Ты и твое имя - Лев Успенский

Разумеется, никаких родовых имений, от названий которых могли бы возникать такого рода фамилии, у русских священников не было, да и быть не могло. Но ведь каждый из них был связан с той или другой церковью, а у любой, даже самой малой, церкви было свое название, был свой «престольный праздник». Одни из храмов именовались в честь святых, которым были посвящены, другие — в память о тех или иных событиях, чтимых верующими. Были церкви Николы, Петра Апостола, Иоанна Предтечи. Были храмы в честь успения (кончины богородицы), в честь рождества Христова, в память о «воскресении», во имя троицы (трехликого христианского бога). От этих названий и оказалось весьма удобно производить фамилии священнослужителей.

А в самом деле, и до тех пор в просторечии постоянно говорилось: «Это успенский поп» или: «Да он предтеченский дьякон», — то есть они служат в церквах Успения и Предтечи. Чего же проще эти прилагательные на «-ский» и сделать звучными фамилиями духовных лиц? По форме своей они напоминают о княжеских титулах; по смыслу — прекрасно связаны с самыми, в глазах религиозных людей, радостными или печальными, но многозначительными понятиями. И вот по всей тогдашней Руси началось творчество фамилий этого рода. Настоятель успенской церкви становился Успенским; тот, кто служил у Иоакима и Анны, делался сначала Иоакиманским,а потом и просто Якиманским (Сравните старое название «Якиманки», улицы в Замоскворечье, где стоит церковь Иоакима и Анны.). Вместо былых Петровых и Николаевых появились полчища Петровских (от «петровского поста»), Никольских, Воскресенских, Богоявленских, Козьмодемьянских и Предтеченских…

Нельзя думать, что всё это происходило просто и быстро, само по себе. В дело вмешалось церковное начальство: те, кто ведал выбором личных имен для всего населения, конечно, не захотели выпустить из рук переименование самих церковников. А так как жизненный путь каждого будущего служителя культа начинался всегда с обучения в «бурсе», в духовном училище, куда он являлся «яко наг, яко благ», не только без всяких познаний, но обыкновенно и без всякой фамилии, то именно тут-то и вставал вопрос о ее изобретении.

Понять духовных руководителей довольно легко. Вспомните трех друзей бурсаков из гоголевского страшного «Вия»; как их звали? Богослов Халява, философ Хома Брут и ритор Тиберий Горобець. (В духовных школах того времени классы не нумеровались по порядку, а делились, от младших к старшим, на «грамматику», «синтаксис», «риторику», «философию» и «богословие», по главным проходимым предметам.) — вот их громкие титулы. А что они значили?

«Халява» — по-украински — голенище, слово «горобець» означает воробья, а «брут(ус)» по-латыни так и вовсе — тупоумный, неповоротливый. Естественно, что семинарское начальство добивалось, чтобы будущие «пастыри» носили более «благозвучные и добромысленные» имена, нежели эти типичные «клички». А так как во многих духовных училищах дело вершили в те времена начальники-украинцы, то им фамилии, оканчивающиеся на «-ский», и казались наиболее подходящими: ведь, не говоря уже о названиях праздников и церквей, их можно было удобно образовывать почти от каждого мало-мальски подходящего по значению слова. Так рядом со Сретенскими, Введенскими, Скорбященскими стали повсеместно нарождаться Добровольские, Боголюбские, Мирницкие и другие.

Украинцы действовали во многих местах, но не везде и не всюду. Фамилии этого рода нравились не всем. Пошли в ход и разные другие их формы и виды, а вскоре был открыт неиссякаемый источник, откуда можно было полной горстью черпать нужные для их построения слова. В духовных училищах искони изучались языки латинский и греческий, знание их всегда отличало духовенство от остального населения; недаром же старый Бульба первым делом экзаменует сынов-бурсаков, как будет по-латыни «горилка», и тут же показывает им, что и сам не забыл школьной премудрости. Так не естественно ли было именно в этих, непонятных профанам, языках искать материал для нового именословия? Только далеко не всегда руководить сочинительством поповских фамилий удавалось просвещенным «князям церкви». Гораздо чаще дело происходило вот как.

«Советы нечестивых»

«Простодушному отцу Петру Никитскому, — повествует один, давно забытый журналист XIX века, сам бывший попович, — не нравилась его фамилия, и с учителем Коломенского духовного училища попом Захаром он занялся, за рюмочкой, изобретением фамилии для своего поступавшего в училище старшего сына.

Обратились к латинской грамматике Лебедева, стали перелистывать… «Целер» — скорый, «юкундус» — приятный… Не то! «Хонор, хонестус…» (Honor — честь, honestus — почтенный (лат.). )

— А постой-ка, что он у тебя — веселый мальчик?

