Билет на погост - Лоуренс Блок

Замечательно!..

Я отправился в «Пламя», сел у стойки и заказал себе чашечку кофе, затем наугад открыл одну из газет.

И сразу наткнулся на то, что искал. Статью эту трудно было не заметить — она занимала всю полосу на третьей странице.

Молодая женщина была зверски убита неизвестным убийцей или убийцами, которые ворвались к ней в дом прошлой ночью. Она работала финансистом в одной из инвестиционных компаний, офис которой находился на Уолл-стрит. Жила она возле Грэмерси-Парк на Ирвинг-Плэйс, где занимала четвертый этаж здания конца прошлого века.

Рядом были помещены две фотографии. На одной из них была изображена девушка с миловидным, удлиненным личиком и высоким лбом; выражение ее лица было серьезным, глаза смотрели внимательно и строго. На другой я увидел окруженный полицейскими машинами подъезд дома, из которого санитары выносили в пластиковом пакете тело убитой. Прочитав статью, я узнал, что богатая квартира была вчистую разграблена, а женщина — многократно изнасилована и подвергнута изуверским истязаниям. Полицейские отказались сообщить детали убийства — как обычно в подобных случаях, — но в статье указывалось, что жертва была обезглавлена.

Багс Моран, которому суждено было стать одной из жертв побоища в День святого Валентина, с первого взгляда определил, кто расстрелял его людей в одном из гаражей Чикаго.

— Так убивает только Капоне, — сказал он.

В наше время никто не мог бы судить об убийстве с подобной безошибочной уверенностью. Люди постоянно убивают друг друга разнообразными чудовищными способами, и даже Мотли нельзя было узнать по почерку его преступлений.

Но я сразу понял, что это — его рук дело. Мне оставалось лишь узнать, как звали жертву.

Ее имя было Элизабет Скаддер.

Глава 16

Я судорожно листал страницы справочника «Белые страницы Манхэттена» на букву "С". Всего их было восемнадцать, и три из них посвящались бизнесменам. Меня там, естественно, не было, но Элизабет была — о ней сообщалось как о «Скаддер Э. Дж.», а также указывался адрес — Ирвинг-Плэйс.

Я опять схватился за телефон и начал набирать номер Деркина, но остановился в последний момент, немного подумал и положил трубку обратно.

Через несколько минут телефон зазвонил сам. Это была Элейн. Мотли опять позвонил ей, снова первым делом потребовал отключить автоответчик, и она вновь покорно выполнила его требование. С этого момента он перешел с шепота на нормальный голос, а Элейн незаметно включила автоответчик, чтобы записать голос Мотли на магнитофон.

— И можешь себе представить, ничего не вышло, — упавшим голосом сообщила мне Элейн. — Эта чертова коробка вздумала сломаться в самый неподходящий момент. Может, я сама что-то сделала не так — не знаю, не проверяла. Все вроде бы включилось нормально, но когда я потом поставила кассету, на ней не оказалось ровным счетом ничего.

— Не переживай.

— Он рассказал мне об убийстве еще одной женщины этой ночью. Эх, была бы у нас запись... А я опять все испортила.

— Не волнуйся; это не имеет значения.

— В самом деле? А я-то решила, что задумала нечто гениальное.

— Не думаю, что это нам могло бы сильно помочь. У меня складывается впечатление, что в этом деле невозможно найти никаких важных доказательств, которые могли бы пролить свет на всю картину преступлений Мотли. Сама мысль о расследовании кажется мне теперь совершенно бессмысленной: можно охотиться за все новыми и новыми уликами до бесконечности, а он тем временем будет творить то же самое, что сделал прошлой ночью.

— Что произошло? Он не рассказал мне никаких подробностей, так что особого смысла в записи действительно не было. Я только поняла, что он опять убил кого-то.

— Ну так ты не ошиблась.

— Он еще посоветовал мне почитать газеты, но у меня нет ни одной. Обежала все киоски, но не нашла — может, я просто не заметила в спешке? Так что случилось?

Я вкратце рассказал ей о трагедии и, когда назвал имя жертвы, Элейн понимающе вздохнула.

— Нет, Элизабет не приходилась мне родственницей, — успокоил я ее. — Я был единственным ребенком в семье, и у моего отца не было братьев, так что у меня нет близких родственников по фамилии Скаддер.

— А у дедушки твоего братья были?

— У дедушки?! Понятия не имею; может, и были. Он умер еще до моего рождения, а ни о каких двоюродных дядях по фамилии Скаддер я и слыхом не слыхивал. В принципе род Скаддеров происходит из Англии — так по крайней мере мне рассказывали в детстве. Мне почти неизвестна эта ветвь нашего семейства.

