Сакральная жертва - Александр Тамоников

– Чего тебе? – крикнула та из-за двери.

– Что тебе понадобится, чтобы загримировать будущего муженька?

– Ничего, у меня все есть. Я ему даже усики соображу из подстриженных волос.

– Отлично. Готовься в темпе!

– Я поняла.

Робин пошел по ближайшим магазинам, вернулся через час и сказал:

– Вот не знал, что в Москве так сложно обычную палку купить.

– Ты не достал трость?

– А это что? Не поверишь, у бомжа какого-то выменял на бутылку водки. Вот очки.

В прихожую вошел Градоверов. Робин не смог удержаться от смеха.

– Вы, Аркадий Максимович, сейчас вылитый предводитель дворянства из известного фильма. Встретил бы на улице, не узнал бы ни за что. Больше никакого грима и не надо.

– Веселишься? Скоро я посмеюсь надо всеми над вами, когда буду по телевизору смотреть на бардак, творящийся в этой дерьмовой стране, в которой ты возишься вместе со своим Артуром.

Марина прильнула к Градоверову и поправила его:

– Ты хотел сказать «мы», дорогой. Мы будем смотреть по телевизору на бардак, творящийся в России.

– Мы. Да, конечно. – Градоверов криво усмехнулся и подумал:

«Нужна ты мне, шлюха ненасытная! Да в твоих глазах видно, что ты не преминешь при первой возможности удавить или отравить меня, чтобы заполучить состояние и потратить его на молодых жеребцов».

– Конечно же, мы.

– А все же я сделала усики. Покажи, дорогой.

– Не надо.

– Надо, – сказал Робин. – Посмотрим.

Марина приставила под нос Градоверову аккуратные усики.

– Отлично, – сказал Робин. – А теперь очки.

– Вот! Совершенно неузнаваем, – заявила Марина и вдруг забеспокоилась: – Но ведь так нас и американцы не угадают.

– Не волнуйся, узнают по трости, – заметил Робин. – Одевайтесь.

– Мне надо сумку собрать, – сказала девица.

– А разве я не говорил, что у вас не должно быть ничего при себе?

– Но у меня хорошие вещи.

– Да брось ты, Мари, – воскликнул Градоверов. – Здесь не продают хороших вещей. Вскоре ты увидишь, что выставлено в магазинах Вашингтона.

– Но драгоценности я не оставлю.

– Все, что уложишь в дамскую сумочку, твое, – разрешил Робин, хотя об этом аксессуаре американец речи не вел.

Вполне возможно, что под всеми вещами он подразумевал и сумочку. Но это не багаж, ничего, прокатит.

– В общем, собирайтесь. Выезд в восемь тридцать.

Готовился к отъезду и Штерлих. С шести утра он находился в офисе, вызвал туда помощника и секретаршу. Тарасов и Линз были предупреждены об отъезде босса. Он сказал, что отправляется в командировку. Руководитель неправительственной организации собирался не спеша, с толком. Он просмотрел содержимое сейфа, положил на стол кипу бумаг, вызвал секретаршу и заявил:

– Это, Лена, можно уничтожить.

– Пропустить через режущую машину?

– Да хоть так выбрось.

– Понятно. Что еще?

– Чашку кофе. И подбери мне галстук поскромнее. Этот слишком уж вызывающий.

– Хорошо.

Елена Линз принесла кофе, галстук, сама повязала его.

– Совсем другое дело, – заметил босс.

– Обычно ты брал меня с собой, – проговорила секретарша.

– Обычно да, но не сегодня. Да и ненадолго я.

– Но у тебя же подписка о невыезде!

– К черту все эти подписки. Я им не простой работяга, а видный общественный деятель. И потом, что мне сделают мальчонки из ФСБ? Арестуют? Вот и славно. Это станет неплохим пиаром. Поэтому на такое они не пойдут. Вот увидишь, даже следя за мной, чекисты и пальцем не шевельнут, чтобы остановить меня в аэропорту. Максимум, что в их силах, это штраф, когда вернусь. И то если суд пойдет им навстречу. Но достаточно лишних слов. Где у нас Анатолий?

– Машину на мойку погнал, заодно и заправит.

– Хорошо. Вы тут без меня не скучайте. Даже можете отпуск взять на недельку.

– Я хочу поехать с тобой.

– Нет! – повысил голос Штерлих. – Пожалуйста, не возвращайся больше к этой теме.

Появился Тарасов и сообщил:

– Я готов, Владимир Карлович. Куда поедем? Сразу в аэропорт?

Штерлих подозвал его поближе, взял листок бумаги и написал:

«Новый Арбат, напротив ближнего торца Дома книги от Кремля».

Тарасов прочитал текст и понимающе кивнул.

