Подходящая пара - Мари Соул

Паркер тоже был близок к этому. Мысленно он молил себя продержаться хоть еще немного.

— Продолжай, — прошептала он, задыхаясь от страсти, и она продолжала, впившись ногтями в его спину и судорожно сжимая ногами его бедра.

Эффи восторженными стонами доводила его до состояния экстаза. Перестав сдерживаться, Паркер все ускорял ритм толчков.

Его сердце бешено колотилось, легким не хватало воздуха, но даже угроза сердечного приступа не остановила бы его. Все страхи были забыты, сомнения отброшены. В данную минуту он знал, чего он хотел и что приводило его в восторг. Все было предельно просто и ясно.

Достигнув вершины наслаждения, он вскрикнул, откинул голову назад и закрыл глаза, предаваясь моменту блаженства.

Когда на него снизошло чувство величайшего удовлетворения, он глубоко вздохнул. Ему хотелось кричать, бить кулаками себя в грудь, подражая Тарзану. Хотелось…

Он посмотрел на Эффи. Широко открыв глаза от изумления, приоткрыв рот, она лежала, не шелохнувшись. Паркер понял, чего ему сейчас хотелось больше всего. Он наклонился и поцеловал ее.

10

Они приняли душ, но к тому времени, когда взялись за полотенца, поцелуи Паркера вновь заставили Эффи трепетать от восторга и желать его. Коробки, которые она сложила на свою кровать, были сброшены на пол. Эффи не могла поверить, какой ненасытной она была в занятии любовью. Она думала только о том, как бы поскорее оказаться в объятиях Паркера, насладиться его поцелуями, почувствовать близость его тела.

Мопси не могла понять, что происходит. В первый раз, когда она прыгнула на кровать, Паркер осторожно спустил ее на пол. Во второй раз Эффи сурово приказала ей убраться. Тогда Мопси, недовольная тем, что ее сгоняют с привычного для сна места, залаяла, и Паркеру пришлось вынести ее из спальни и закрыть дверь.

Через двадцать минут они впустили ее.

Не скрывая ревности, Мопси пробралась между ними и легла, прижавшись к Эффи. Паркер погладил ее по голове и рассмеялся.

— Подозреваю, что с ней у нас будут проблемы.

— Она не понимает.

— Я ее и не виню.

Эффи погладила ступней голую ногу Паркера. То, что он лежал в ее кровати, занимался — уже дважды — с ней любовью, все еще с трудом доходило до ее сознания.

— Мне кажется, что я вижу сон.

Паркер нежно прикоснулся рукой к ее щеке.

— Мы видим один и тот же сон.

— Забавно. У меня такое чувство, что я знала тебя всю жизнь, на самом же деле я совсем не знаю тебя. — Она прикрыла глаза, пораженная этим открытием. — Я занималась любовью с незнакомцем.

Он повернул ее голову к себе.

— Ты назвала меня незнакомцем, но мы хорошо знакомы. Пожалуй, ты знаешь меня так, как никто другой.

— Я не знала, что ты уехал в Нью-Йорк, что пытался написать книгу, пока ты об этом мне не сказал. Я всегда считала тебя настоящим консерватором. Степенным и серьезным деловым человеком. Человеком, который… Который не стал бы… — Она не решилась досказать свою мысль.

Паркер удивленно поднял брови.

— Делать того, чего мои родители не хотели или не планировали?

— Тринадцать лет назад все так и было. О, да, ты говорил о своем желании стать писателем, но я всегда думала, что это пустые разговоры, особенно после того, когда твоя мать сказала, что ты вернулся в колледж и не приезжаешь на озеро, потому что очень занят торговыми делами.

— Теперь ты знаешь, что все было по-другому.

— Да, но… — Высказать то, что она чувствовала, было нелегко. — В конце концов ты стал главой отцовской фирмы. Возможно, в этом сыграла роль смерть твоего отца, но в результате ты сделал то, чего хотели родители. Мало того, ты так увлекся работой, что она убивает тебя, как убила твоего отца.

— Этого я не допущу.

— Ты действительно думаешь, что сможешь измениться? — В ее голосе прозвучало сомнение. — Сможешь с такой же легкостью расстаться с магазинами, как ты забросил свой «великий американский роман»?

Он откинулся на подушку и нахмурился, явно недовольный ее словами.

— А что ты думаешь?

— Думаю, что опытный бизнесмен, которого я видела по телевизору в рекламных роликах, одержал верх над писателем. Думаю, что приезд на озеро всколыхнул в тебе воспоминания о юношеских мечтах и чувствах, но это не заставит тебя бросить фирму. В пятницу ты ездил в свой магазин. В воскресенье ты возил туда Берн. Сегодня вечером…

— Сегодня мне надо было побыть одному, вдали от тебя, мне нужно было время подумать.

Эффи молчала в нерешительности, но, затем, тряхнув головой, сказала:

— Я не должна была впускать тебя в дом.

— Ты жалеешь, что мы занимались любовью?

Она закрыла глаза, жалея, что не умеет лгать. Ее «нет» прозвучало почти неслышно.

— Тогда в чем дело?

— Мне будет больно.

Даже с закрытыми глазами она почувствовала его пристальный взгляд.

— Я причиняю тебе боль?

— Я имею в виду, что позже мне будет больно вспоминать об этом. — Она посмотрела на него, моля про себя понять ее. — Паркер, тринадцать лет назад, возможно, ты желал меня, и сегодня, я уверена, ты хотел меня, но я не та женщина, которой ты мог бы увлечься надолго.

— Почему? — Он окинул взглядом ее тело. — Ты привлекательная, интересная… Веселая.

— Привлекательная, возможно, но некрасивая. Не утонченная, не сексуальная. Не такая, как Берн. И во мне нет… — Она помолчала, а затем выпалила ненавистное ей слово, — класса.

— Забудь ты об этом классе. Когда-то мне действительно думалось, что именно это привлекает меня в женщине. Теперь я понимаю, что «классную женщину» ищет моя мать, а не я. — Он усмехнулся. — Вечером я разговаривал с мамой. Сказал, что встретил тебя и Берн, что, вероятно, предложу Берн пост генерального управляющего в своей фирме. Мать, кстати, упомянула, что всегда чувствовала в Берн этот «класс».

— Ну и? — Эффи очень хотелось услышать мнение Рут Морган о себе.

— И… — Он замолчал, подыскивая слова, и погладил ее по лицу. — Мать сказала, что ты всегда беспокоила ее.

— Я беспокоила ее? — Его мать никогда не выглядела обеспокоенной. Равнодушной? Да. Холодной и чванливой? Да. Но обеспокоенной? — Почему?

— Ты была «живой и задорной», как сказала мать. — Он улыбнулся. — Думаю, мои родители всегда чувствовали, что могут обуздать Бернадетту, но тебя… — Он покачал головой. — Отец говорил, что ты не ходишь, а летишь над землей. Он называл тебя «свободный дух». Если ты не чувствовала их дружелюбное отношение к тебе, то объяснить это просто: они боялись тебя.

— Ты шутишь. — Ей это и в голову не приходило. — Не могу поверить, что они боялись меня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});