Огюст Конт. Его жизнь и философская деятельность - Валентин Яковенко

Наш историк Кареев, оценивая исторические взгляды О. Конта, считает его коренной ошибкой, между прочим, то, «что он взглянул на человечество не как на совокупность наций, развивающихся по одним законам, а как на нечто единое, в котором отдельные нации играют роль частей, соответствующих разным фазам, совсем как у Гегеля». Затем он находит, что Конт применяет к истории понятие закона «в весьма мало научном смысле», что «он не умеет отделить в истории необходимое, как момент развития, от необходимого как такового вследствие случайных причин»; что «он не понимает политеизма и односторонне смотрит на религию» и т. д. Но вместе с тем г-н Кареев признает, что Конт «первый формулировал необходимость изучать социальные явления ради открытия законов, ими управляющих, употребляя слово „закон“ в строго научном смысле, и влияние Конта сказывается теперь даже на тех писателях, которые прямо отрекаются от духовного родства с отцом позитивизма». В данном случае особенно интересно мнение Милля, который сам немало и чрезвычайно плодотворно потрудился над разработкой общественных вопросов и по складу своих политических убеждений резко отличался от Конта.

«В обоих томах, – говорит он относительно двух последних томов „Курса положительной философии“, – едва ли найдется хоть одно положение, которое не прибавляло бы какой-либо идеи. Мы видим в этом обозрении величайшее произведение Конта после его обзора наук; в некоторых отношениях первое даже изумительнее последнего. Кто не верит, что из философии истории можно сделать науку, тот, вероятно, отказался бы от своего взгляда, прочитав эти два тома».

Однако Милль не считает Конта создателем социологии.

«Кроме исторического анализа, – говорит он ниже, – который во многом следует дополнить, но который, мы думаем, вряд ли может быть, вообще говоря, заменен чем-нибудь подобным, Конт в своей социологии не представляет ничего такого, что не требовало бы переделки». Но «его понимание метода, свойственного этому исследованию, до такой степени вернее и глубже понимания всех его предшественников в этом деле, что составляет эру в разработке социологии… Если о Конте нельзя сказать, что он создал эту науку, то по всей справедливости надо признать, что он первый сделал возможным ее создание. Это – великий подвиг».

Переходя затем к учению Конта о будущем социальном строе, Милль жестоко критикует его воззрения, отдавая, впрочем, должное отдельным блестящим мыслям. Другие писатели идут еще дальше и считают все писания Конта после «Курса положительной философии» прискорбными заблуждениями великого ума, впавшего в непроглядный мистицизм. Стоит, однако, сопоставить эти мнения с полной преданностью, с безграничным восхвалением доктора Робине, написавшего биографию Конта, и других контистов, даже с некоторыми заявлениями Льюиса, чтобы увидеть, какая пропасть разделяет еще людей, когда они берутся за решение нравственных и социальных вопросов. Вообще, едва ли настало время для беспристрастной оценки социальных воззрений Конта. Как цельная система они не могут рассчитывать на реабилитацию, но многие отдельные, и притом существенные, положения, которые современным людям, не могущим отрешиться от своих буржуазных или исключительно критических теорий, кажутся неосновательными и нелепыми, возможно, получат в будущем иную оценку. Когда человечество приступит к осуществлению положительных идеалов общечеловеческого братства, как они мало-помалу вырабатываются вот уже в продолжение целых веков, то оно сумеет лучше оценить попытки отдельных мыслителей, стремившихся выработать положительные основы будущего строя, чем поколения, занятые совершенно иною работою… Даже суровый Гексли замечает, что ему было бы неприятно, если бы читатель вывел из его слов такое заключение, что он не придает никакого значения сочинениям Конта и не питает «симпатии и уважения к людям, которых он (Конт) натолкнул на глубокие размышления об общественных вопросах и на благородную борьбу в пользу общественного обновления».

Приведем еще два заключительных отзыва о Конте. Один принадлежит Литтре, другой – Миллю, то есть людям, больше других потрудившимся над изучением и оценкой произведений великого позитивиста.

«Повторим в кратких словах, – говорит Литтре, – в чем, по нашему мнению, заключаются заслуги Конта. Среди умственной неурядицы, порожденной XVIII веком, он сумел в начале XIX века указать на тот субъективный и фиктивный характер, который свойствен метафизическим теориям; он задумал уничтожить это противоречие между умственным миросозерцанием человека и реальностью и понял, что для достижения этой цели ему необходимо открыть, на основании рационального изучения истории, точные законы развития человеческого, и он открыл их; сделав это важное открытие, он понял необходимость обобщить человеческое знание и обобщил его, подведя все частные науки под одну систему; наконец, он уловил неразрывную связь, существующую между всеобъемлющей философией и общественным строем и сделал попытку (хотя и не увенчавшуюся успехом) найти основы рационального устройства человеческого общества. Тот, кто так много потрудился для человеческой мысли, заслуживает в истории человечества почтенное место наряду с величайшими деятелями, вписавшими свое имя в историю человеческой мысли».

«Из всех известных философов, – говорит Милль, – Декарт и Лейбниц представляют наибольшее сходство с Контом. Они были похожи на него и по серьезности умозрений, и по уверенности в себе, хотя в последнем едва ли могут быть поставлены наравне с ним. Они обладали такою же, как и он, необычайною способностью сопоставления и соподчинения. Они обогатили человеческое знание великими истинами и великими идеями о методе. Из всех великих мыслителей они были наиболее последовательными и потому наиболее часто доходившими до нелепостей, так как они не отступали перед выводами, – как бы эти выводы ни были противны здравому смыслу, – если только к ним вели первые посылки. Согласно этому, имена указанных философов дошли до нас не только в связи с великими идеями и замечательнейшими открытиями, но и в связи с некоторыми из самых уродливо-диких и самых смешно-нелепых понятий и теорий, какие только когда-либо предлагались людьми мыслящими. Мы считаем Конта столь же великим, как и этих философов, и едва ли более странным, нежели они. Если бы нам нужно было высказать нашу мысль вполне, мы должны были бы поставить его выше двух этих мыслителей, но не по внутренним достоинствам, а потому только, что, обладая равносильной умственной способностью, он действовал при более высоком состоянии человеческого развития».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});