Чтение в темноте - Шеймас Дин

Маленькая фигурка на загибе лестницы. Уехав из дому, я так ее и запомнил. Призраки, призраки. Все прояснялось, все становилось не важно. Вот захотел узнать, что ее мучит, а сделался мучением сам. Было время, она раз в году делала одну ставку на ежегодных скачках на "Эйнтри". Эх, была не была — так она выражалась. И каждый раз ставила на лошадь, которой выпадал тринадцатый номер. Как-то я за нее поставил два шиллинга, и она выиграла. Я помчался к букмекерам, принес ей деньги. Она их взяла, крепко обняла меня, сказала:

— Повезло мне с тобой.

Как давно это было.

Я принял почти как милость, когда с мамой случился удар и у нее отнялся язык. Это было как раз в шестьдесят восьмом, в самом начале волнений. Я смотрел на нее, опечатанную немотой, и теперь она мне слегка улыбалась и тихонько, почти незаметно, покачивала головой. Будто все заодно опечатывала, закрывала. Наконец нам можно было снова любить друг друга. Повезло мне с тобой.

Нас травили газами, нас обстреливала армия, мы видели или слышали взрывы, артиллерийский огонь, совсем рядом путались звуки — звон битых стекол, разрывы гранат, разобщенные крики, — и все сливалось в ровный рев и опять рассыпалось дробью дубинок по щитам восставших. Телевизор теперь вообще не выключали, и она, не видя, смотрела на экран. Ее молили не стоять у окна, но нет, она стояла, смотрела, как стреляют — и солдаты, и снайперы ИРА. Никак было не отвадить ее от этого дежурства на лестнице, этого патрулирования чердака и кухни, где старинный очаг выложили плиткой и огонь горел теперь голый, пошлый.

Иногда они с папой, держась за руки, вместе смотрели телевизор, слушали уличный шум — крики, шальные выстрелы, а то грохот разорвавшейся в городе бомбы. Они остались одни. Все разъехались, обзавелись семьями, правда, мы их часто навещали. Я вот думал — что такое был для них этот телевизор, эти звуки снаружи. Дважды в доме шуровали английские солдаты; Эймона арестовали и отпустили; Джерарда избили полицейской дубинкой. И все время папа молчал — как мама. В том, как она гладила его руку, косо ему улыбалась, подставляла голову ласковым пальцам, мне виделось, что она в своем молчании просила, чтоб он ее понял. Мне открывалось то, чего я в детстве не понимал: была промеж них любовь.

И вдруг папу свалил сердечный приступ. Он потерял свою пенсию, года недотянул до стажа. И они сидели оба, беспомощные, подавленные уличным грохотом и пропагандой с экрана.

Я приехал на выходные, в пятницу вечером. Неделька была жуткая. В среду улицу прочесывали стрелки ИРА, и застрявший у нас на крыльце английский солдат был убит наповал снайперской пулей. Папа услышал стук, выбрался из кресла, приоткрыл дверь. И тут же снова захлопнул, и оба услышали, как ломятся в дверь, орут и стреляют другие солдаты. Когда я приехал, папа еще не пришел в себя; потом, часа через два, в дверь постучали. Я открыл. Человек на пороге помялся, снял шапку, спросил, с кем бы можно поговорить насчет солдата, которого тут в среду убили. Я рта не успел раскрыть, а он уже пояснял, что он не из полиции, не из разведки. Он тому солдату отец. Я пригласил его войти. Он представился родителям, сказал, что сам-то он из Йоркшира, шахтер, а вот сына его Джорджа, значит, убили у нас на крыльце. Может, видел кто, как дело было. Нависло молчание. Родители на него смотрели. Он знает, конечно, сказал шахтер, как народ тут относится к английским солдатам. Так ведь сын же. Папа — в те дни он мучился одышкой — предложил ему чашечку чая. Я подал чай. Мама смотрела на англичанина открытым взглядом, который дается обреченным на немоту.

Да, папа сказал англичанину, сын его умер мгновенно. Сам он даже выстрела не слыхал, сразу стук. Открывает дверь. Мальчик лежит, спокойный такой. Но мертвый он был, это точно, мертвый.

— Не мучился, нет, ничего не сказал?

Нет. Еще немного поговорили, но что тут скажешь. Англичанин всем пожал руки, мы ему выразили сочувствие, он кивнул, ушел.