— Да ничего…

— Хочешь, «гилярис» — веселый? Гиляров… Как тебе кажется?

Петр Матвеевич одобрил, и сын его, ушедший из дома Никитским и просто поповичем, возвратился Александром Гиляровым, учеником низшего, «грамматического» класса…»

Надо думать, что картинка эта верна натуре, так как фамилия того, кто ее зарисовал, Н. П. Гиляров-Платонов.

Однако дело не всегда решалось так просто и спокойно: бывало и куда затейливее.

«Привозит какой-нибудь отец своего мальца в училище,—рассказывал в конце XIX века некто, подписавшийся „Сельский священник“, на страницах журнала „Русская старина“, — и ставит на квартиру непременно в артель. В артели квартирка непременно под главенством какого-нибудь великана-синтаксиста. Иногда таких господ набиралось и по-нескольку…

Отец обращается к одному и спрашивает: «Какую бы, милостивый государь, дать фамилию моему парнишке»? Тот в это время долбит греческие вокабулы: (Вокабулы — заучиваемые наизусть слова, «Tipto» — «бью, поражаю» (греч.), «тйпто, тйптис, тйпти…». «Какую фамилию дать? Тип-тов!»

Другой такой же атлет сидит верхом на коньке сеновала и учит латынь: «Дилигентер»—прилежно, «мале»—худо,—и орет: «Нет, нет, дай своему сыну прозвище Дилигентеров!»

Третий занят географией, советует: «Амстердамов». Делается совет, то есть крик, ругань и иногда с зуботрещиной. И чья возьмет, такого фамилия и останется. Дикий малец не может и выговорить-то, как его окрестили эти «урванцы». Ему пишут на бумажке, и он ходит и зубрит, иногда чуть не с месяц…»

Может быть, всё это фантазия, выдумки? По-видимому, нет. Именно из таких нелепых «советов нечестивых», с криками и зуботрещинами, только и могли появиться на свет хорошо нам известные и довольно распространенные «латино-греческие» поповские фамилии:

Грацианские, Хризолитские, Касторские, Робустовские, Урбанские, Дилакторские, Вельекотные и т. д. Лишь озорные «урванцы» могли предлагать такие клички растерявшимся отцам «диких мальцов»: ведь в переводе они означают «Золотокаменский», «Непорочненский», «Силачёвский» и пр. Но «урванцам» помогало и начальство: «протяженно-сложенные» прозвища утверждались, шли в документы и в жизнь, и мало-помалу становились чем-то совершенно привычным. Недаром и у наших писателей священники сплошь и рядом то «Змиежаловы», то «Ризоположенские» (от выражения «напиться до положения риз»), то «Посолоньходященские», — одна вымышленная фамилия сложнее и курьезнее другой.

А затем окончание «-ский» перестало быть обязательным, узаконились другие, разнообразные. Помимо древних языков, пришла мода и на современные, живые. На захолустных поповках во всех концах Руси стали появляться «отцы» Бланшевы, не подозревавшие, что «бланш» по-французски—«белая», или, наоборот, сменившие на такое заморское созвучие отечественного «Беляева» или «Белякова»; отцы Глуарские, от французского же «глуар» (слава), и даже «Дрольские», хотя во Франции «дроль» значит либо «забавник», либо же просто «шалопай».

А так как даже самые истовые духовные семьи в XIX веке не могли избежать ухода детей в различные мирские профессии, так как всё больше и больше поповичей становилось чиновниками, врачами, стряпчими — кем угодно, только не попами, — то и духовные фамилии пошли в широкий мир. Именно поэтому многие из них давно уже стали у нас отнюдь не священическими, а чисто интеллигентскими фамилиями; их можно встретить среди людей литературы, искусства, науки, техники. Загляните в любую энциклопедию:

Вознесенский И. Н. — крупный советский ученый;

Вознесенский Н. Н. — советский химик-технолог, специалист по тканям

Воскресенский А. А. — «дедушка русской химии», учитель Бекетова, Меншуткина и многих других крупнейших русских химиков

Воскресенский М. И. — писатель середины прошлого века;

Никольский А. С. — советский архитектор;

Никольский Б. П. — советский физико-химик;

Никольский Г. В. — советский ихтиолог;

Никольский Д. П. — русский известный врач;

Никольский М. В. — крупный русский востоковед…

Трое Преображенских, шесть Успенских, четверо Введенских упомянуты в БСЭ. А кроме них, есть ведь еще и Сперанские (от латинского «сперарэ» — надеяться), и Гумилевские («хумилис» значит по-латыни смиренный), и Туберовские («тубер» — клубень»), и Кастальские, и Коринфские, и Промптовы («промптус»— быстрый), и Формозовы («формозус»—прекрасный), и бесчисленное множество других.