Сердце Дракона. Двадцатый том. Часть 1 - Кирилл Сергеевич Клеванский

Падающая Звезда, но и всем, кто спрятался за камнем.

Шакх выругался, а Албадурт высек искру лезвия топоров.

— Хаджар-дан, — процедил гном. — я давно уже хотел проверить, насколько этот хрыч хорош в бою. Давай, может…

Хаджар не нашел в себе сил ответить. Голова гудела. Что-то странное творилось в его сознании. Он, будто, одновременно видел эту реально и какую-то другую. Ту, где он был одновременно собой и кем-то другим.

Слова друзей тянулись откуда-то издалека, сквозь толщу воды и непреодолимую преграду времени.

Перед глазами все плыло.

— Варвара хорошенько накрыло, коротышка, — коротко бросил Пустынный Волк. — следуем плану Лэтэи…

— Не нравится мне он, — покачал головой Албадурт. — В нем нет чести, дерьмокожанный.

— У мертвецов тоже нет чести, коротышка.

В это время Старик продолжал разговор с Лэтэей.

— В нашем тесном сообществе мы дорожим нашим словом, — если бы не артефакт, можно было бы предположить, что Старик улыбается. — И тот, у кого нет слова, не может и не должен находиться среди нас. Иначе как ему довериться в бурю, как поверить, что он нашел новые подсказки к пути в Северные Земли или действительно разведал новые пещеры и гроты. Слово для нас — это все.

— Я знаю, Старик, — прервала его Лэтэя. — Мы живем здесь уже больше века. Мы знаем правила и никогда их не нарушали. Много раз Небесные Лисы приходили на выручку тем, кто в ней нуждался. И мы всегда делились даже самой крохотной информацией. Никто не упрекнет нас в бесчестии.

Лэтэя не лукавила. С момента появления отряда в горах, они всегда старались придерживаться местных укладов. Во-первых, это было правильно — по чести, во-вторых, иначе действительно, невзирая на личную силу, становилось слишком сложно выжить, а в-третьих — не так уж и обременительно.

— Все верно, — тень то ли кивнула, то ли склонила голову на бок — не разберешь. — И никто не утверждает обратного, Падающая Звезда. Но есть ли у меня твое слово, что оборотень действительно мертв, а вы не замышляете злого? Что, подойдя ближе я не окажусь в смертельной ловушке? Дашь ли ты мне такое слово?

Лэтэя замолчала. Всего несколько мгновений тишины и она тихо, ровным тоном, спросила:

— Что посулил тебе Нарнир, старик?

Она произнесла это так, чтобы никто не услышал кроме тех, кто стоял у склона. Наемники-горцы расположились слишком далеко и ветер, предвестник стремительно приближающегося к горам ненастья, прятал их диалог от остальных.

Старик это знал.

— Ты знаешь, что, Лэтэя, — произнес он.

— Только тебе?

Тень не ответила. Но этого и не требовалось. Если вожак сыновей Феденрира и был готов провести кого-нибудь за границу, то явно не несколько десятков горцев. Скорее всего — только одного.

И учитывая, как давно Старик бродил по этим краям, то скорее всего он не раз и не две встречался с Нарниром. Без всяких сомнений — они знали друг друга. И смогли договориться.

— Ты продал столь оберегаемое тобой общество ради личной выгоды, Старик? И теперь смеешь говорить со мной о словах и чести? Не это ли определение лицемерия?

— Может и так, воительница, — тень не стала отпираться. — Но сколько бы я не потратил слов, ты не поймешь… не сможешь понять, каково это — потратить столько лет жизни, что хватило бы для рождения, расцвета и распада целого региона. И все это — здесь, на краю гребаного мира. Среди сраного снега и льда. Отмораживая задницу, питаясь объедками, каждый раз гадая, переживешь ли следующую бурю или нет.

— Ты жалуешься мне, Старик? — Лэтэя не стала скрывать своего отвращения. — Жалуешься на собственный выбор? Никто не заставлял тебя сюда приходить. И никто не останавливал тебя от испытания Небес и Земли.

— Все так, — выдохнула тень. — и я не жалуюсь тебе, воительница. Может, просто, пытаюсь убедить сам себя в том, что поступаю правильно.

— Нет ничего правильного в предательстве.

— Предательстве кого? — тень будто бы развела руками. — Нас объединяет выживание и общая цель, не более того. Горцы не народ, не государство, да и обществом мы называемся для простоты. Здесь каждый сам за себя.

— Ты противоречишь сам себе, — прошептала Лэтэя, после чего отвернулась в сторону. — Я уважала тебя, Старик. Ты для всех нас был как маяк надежды. Символ бесконечной стойкости. Сопротивления. Знаком того, что нельзя сдаваться и опускать руки.

Тень ничего не ответила. Старик прекрасно знал, с каким почтением к нему относились все в горах. Он не был лидером для них. Во всяком случае — не таким, как принято на равнинах.

Он был символом.

И теперь этот символ…

Тень сделала маленький шажок в сторону воительницы.

— Арнин! — резко повернулась Лэтэя. — Сейчас!

Фигура, лежавшая около края склона, подернулась пеленой и исчезла, а прямо за спиной тени из снега выстрелила когтистая лапа и ударила в район, где должны были быть сухожилия.

Лэтэя, вытянув вперед руку, призвала копье и единым, слитным движением, буквально пролетев разделявшее их пространство, погрузила оружие вплоть до середины древка в грудь тени.

Та захрипела, задрожала, а затем, потеряв силы, безвольно повисла на оружии.

И снова тишина воцарилась в перевале. Ни вспышек, ни криков, ничего.

А затем одеяния мрака постепенно сползли с фигуры Старика, являя всем еще дрожащего в агонии мужчину. Слишком молодого и слишком слабого, чтобы носить столь гордое звание.

— Я уже долго живу, — донеслось из пурги. — чтобы меня можно было обмануть таким трюком.

И вторая тень, явив себя миру, вонзила два длинных кинжала прямо в глаза обескураженной Лэтэи.

Глава 1759

Последнее, что помнил Хаджар, это то, как с хищной улыбкой окровавленное, изуродованное лицо Лэтэи повернулось к спрятанному во тьме Старику и блеснуло отвратительной, несвойственной ей хищной улыбкой.

Затем раздался взрыв, вернувший Хаджара обратно во мрак.

* * *

Некто стоял на пороге башни, тянущейся вплоть до самого неба. Неба, осиротевшего без света звезд. Где-то вдали слышались крики и стоны, характерные для войны. Кипела битва. Гибли сотни тысяч,