— Вот бедолага, — сказал папа. — Жалко мне его. Хотя сын его и был из этих. Странные на свете дела.

А вскоре второй удар доконал папу во сне. Мама сидела у гроба с сухими глазами, трогала его уложенные руки, лоб; и ежилась, будто от тела шел холод. Он умер накануне введения комендантского часа. Запрещалось всякое передвиженье по улицам с девяти вечера до девяти утра и сносили баррикады. Ночью я сперва услышал бронетехнику, а уж потом увидел из верхнего окна. Первыми наползали бульдозеры, поднимали, опускали в фонарном свете жуткие челюсти, валили, сносили на сторону баррикады. Потом бронированные машины производили разведку, останавливались, обрыскивали развалины, щупали прожекторами задворки и закоулки. А следом, сверкая спереди желто-белыми фарами, по бокам мерцая зарешеченными красными фонарями, грохотали бронированные грузовики, и мелькало на поворотах тусклое хаки солдат, уставившихся прямо перед собой, друг другу в затылок.

Я так и не уснул до рассвета, а на рассвете стук копыт снова погнал меня к окну. Было как во сне: по разрухе на соловой лошадке скакал цыганенок. Без седла, легко держась за гриву, проскакал из виду туда, куда за несколько часов перед этим двинулась армия, — хотя был еще в силе комендантский час. Цоканье долго летало над притихшими улицами.

Я пошел на кухню заваривать чай. Спускаясь, услышал вздох, оглянулся на то окно: призрака нет. Это мама вздыхает во сне, вздыхает, наверно, по папе. Это будет последний сон мамы о прошлом. В девять истечет комендантский час. Вечером мы отнесем папу в тот собор в том окне, и, молча поднимаясь к себе, она остановится на загибе лестницы и станет смотреть на шпиль, под которым он так невинно будет лежать перед сумрачным алтарем всю долгую ночь напролет.

1

Джон Маккормер (1884–1945) — американский тенор ирландского происхождения. (Здесь и далее — прим. перев.)

2

"Хлеб небесный" (лат.).

3

Рори О'Доннел, первый граф Тирконелл (1575–1608) — борец против англичан за независимость Ирландии.

4

Вождь фениев (финнов), отец барда Оссиана.

5

Ср. Евангелие от Иоанна, 15,7.

6

"Она к нему влеклась, как будто голод рос от утоленья". "Гамлет", акт 1, сц. 2. (Перев. Б. Пастернака.)

7

Букв.: красивый жест (франц.). Но здесь Жест — фамилия, Бо — прозвище. Фильм поставлен в 1939 г. американским режиссером Уильямом Уэлманом по одноименному роману П.К Рена. В заглавной роли Бо Жеста снялся Гари Купер.

8

Фении — ирландское революционное общество, основанное в 1858 г. в Нью-Йорке для борьбы за независимость Ирландии. Восстания фениев в 1867 г. потерпели неудачу.

9

Перевранная до бессмыслицы цитата из "In Memoriam" Теннисона (1850): "Лучше любить и потерять, чем не узнать любви".

10

Ср.: "Чертополох нам слаще и милей / Растленных роз, отравленных лилей". Шекспир. Сонет 94. (Перев. С. Маршака)

11

Популярная песня неизвестного автора.

12

Верней: "Лили-бурлеро", антикатолическая песня старинного происхождения, популярная в английской армии ("Леро, леро, лили-бурлеро!").

13

Переиначенные строки из стихотворения "Эльфы" ирландского поэта Уилли Эллингема (1824–1889).

14

Р. Бернс. Любовь. (Перев. С. Маршака.)

15

Р. Бернс. Макферсон перед казнью. (Перев. С. Маршака)

16

Патрик Пирс (1879–1916) — ирландский поэт и просветитель, ревностный католик, борец за независимость Ирландии. Казнен за участие в Пасхальном восстании, поднятом 24 апреля 1916 г.

17

Обыгрывается латинское выражение "Тempas fugit" ("Время летит").

18

Беньямино Джильи (1890–1957) — знаменитый итальянский тенор.

19

"Потерял я Эвридику" — начало арии Орфея из оперы Глюка "Орфей и Эвридика". Юхан Юнатан Бьёрлинг (1911–1960) — знаменитый шведский тенор.