Проклятая усадьба - Николай Леонов

– И что он писал?

– Откуда я знаю? Я вырвал листок, дал ему ручку. Он отошел в сторону – вон туда, к окошку выдачи, через которое блюда из кухни в столовую подают – и там что-то записал. Потом вернул мне ручку, десять раз сказал «спасибо» и ушел.

– Значит, он говорил, что ему какие-то сведения по садоводству надо записать?

– Ну да.

– Ну да, конечно, что может быть естественней! – сказал Гуров, покачав головой. – Вечером садовник бегает по всему дому, ищет ручку и бумагу, чтобы записать внезапно пришедший ему в голову способ прополки. Или окучивания? Ладно, спасибо, что рассказал. Значит, он ушел вместе со своей бумажкой?

– Да, засунул ее в карман и вышел.

– И вышел… – повторил вслед за ним Гуров и также вышел из кухни.

Ему было совершенно ясно, что садовник вчера не просто так искал ручку и что-то хотел записать. Он делал это сразу после того, как Ирина Васильевна своим появлением прервала его разговор с Гуровым. Разговор, во время которого Петр Леонидович хотел рассказать что-то чрезвычайно важное. Не будет ли логичным предположить, что садовник искал ручку и бумагу, чтобы записать краткое содержание того, что хотел рассказать? Зачем? Во-первых, чтобы не забыть. Ведь он уже сутки думал об услышанном им разговоре и всякий раз забывал рассказать о нем Гурову. А во-вторых… Во-вторых, он мог опасаться, что ему помешают рассказать. Знал ли он, что его убьют? Ну, это вряд ли. Но какие-то опасения у него были. Поэтому он решил написать записку и положить ее… В карман?

Гуров вспомнил, как криминалисты накануне осматривали тело убитого садовника. Ни о какой записке в кармане речи не было. Значит, Петр Леонидович переложил ее в другое место. Где ее теперь искать? Скорее всего, у него в комнате.

Придя к такому выводу, Гуров поспешил в комнату садовника. Он внимательно осмотрел шкаф, тумбочку, кровать, заглянул в душевую, даже под ковром посмотрел. Нигде не было никаких признаков записки.

«Значит, он спрятал ее вне дома, – заключил Гуров. – Что тоже логично. Запись он сделал. А ведь у него оставалась работа. Он был человек очень ответственный, исполнительный. Ему нужно было косить газон, и отложить эту работу на завтра он не мог. Поэтому он, не заходя к себе, отправился в сарай, где хранится газонокосилка. И там спрятал записку! Точно!»

Гуров выбежал из дома и в нерешительности остановился. Он никогда не видел сарай, где хранились садовые инструменты, и не знал, где он находится.

– Вы что-то ищете? – услышал он голос Ирины Васильевны.

Хозяйка усадьбы, видимо, возвращалась с прогулки и заметила сыщика, стоявшего в нерешительности на лужайке.

– Где у вас сарай, где Петр Леонидович хранил свой инструмент? – спросил Гуров.

– Сарай? Вон там, за аллеей лиственниц. А что случилось? Вы что-то ищете?

– Нет, ничего, – солгал сыщик. – Так, просто захотелось проверить одно предположение. А ключ от этого сарая где хранится?

– Ключ? Но мне кажется, что Петр Леонидович его никогда не запирал. Ведь там нет ничего особо ценного.

Гуров не стал больше ничего спрашивать; он повернулся и поспешно пошел, почти побежал в указанном направлении. Обогнув пруд, он углубился в аллею старых лиственниц. В конце ее виднелось сооружение из красного кирпича. Это и был сарай, который он искал. Действительно, дверь не была закрыта. Гуров открыл ее и вошел.

Он увидел небольшое помещение, тесно уставленное и завешанное различными инструментами. Здесь стояли и висели по стенам лопаты, мотыги, садовые ножницы, секаторы, стояли разного рода мотоблоки, культиваторы, газонокосилка. «Где же здесь может быть записка? – раздумывал Гуров. – Внутри газонокосилки? Вряд ли. Среди рукавиц и перчаток? Посмотрим…» Он порылся в перчатках, посмотрел и под мотоблоком, и под культиватором. Нигде не было не только записки – не было и места, куда ее было бы удобно положить.

«Что же это значит? – думал сыщик. – Выходит, я ошибся и записка где-то в другом месте. Но где?»

Он еще раз внимательно обвел взглядом помещение сарая. И вдруг ему пришла в голову одна мысль.

– А где же здесь химикаты? Подкормка? – громко спросил он, будто был кто-то, кто захотел бы его услышать. – Здесь нет ни одной банки, коробки, ящика. Поэтому здесь негде класть записку. Должно быть еще одно помещение, еще один сарай.

