Хождение во власть - Анатолий Александрович Собчак

скорей, чем его оппонентов-следователей. Он уйдет в политическое небытие вслед за Лигачевым, Чебриковым, Романовым и другими.

Однако теперь мы знаем: политические мертвецы способны к самовоскрешению. Околевающий дракон в предсмертных судорогах может отравить и уничтожить вокруг себя все живое.

ПОПРАВКА ДЕПУТАТА САХАРОВА

6

Товарищ, верь!..

Александр Пушкин

Борьба за отмену или изменение 6-й статьи союзной Конституции стала основной для 1989 года.

6-я статья конституционно закрепляла руководящую роль КПСС в жизни нашего общества. Впервые вопрос об отмене идеологической и политической монополии компартии возник в дни выборов народных депутатов СССР. Уже тогда, весной 1989-го, многие кандидаты говорили о необходимости перехода к многопартийной системе, о политической демонополизации и отмене 6-й статьи в ее брежневском виде.

Такое требование содержалось и в моей программе, и это сразу же вызвало неудовольствие партийного аппарата. Мне объявили войну и вели ее до самого дня выборов. Война эта велась жестко и по испытанной десятилетиями схеме: ни в анонимных листовках против меня, отпечатанных райкомами партии, ни в безобразных акциях на встречах с избирателями моя позиция по 6-й статье не комментировалась. Грязь лилась потоком, меня пытались дискредитировать как человека, раскритиковать другие части моей программы, но о 6-й статье — ни слова, ни намека.

Когда стало ясно, что почти все ленинградские партийные функционеры, пустившись в предвыборное плавание, как один затонули (а вернее, были затоплены всеобщим недовольством народа), на апрельском пленуме Ленинградского обкома был поставлен вопрос о цвете партбилетов тех коммунистов, кто высказывался за отмену 6-й статьи.

Скажу честно: я не предполагал, приехав на I Съезд народных депутатов, что вопрос об этой наболевшей статье займет там какое-либо заметное место. Я понимал, что основные усилия надо сосредоточить вокруг формирования новых органов власти, вокруг декрета о власти и утверждения Съезда и Верховного Совета как новых высших органов государственной власти. А значит, приоритетной должна быть борьба за передачу всей власти Советам, а не против 6-й статьи. Да, эти вопросы взаимосвязаны, но первый шаг в передаче всей политической власти Советам мог быть сделан и без отмены идеологической монополии КПСС, что полностью укладывалось в формулу XIX партконференции о разделении функций между государственными и партийными органами. Возникла реальная возможность сделать этот шаг.

То, что было принято на XIX партконференции, по сути — полумера. Государственные органы управляют страной, а партийные вырабатывают идеологию. Но при наличии 6-й статьи рано или поздно такое разделение оказалось бы мнимым. Однако летом 1989-го формула партконференции позволяла сосредоточить все усилия на формировании новых органов власти. В конце концов, все доброе и благое свершается в свой черед!

Мы, депутаты, не должны были допустить, чтобы новые органы власти формировались по старому номенклатурному принципу. В чем-то нам это удалось. Но с каким трудом! А то, что удалось не вполне, как раз и говорит: мы правильно оценили и свои тогдашние силы, и силы партаппарата. Дав парламентский бой именно на этом направлении, мы начали с необходимого — с ограничения всевластия номенклатуры. Рассчитывать на I Съезде на большее было бы политическим авантюризмом. Или наивностью.

Однако вопрос об отмене 6-й статьи на Съезде прозвучал еще до начала съездовских заседаний.

Об этом на встречах депутатов с руководством партии заговорил Андрей Дмитриевич Сахаров.

Думаю, что Сахаров сам прекрасно понимал: его слово всегда звучит впрок. И именно поэтому говорить об отмене 6-й статьи — надо. Другое дело, когда это состоится. В этом и была постоянная стратегия предложений Андрея Дмитриевича. В этом была политика Сахарова. Он говорил вещи, казавшиеся современникам несвоевременными. Говорил по максимуму. Оттого его идеи не старели назавтра.

Сахарова поддержали те из депутатов, кто вошел потом в Межрегиональную депутатскую группу. Особенно ярким и хлестким было выступление ректора Московского историко-архивного института Юрия Афанасьева. И все же тема 6-й статьи и тема упразднения „авангардной“ роли компартии на Съезде звучала лишь эпизодически. Почему? Да потому, что депутаты и в целом народ не были психологически и политически готовы к такой постановке вопроса. Я знаю людей, далеких от коммунистических воззрений, которые летом 1989-го считали, что отмена 6-й статьи может привести к кровавому хаосу и гражданской войне. Другие на руководящую роль партии смотрели как на нечто само собой разумеющееся. Настолько долго этот тезис вбивался в наши головы, что для изъятия его из общественного сознания нужно было время. Депутаты в своем большинстве выступали с позиций, утвержденных на партконференции: нельзя, чтобы партия вмешивалась в хозяйственные вопросы, вопросы свободного формирования Советов… Дальше этого шли пока лишь единицы. Но и они поминали 6-ю статью только вскользь. Сахарова поддержали, но лишь номинально. Он по-прежнему оставался демократическим лидером и Съезда, и всего народа. Лидером недосягаемым, лидером-идеалистом, идущим слишком далеко впереди.

Как очевидец свидетельствую: предложенная Сахаровым поправка почти не обсуждалась даже в кулуарах. Другими словами, и противники, и сторонники Андрея Дмитриевича отказали этой теме в злободневности.

Сам я говорил на I Съезде об отмене 6-й статьи лишь однажды, выступая в поддержку депутата Оболенского, выдвинувшего себя альтернативой Горбачеву на пост Председателя Верховного Совета. Я обосновывал свою поддержку тем, что Оболенский не состоит в компартии, и тем, что в Конституцию необходимо внести прямое указание: любое место в государственном аппарате может быть занято беспартийным. Я доказывал: в Законе должно быть закреплено правило, отказывающее коммунистам в преимущественном праве занимать государственные посты. Вплоть до поста председателя высшего законодательного органа страны. Разумеется, это требовало внесения изменений в 6-ю статью. Но по соображениям тактики говорить об этом я не стал. Шансов быть услышанным у меня не было, и я говорил об уравнении беспартийных в политических правах с коммунистами. Это могло быть более понятным и более привлекательным для зала. Хотя, если исходить из демократических представлений о функционировании государственной власти, мое предложение должно представляться вполне абсурдном. Как можно в стране, декларировавшей народовластие, говорить об уравнивании позиций и прав большинства с правами и позициями меньшинства, представленного в стране членами компартии? Если этого нет, значит, демократизация и не началась. И естественное положение можно восстановить, только вернув большинству его права осуществления государственной власти.