Танцующие пылинки (ЛП) - Янг Саманта

Мики тут же смутился.

— Я облажался, — прошептал он. — Опять. Я… Я застрял в собственной голове и не подумал. Я не думал. Я злился на тебя, как на тупую суку. И я все испортил.

Я кивнула, мой гнев смягчился от его извинений.

— Ты обещаешь, что все это позади? Что это больше не повторится?

После минутного колебания Мики кивнул и повернулся, чтобы уйти. Но потом оглянулся на меня через плечо.

— Я никогда не перестану любить тебя, даже если ты никогда не перестанешь наказывать меня за ту ночь.

Как только Мики вышел, все мое тело обмякло. Я сползла по стене, подтянув колени к груди. В голове, как всегда, гудело от шума толпы. Когда я ложилась спать после концертов — это все, что я слышала. Лишь физическое истощение вырубало мое сознание. Иногда, просыпаясь на следующее утро, я все еще слышала только шум толпы.

И теперь, сквозь хаотичный гул, я слышала, как Мики шепчет снова и снова: «Я никогда не перестану любить тебя».

Самым неприятным было то, что, как бы мне ни было больно, я знала, что будет еще больнее, если Мики когда-нибудь реально перестанет любить меня.

Мне хотелось позвонить маме и все ей рассказать. Но потом вспомнила, как она продала свою хорошую машину и купила дешевую развалюху, которая постоянно ломалась и заставляла опаздывать на работу. И она сделала это, чтобы найти мне и Мики средства на поездку в Калифорнию с группой на конкурс Spotlight. Там нам довелось сыграть для настоящего лейбла. Нам было всего пятнадцать.

Мы не выиграли контракт на запись.

Но мама никогда не переставала верить. Родители Брэндона так разозлились, что продали его барабаны и сказали, что мы больше не можем репетировать в их подвале.

Так что моя мама работала сверхурочно в течение трех месяцев, в то время как мы все работали неполный рабочий день после школы. И мы с мамой копили, чтобы купить новые барабаны для Брэндона. Мама также перестала парковать свою дрянную машину в гараже и позволила нам проложить звукоизоляцию, чтобы у нас было место для репетиций.

Я вспомнила, как она кричала Брайану, что он может собрать свои вещи и убираться прочь, если не готов поддерживать меня. И он ушел. И мама плакала несколько дней. Мне не нравился этот парень, но я никогда не испытывала такого большого облегчения, как когда он вернулся.

Мама почти потеряла единственного мужчину, в которого влюбилась после смерти папы, и это была бы моя вина.

Все трудности, как оплата счетов, что давались с трудом, были из-за меня.

Все наши разговоры, наши планы, мои уроки игры на гитаре и пения — все было для меня.

Мои мечты.

Три года борьбы, потому что я хотела быть вокалистом в профессиональной рок-группе.

И мы это сделали.

Только для того, чтобы я больше не хотела этого.

Как я могла сказать маме такое? И как я смогу поговорить сейчас, чтобы она не поняла, что я несчастна? Это была моя мама, моя лучшая подруга. Она бы догадалась.

Что еще хуже, теперь у нее была замечательная жизнь. Я купила ей красивый большой дом, внедорожник, у нее не было ипотеки, и ежемесячный доход я отправляла на ее счет. У меня было много денег и отличный финансовый консультант, который с пользой их вложил, но я знала свою маму… Если я уйду из группы, она снова начнет беспокоиться о деньгах.

Я не хотела этого для нее.

Я не хотела, чтобы Брайан сказал: «Я же тебе говорил», и чтобы маме пришлось скрывать разочарование, которое она испытала из-за моей неудачи.

А теперь Мики. Я пожертвовала нашей любовью ради группы, и сейчас мы настолько запутались, что не было ни единой возможности это исправить. Я не должна ненавидеть эту жизнь после того, как предпочла группу ему.

Это было уже слишком. Я не могла ясно мыслить, я…

Дверь в гримерку открылась, и в комнату просунулась голова Гейл. Она нахмурилась, увидев меня на полу, и вошла, закрыв за собой дверь.

— Я беспокоюсь, Скайлар. Что происходит? Что тебе нужно?

— Мне нужен перерыв, — выпалила я. — Мне нужно немного побыть одной.