С этой мыслью он вышел из владения покойного садовника и отправился – но не на прогулку по парку, а в гараж. На площадке перед гаражом водитель Семен Вихляев мыл машину. Издалека было слышно гудение струи, под давлением вырывавшейся из поливочного шланга.

– Семен, останови на секунду свой процесс! – попросил Гуров.

– А, чего? – переспросил водитель, но воду выключил.

– Слушай, – спросил у него Гуров, – ты не знаешь, где покойный Петр Леонидович хранил разного рода подкормку и химикаты? Было такое специальное место?

– Да, был у него такой сарайчик, – подтвердил водитель. – Это в дальнем конце, за розарием, за елями. Вон, в той стороне.

– Большое тебе спасибо, – горячо поблагодарил его Гуров и отправился в путь.

Он миновал «зеленый грот», обогнул пруд, прошел мимо розария и, наконец, прошел через небольшую еловую рощу. Сделал еще несколько шагов – справа зачернело маленькое приземистое строение.

«Вот оно! – мелькнуло в голове у Гурова. – Да, но я даже не спросил у Семена, а есть ли здесь замок. А вдруг есть? Придется тащиться обратно…»

Однако замка на двери и здесь не оказалось. Гуров открыл дверь и очутился еще в одном сарае, еще более тесном, чем первый. Здесь не было ни лопат, ни культиваторов. Все помещение занимали полки, на которых стояли десятки разнообразных банок и коробок. Все содержалось в идеальном порядке, как и в сарае с инструментами. Банки стояли ровно, по линеечке. Но все ли? Гуров внимательно присмотрелся. Одна желтая банка с подкормкой, на верхней левой полке, была немного задвинута назад – словно пряталась от слишком внимательного чужого взгляда. Гуров достал ее и открыл. Там лежал листок бумаги, сложенный вчетверо. Это был листок, вырванный из блокнота. Сыщик развернул его и прочитал торопливо написанные слова: «Рассказать Льву Иван. об услышан. разговоре Татьяны Мих. с Мих. Степан. Странный разговор, словно муж с женой».

Это было все. Написано было мало – и в то же время очень много. Это было то самое сообщение, из-за которого Петр Леонидович и был убит. Сейчас, держа в руках записку, Гуров был в этом совершенно уверен.

– Спасибо, Петр Леонидович, – тихо прошептал он. – Большое вам спасибо за ценное сообщение. Вы смогли мне помочь, даже после своей смерти.

Он аккуратно сложил записку и положил ее себе в карман. В голове у него шла активная работа. Там быстро прокручивались разные сцены, свидетелем которых он был здесь, в усадьбе. Разрозненные кусочки мозаики складывались в одно целое – в картину запланированного жестокого убийства. Точнее, двух убийств. И еще одного ограбления.

Гуров поставил банку на полку, выглянул из сарайчика – не подглядывает ли кто за ним – и после этого аккуратно закрыл за собой дверь. Картина дальнейшего расследования была ему теперь совершенно ясна.

Глава 26

«Да, что дальше делать, в общем, ясно, – размышлял Гуров, медленно идя обратно к дому. – Я знаю, кто убийца, знаю, кто сообщник. Знаю, как был убит Кононов. Относительно убийства Петра Леонидовича есть некоторые варианты, некоторые моменты пока неясны, но это не так уж важно. Важнее другое – добыть улики. Доказательства. Пока что все улики у меня – лишь косвенные. Ярыгин их может не принять. А мне нужно, чтобы сразу принял и дал ходатайство суду об аресте убийц. И для суда мои аргументы должны быть очень убедительными. Это и для меня лично имеет большое значение, и для всех живущих в усадьбе. Люди, с которыми я имею дело, совершили уже два убийства, и если почувствуют опасность, не остановятся ни перед чем, чтобы спастись. Значит, нужны улики. Нужно еще раз просмотреть записи видеокамер в ночь убийства. Выяснить, кто выходил из дома, кто входил. А еще надо по третьему кругу расспросить всех, кто здесь живет, насчет того, не видели ли они наших голубков вдвоем. Не может быть, чтобы их никто не видел и не слышал. Может, они в городе встречались? Тогда их мог видеть Семен или Никита. Просто не придали этому значения. В общем, еще один цикл бесед. А еще важнее получить информацию о прошлом нашего уважаемого Михаила Степановича. Интуиция мне подсказывает, что многое в этом прошлом выглядит не так, как говорит сам управляющий. Да, это информация очень важна. Но получить ее я могу лишь после обеда – раньше из Москвы вряд ли позвонят».

И тут, словно отвечая на его мысли, у Гурова внезапно зазвонил телефон. Он взглянул на экран и почувствовал некоторое разочарование – это не был звонок из Москвы, это звонил следователь Ярыгин.