Чёрный Дьявол - Иван Басаргин

Звери поняли язык собаки. Поймут ли люди?

Буран умолк. Он дал знать миру тайги, что это место только для него, чтобы никто не посмел тронуть друга. Слышишь, тайга, никто! Он сам будет волочить хозяина в дом, может быть, там он потеплеет. Снова вцепился зубами в ворот дошки, начал тянуть по своему следу. Но труп уперся в валежину бревном, и не перетянуть. Сколько ни бился Буран, через валежину переволочь друга не смог. Бросил. Заметался. Забегал вокруг и вдруг сорвался и помчался назад. Проскочил пасеку, не сбиваясь с намета, влетел в деревню. Собаки подняли истошный лай. Но Буран не обратил на лай внимания, сел среди улицы и завыл. В его голосе была теперь мольба к людям. От этого воя забегали мурашки по спинам сельчан. Бывало, выли их собаки, но так еще ни одна не выла.

Захлопали калитки, заскрипел снег под ногами. Пса окружили, но близко никто не подходил, все видели блеск его глаз, хотя сама собака смешалась с тьмой. Прибежал с фонарем Хомин, тихо ахнул и крикнул:

— Беда с Макаром стряслась! Буран беду принес.

— Не пес, а дьявол, ишь развылся, — прошипела Кузиха, — ничего с колдуном не случилось.

— Мужики, пошли на пасеку! Беда с Макаром! — кричал Хомин — похоже, проснулась в нем совесть.

Мужики молчали, но, когда прибежал Шишканов и начал стыдить, ругать за трусость, зашевелились. Принесли еще фонари, пошли следом за псом. Пес трусил впереди, часто оглядывался, чтобы удостовериться, идут ли люди. Люди шли, не все с охотой, но шли. Молча, насупленно. Пес миновал пасеку и повел людей дальше. А снег все падал и падал. Буран завел мужиков в тайгу. Более часа добирались до Макарова трупа. Здесь мужики пытались обнаружить следы убийцы, но снег замел их. Начали припоминать, кто ездил за брошенными тушками кабарожек, которые оставлял на снегу Макар. Нашлось человек пять бедняков, они не были охотниками и не имели ружей.

Макар враз стал близок и понятен. Не было среди этих людей такого, кого не согрел бы своей добротой Макар. И люди наперебой начали вспоминать добрые его дела.

— Пришел я однова к Макару занять у него пуд пшеницы под посев. Дал. А потом я осенью привез ему долг обратно, но Макар и скажи мне, что, мол, не надо вертать долга, мил-человек. Не принял, — смахивая слезу, рассказывал мужик.

— А я ему так и не отдал деньги, что он ссужал мне за корову…

— Нам он покупал теленка…

— Мне — коня…

Хомин молчал, хмурил брови при свете заполошных факелов, мял бурую бороду. Нутром чуял, что в смерти есть его вина.

А тот, кто был Макаром, теперь тихо плыл над снегом, покачиваясь в наспех сделанных носилках. Уходил из своей любимой тайги. В деревне положили его труп у ворот Хомина. Но Хомин, то ли струсил чего-то, то ли еще по каким причинам, заупрямился.

— Это почему же вы около меня положили Макара? Ведь для всех он что-то делал. И все мы перед ним в долгу.

— Все должны, разве мы спорим, должны по самые уши, но ты ему должен по самую маковку. Мы брали у Макара крохами, а ты давился кусками. Да и наказ Макаров должен помнить: он завещал, чтобы ты похоронил его. Это мы много раз слышали.

— Ладно, зовите бабок, будем обмывать, — сдался Хомин, почувствовал неправоту свою.

Буран метался среди людей. Подбегал к трупу, ставил лапы ему на грудь, лизал лицо, ласкался к людям, будто ждал от них участия. Но вместо этого Хомин сильно пнул пса в бок, выругался:

— Носит тебя тут, дьяволина! Пошел вон! — замахнулся фонарем. Пес ощерил зубы, готовый прыгнуть на Хомина. Не прыгнул, отошел и лег у забора, блестел оттуда горящими глазами.

— Так ему и надо, — проспал дьявол своего колдуна, — злорадствовала Кузиха. — Отходился, черт старый.

— Да замолчи ты, дьяволица! — взревел Хомин. — Замолчи, старая сука, надоело слушать тебя.

— Это я-то сука, кобель ты шелудивый, поганец дьявольский? Ты заодно с колдуном, потому и разбогател. Кузиха начала кричать, ругать Макара и Хомина. Хомин взъярился, схватил Кузиху за плечи и толкнул в снег. Кузиха вскочила и с руганью убежала домой.

Но Макару теперь было все равно, кто на него зол, кто к нему добр.

К утру прибыли казенные люди. Они осмотрели труп, нашли след винтовочной пули.

— Ну, что скажешь? — повернулся пристав к волостному.

— То и скажу, что Макара, царство ему небесное, — перекрестился волосяной, — торкнул Шишканов.

— Да ну? Этот смутьян? Да? Не верится. Ить Макар был с ним заодно.

— Потом они поругались. Староверы видели, как стрелял в Макара Шишканов. Приезжал Бережнов, обсказал мне все, что и как.

— Непонятная история.

— Коль непонятная, надо разобраться. Страшней бунтовщиков нет людей на свете.

— Добре.

Шишканова взяли под арест, чем немало удивили сельчан. На допросе Шишканов сказал, что вчера был на охоте, но Макара не видел, да и за что бы он стал убивать Макара, человека добрейшей души. Приехали из Каменки свидетели — Степан Бережнов и его друзья — и показали на Шишканова. Пристав торжествовал. Преступник найден, можно его отправлять в губернский суд. Одним бунтовщиком меньше будет в этом краю. Пристав получит награду, волостной — похвалу.

Между тем в народе шли шепотки, что, мол, зря Макара принесли в деревню, что, мол, надо было схоронить там, где был убит. Даже Анисья поддалась этим разговорам, шептала мужу:

— Евтих, откажись от Макара, не было бы беды от этих похорон.

Но Евтих вспыхнул, наконец совесть заговорила в нем:

— Замолчи, хватит того, что Макар мертв!

С похоронами Макара не клеилось. Старики отказались отпевать тело богоотступника. Отказался и поп из Чугуевки. И недобрые разговоры всколыхнулись с новой силой. Кузиха побожилась, что видела, как над кладбищем поднялся огненный крест и улетел в небо. Кто-то видел, как уже из отрытой могилы выскочил дьявол с рожками и долго плясал у бровки.

Макара решили хоронить без отпевания, без панихиды. Но как бы там ни было, проводить его в последний путь собрались многие.

Шли молча. И вдруг тишину разорвал жуткий вой. На дороге, задрав голову к подернутому туманом солнцу, выл пес Макара. Люди в нерешительности приостановились, с опаской обходили собаку. Хоронили возле ограды — на самом кладбище поп запретил, — молча опустили гроб в наспех вырытую могилу, кое-как его втиснули, кое-как забросали яму комьями мерзлой земли, воткнули крест, он накренился — не беда, колдуна хоронят. Молча заторопились по домам. А пес все выл и выл.

— Господи! — не удержался кто-то. — Собака плачет, а мы молчим! Что же делается? Страх божий. Враки все то, что пес дьявол, зачем дьяволу плакать об усопшем? Макар — праведник.