— Где ты хочешь скрыться? — Она вытащила телефон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Тихое местечко. Уединенное.

— И это все, что тебе нужно?

Я почувствовала ее беспокойство и поспешила заверить.

— Я не уйду из группы, Гейл. Мне просто нужна передышка.

Перерыв поможет. Я буду чувствовать себя лучше после того, как проведу время вдали от парней.

Но на следующее утро, когда мой телефон буквально взорвался уведомлениями и пропущенным звонком от мамы, я поняла, что, никакая передышка не поможет. Моя злость на Мики росла и росла, пока я разглядывала многочисленные фотографии, сделанные с разных ракурсов, где он целовал меня на сцене. Они были повсюду в интернете. Фанатам это нравилось.

Я уставилась на один конкретный снимок, сделанный кем-то рядом со сценой.

Это было похоже на кадр из фильма. Мики целовал меня с таким страстным желанием, что боль за него пересилила мою ярость.

Но только на мгновение.

Потому что это может и выглядело, как поцелуй чистой тоски, но я-то знаю. В этом поцелуе я ощутила лишь мелочный гнев и незрелость.

И я задалась вопросом, какой бы стала наша жизнь, если бы мы с Мики не разорвали ядовитую связь между нами.

В итоге я отправилась в летний домик в Норвегии, надеясь, что немного свободного пространства поможет мне чувствовать себя менее сумасшедшей.

Сегодняшний день

Глазго, Шотландия

Я отвела взгляд от Hydro, от тех воспоминаний. Всего через несколько недель после Норвегии я вернулась домой к маме и затеяла с ней этот дурацкий спор только для того, чтобы ее жуткий муж начал приставать ко мне.

Вместо чувства вины, которое я обычно испытывала, меня охватил гнев.

Я никогда не ожидала этого. Ни разу Брайан не подавал мне никаких признаков. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что он начал хвалить меня больше, чем прежде, но думала, что он просто придурковатый подхалим.

Это он виноват, что я чувствовала вину. Он поставил меня в невыносимое положение: либо разбить сердце матери и вызвать ее гнев, либо сохранить от нее тайну. Я сделала неправильный выбор.

Тайна все равно разлучила нас.

— Боже, как жаль, что я не рассказала тебе всю правду, запертую внутри меня, вместо того чтобы вырезать тебя, как ножом, из своей жизни, — тихо пропела я себе под нос.

Слезы жгли мне глаза.

Я поняла, что пути назад нет.

Все эти месяцы, пока я пряталась, какая-то безумная часть меня цеплялась за надежду, что я смогу вернуться и все исправить. Но я не могла. Мама ушла, и ничего не изменить.

«Единственный способ пройти через это, — подумала я, судорожно втягивая воздух, — это поверить, что моя мама умерла, зная, что я люблю ее».

И что я люблю ее больше всех. Навсегда.

Слезы медленно катились по щекам, и я позволила им это. Во мне были заперты месяцы слез. Я больше не буду бояться выпустить их.

Опустив голову навстречу ветру, я медленно побрела к своей квартире. Я знала, что на самом деле это не квартира, а, скорее, убежище. Место, где, как мне кажется, я наконец-то была готова исцелиться.

ГЛАВА 17

Как только вошла в квартиру, я поняла, что там кто-то есть.

Я замерла на пороге.

— О’Ди? — крикнула я

— Сюда, — прогрохотал его низкий голос из глубины квартиры.

Расслабившись, я закрыла за собой дверь и побрела по коридору, чтобы найти его. Его пальто и шарф лежали на диване, а сам О’Ди стоял на кухне и пил кофе.

Мой взгляд упал на гитарный футляр, лежащий на столешнице, и сердце ускорилось.

— Это что?..

О'Ди внимательно посмотрел на меня и поставил кружку с кофе.

— Полиция нашла гитару. Они хотели передать ее лично в руки, но я убедил офицера Кэлтон, что тебе не нужно еще раз приезжать в участок.

Вихрь эмоций бурлил глубоко в моем животе, пока я подходила к футляру. Дрожащей рукой не спеша расстегнула один замок, потом другой. Дыхание перехватило, когда я открыла футляр и обнаружила свой Taylor, лежащий внутри, там, где и оставила. Ухватившись за гриф, осторожно вынула инструмент.