шоке. Она уже видела «конторских» ранее, когда они приезжали с визитами и для «разговора». Так что само по себе появление «живых шпионов» ее не пугало. Но страсти-мордасти, которые бушевали ныне в нашем некогда мирном офисе, действительно выходили за рамки нормы. Атмосфера в зале для переговоров была густой от напряжения.

Стефани, конечно, все записала по итогам встречи. Моя ассистентка всегда все записывает.

Я тоже, как и она, после визита Дюка и Сикузы был энергетически опустошен, можно сказать — разбалансирован. Поэтому, сев за руль, с большим трудом собрался с мыслями и еле добрался до дому. Ирина сразу же заметила мое болезненное состояние, и я все ей рассказал.

Едва придя в себя и перекусив, мы с женой пошарили в Интернете, и нам очень скоро стало ясно, что и Сикуза, и Дюк действительно по всем признакам похожи на агентов: у Сикузы, якобы руководителя довольно крупной группы компаний, в Сети имелось всего-навсего одно изображение лица. И то не фотография, а плохой рисунок художника, микроскопическая картинка, по которой его практически невозможно было опознать, одна страничка слепого текста, и всё.

Информация о Франсуа Дюке, которая ранее в Сети была (а я прекрасно ее помню), на этот раз просто исчезла. Так не бывает в природе.

Грустно посовещавшись и осознав, что, едва отбившись от рейдеров, попали под колпак каких-то сумасшедших спецслужб, мы с женой решили не делать ничего лишнего, не проявлять никаких инициатив — ведь нам неоткуда было ждать никакой помощи.

У меня к тому моменту почти не осталось сомнений, что те странные люди на самом деле контрразведчики, а не жулики-самозванцы. Однако я имел возможность проверить эту информацию, связавшись с сотрудниками тайной полиции, которых знал лично и у которых в офисе бывал ранее. Но об этом речь пойдет чуть позже.

А пока мы решили: если «контора» захочет арендовать помещение, не станем этому препятствовать. В то же время мы твердо договорились с женой: на вербовку не соглашаться, будь что будет.

Пусть себе арендуют, подслушивают туристов и своих французов на отдыхе, не наше это дело. Но работать на иностранную спецслужбу мы не станем. Я не мог себе даже представить, что стану стучать на своих друзей или знакомых. Это просто не укладывалось в моей голове.

Итак, позднее мы действительно сдали часть здания компании, которую организовали совместно Франсуа и Оливье.

Теперь забегу на пару лет вперед, чтобы закончить эту ветвь повествования.

«Конторская» фирма, принадлежавшая Дюку и Сикузе на паритетных правах, вложила в дело, по моим прикидкам, более полумиллиона евро, а может быть, и тысяч восемьсот. С учетом кредита, конечно. Они установили внутри здания спортивные дорожки, бар, освещение, климат-контроль, санитарный узел. Оборудовали офис в смежных помещениях, покрыли коврами пол, снаружи сделали террасу, обустроили паркинг и прочее и прочее.

На торжественное открытие боулинга оборотни нас не пригласили. Однако доброжелатели мне донесли, что во время праздничного фуршета Оливье принял лишнего и хвастался, что «весит» семь миллионов, что он нереально крут и что все это (имелась в виду вся моя собственность, а не только боулинг) скоро будет принадлежать ему.

Ну, я не очень-то и поверил доносам. Мои соседи не знали, кто такой на самом деле этот Сикуза, и потому считали его жуликом и темным типом. Но я-то знал и потому свято верил, что уж полицейские-то во Франции всяким гоп-стопом (грабежом) заниматься не станут.

Я очень ошибался. Времена меняются, и полиция Франции к 2010 году уже деградировала: в сентябре — октябре 2012 года в Марселе было арестовано в общей сложности 28 полицейских, длительное время занимавшихся торговлей наркотиками, грабежами и воровством в составе организованной банды. Наркота, золото, ювелирные украшения и баблос были в схронах повсюду и даже на рабочем месте. К тому же на совести этой полицейской банды, насколько я помню, были и убийства.

И хотя в 2010 я еще сохранял какие-то иллюзии, неприятный осадочек все равно остался: этот самый Сикуза еще несколько лет назад бегал в торговых представителях у одной местной торговой организации, а ныне, видите ли, он этой организацией рулит да еще семь миллионов «весит». (Не ахти, конечно, какая сумма, но все-таки странно, что этот тип вдруг разбогател.) Поэтому я был очень внимателен.

Вскоре после описываемых событий, примерно в феврале 2011 года, я переговорил с Франсуа Дюком, обратившись к нему как к агенту ДСРИ и предъявив «конторе» через него претензию.

Я просил и требовал, чтобы они восстановили мою репутацию в банках и урегулировали созданную ими «швейцарскую проблему». Я имею в виду ликвидацию той самой швейцарской фирмы, которую мы открыли по совету и настоянию Жан-Кристофа Париса, очевидно — их агента-неудачника.

Похоже, что Франсуа превысил свои полномочия, пойдя на такие разговоры, и под этим предлогом (или каким-нибудь другим, я не знаю) Сикуза вскоре выкинул его из бизнеса и завладел всей фирмой-боулингом полностью. А месье Дюк перестал всплывать в нашем окружении.

Весной 2012 года Сикуза нагло перестал нам платить арендную плату, рассчитывая, видимо, «погреть свой личный супчик». Он был уверен, что сможет нас сломать полицейскими методами, а мы с Ириной или не сможем, или не решимся отстаивать свои права.

Сикуза жестоко просчитался. К тому времени весь мой страх уже «сорвался в пропасть» и осталась только сухая злость на жулье, разрушившее нашу жизнь и мирные планы. Мы со всем удовольствием врезали «конторской» сволочи. Я не согласился прогнуться под этого самовлюбленного типа и твердо потребовал заплатить должное.

В ответ он, захлебываясь злобой и не владея собой, начал угрожать, в том числе письменно. Он ничего не боялся, ведь закон во Франции действует далеко не для всех. Причем угрозами он не ограничился и стал вымогать деньги. Просто и без всяких обиняков потребовал заплатить ему 30 тысяч евро.

Получив угрозы, я съездил в жандармерию и оставил там два заявления, одно в мае и еще одно в июне (04524/03221/2012). У наших деревенских жандармов повылазили глаза на лоб от моего короткого рассказа. Некоторые из них даже названия такого и то не слышали — ДСРИ.

Но они горделиво сообщили мне, что жандармы не лыком шиты и у них тоже есть секретное подразделение, называется БРИ (BRI). Так что, как оказалось, «чертей» во Франции с избытком. Со временем мне и вовсе стало казаться, что местное общество делится без остатка на сотрудников спецслужб, стукачей и объекты «наблюдения».