Штерлих сжег в пепельнице бумагу и сказал:

– Присядем на дорожку.

Генерал-лейтенанту Володарскому пришел доклад о том, что господин Штерлих находится в офисе НПО «Инициатива» и явно собирается покинуть Москву.

– Вот как? – генерал поднял брови. – Значит, Штерлиху наплевать на наш запрет?

– Получается так, товарищ генерал, – проговорил полковник, отвечающий за наблюдение за руководителем НПО.

– Ладно. Вести его машину до аэропорта. При оформлении задержать в жестком режиме. Не церемониться, наручники на запястья и бегом на выход, чтобы знал, с кем имеет дело.

– Для этого необходимо ваше разрешение на привлечение группы задержания.

– Дежурным подразделением обойдетесь. Машину Штерлиха вести по Москве в обычном режиме. Как только она двинется в сторону аэропорта или подъедет к какому-нибудь вокзалу, вызвать спецгруппу. – Володарский взглянул на полковника и спросил: – А что, Штерлих не назвал водителю то место, куда его следует отвезти?

– Нет. Судя по тому, что слышал офицер непосредственного наблюдения, Штерлих написал адрес на бумаге, а затем сжег ее.

– Странно, но, в принципе, объяснимо. У вас две машины сопровождения?

– Если снять наблюдение с офиса «Инициативы», то две.

– Снимайте. Значит, держать Штерлиха плотно и плевать, если он будет это видеть.

– Есть, товарищ генерал!

– Выполняйте. Я буду находиться здесь. Связь со мной по необходимости. Командира группы захвата проинструктируйте лично. Разрешение на ее использование я подпишу.

– Разрешите идти?

– Ступайте.

Полковник козырнул и вышел из кабинета генерала. Володарский подошел к окну, развернул портьеры и подумал:

«Интересно, куда это засобирался господин Штерлих? До сих пор сидел тихо как мышь, точно соблюдал инструкции. И вдруг решил выпорхнуть?»

На столе просигналил телефон внутренней связи. Володарский поднял трубку.

– Слушаю!

– Товарищ генерал-лейтенант, к вам со срочным докладом офицер дежурной смены второго спецотдела.

– Пусть войдет.

Появился сухощавый майор.

– Разрешите доложить, товарищ генерал?

– Докладывайте.

– Вчера поздно вечером, точнее, с двадцати трех часов двух минут до полуночи, из американского посольства были сделаны четыре звонка по закрытому каналу связи.

– В этом есть что-то странное?

– Дело в том, что примерно в это же время кто-то позвонил господину Штерлиху.

– Вот как? Дальше?

– А дальше ничего.

– В смысле?..

– Говорил только тот человек, который звонил. Его слов мы не слышали и зафиксировать не смогли.

– Штерлих что, молчал?

– Так точно. Он только ответил на вызов, спросил, мол, кто там названивает? После этого ни слова, только кашлянул в начале и в завершении.

– Похоже, Джонс проинструктировал Штерлиха, и тот с утра засобирался в дальнюю дорогу. Но это один вызов. Кому еще мог звонить по особо секретному каналу господин советник американского посольства?

– Этого мы установить не смогли.

– Где же ваша новейшая система?

– Она только устанавливается и налаживается, товарищ генерал. Работать с ней мы сможем не раньше понедельника.

– Джонс мог знать об этом?

– Никак нет.

– Однако американцы в курсе, что мы получили новейшую аппаратуру, способную перехватить любые переговоры. Все же он решился провести несколько сеансов связи. Значит, майор, Джонс в курсе того, что наша новейшая система еще не введена в строй. Это вполне объяснимо. Их разведка, разумеется, тоже не спит. Плохо, что мы не смогли скрыть от противника данную тему. Но кому же еще звонил Джонс?

– Вы спрашиваете у меня, товарищ генерал?

– Свободен, майор.

Офицер спецотдела удалился. Володарский присел в кресло.

«Что за игру вы затеяли, господа американцы? – раздумывал он. – Хотите подставить Штерлиха. Это понятно. Он вам уже не нужен.

А если Джонс говорил с Градоверовым? Ведь ему наверняка известно, где находится беглый политик. И далеко не факт, что в усадьбе у Ростова.

Предположим, Градоверов уже в Москве. В таком случае со следственной группой мы опоздали. Хотя кто знает. Но допустим, что Градоверов в Москве и Джонс звонил ему.

Что майор мог сказать этому господину, находящемуся в розыске? Тоже предложить выезд за рубеж? Глупо. Уж кого-кого, а Градоверова не пропустят ни на одном вокзале, ни в аэропорту.

Тогда что? Да и с ним ли он говорил? Что-то подсказывает мне, что так оно и было. О чем? Эх, установить бы систему на пару суток раньше. Но тогда и Джонс действовал бы иначе.