— Но вы с Элизабет вполне могли бы оказаться родственниками, просто очень дальними.

— Дальними — возможно. Думаю даже, что все Скаддеры в конечном счете — родственники. Хотя кто знает — может, кто-то из ее или моих предков в свое время фамилию сменил.

— Больше того — все мы потомки Адама и Евы.

— Да, все мы в конечном счете дети Господа. Спасибо, что напомнила, самое время.

— Прости. Возможно, я к этому так отнеслась потому, что не я оказалась следующей жертвой. Кроме того, все это настолько ужасно, что лучше всерьез и не думать. Должно быть, он решил, что это твоя близкая родственница.

— Может быть, — согласился я. — А может, и нет. Не забывай — каким бы коварным, хитрым и изобретательным он ни был, это всего лишь псих. Обычный псих.

* * *

Открытый телефонный справочник по-прежнему лежал на кровати. Я проглядывал длинный список ни в чем не повинных людей, которые, на свое несчастье, оказались моими однофамильцами. Возможно, мне следовало позвонить им, чтобы предупредить. «Смени-ка ты лучше имя, — сказал бы я им, — или смирись с обстоятельствами».

Что же он собирается делать теперь — неужели методично отправлять на тот свет всех Скаддеров Манхэттена? А затем переключится на остальные районы Нью-Йорка, а затем — на предместья...

Конечно, если он убьет много однофамильцев, рано или поздно какой-нибудь особо толковый полицейский заинтересуется этим странным фактом. На одной из страниц я наткнулся на акционерное общество «Скаддер-груп»; если он решит истреблять и его членов, ему немало придется поколесить по всей стране.

Вздохнув, я закрыл справочник. Всех Скаддеров обзвонить я, конечно, не мог — но, может, следовало все же позвонить Деркину? Это был явно не его случай, убийство произошло в пределах другого полицейского округа, но он мог догадаться, чьих рук это дело. Убийство Элизабет Скаддер наверняка наделает много шуму — оно было необычно жестоким и кровавым, сопровождалось сексуальным насилием, а жертва была молодой, белой, занимала высокое положение в обществе и была к тому же фотогеничной.

И что пользы, если я даже и намекну ему об этом? Убийство Элизабет уже никто не сможет представить как самоубийство или результат домашней ссоры. Прекрасно оснащенные бригады криминалистов наверняка уже обследовали всю ее квартиру, и все вещественные доказательства уже фигурируют в деле. Если он оставил отпечатки пальцев, их, конечно же, найдут и сразу установят владельца. А сперма? А кусочки кожи под ногтями? И тест ДНК?

Конечно, это не так убедительно, как отпечатки пальцев, — те можно сразу сравнить с хранящимися в компьютере данными; в случае же с образцами ДНК нужен подозреваемый. Если он оставил сперму или кусочки кожной ткани, тогда экспертам необходима подсказка, а надеть после этого веревку ему на шею — это уже дело техники.

Вообще-то в стране уже давно перестали вешать убийц. Их даже перестали сажать на электрический стул — вместо этого они получают огромные сроки заключения, иногда — пожизненные. А затем частенько бывает, что пожизненное заключение превращается в семь лет или даже в меньший срок; правда, Мотли наверняка придется посидеть подольше. В первый раз он получил десять лет, а отсидел двенадцать; на этот раз его наверняка сгноят за решеткой.

Если только сочтут, что убийство Элизабет — это его работа. Анализ ДНК и другие сложные методы служат отличной дополнительной уликой, но вряд ли можно построить целое дело лишь на них. Присяжные обычно ни черта не понимают в этом, особенно после того, как защита и ее эксперты убедят их, что обвинение порет сплошную чушь. Если обвиняемый окажется любовником жертвы и его арестуют прямо в ее спальне, с окровавленными руками, тогда анализ спермы и ДНК поставит жирную точку в деле. Но если выяснится, что обвиняемого и жертву связывает лишь тот факт, что у последней та же фамилия, что и у полицейского, арестовавшего его двенадцать лет назад, — тогда грош цена подобным доказательствам.

Я все-таки позвонил в конце концов Деркину. Не знаю, что я собирался сказать ему, но его на месте не оказалось.

Сообщения же я не оставил.

* * *

Из отеля я вышел в одиннадцать тридцать, чтобы успеть на дневное собрание «У Файрсайд» — так называлась группа, собиравшаяся в одном из зданий в тупичке на Западной Шестьдесят третьей улице.