Охотники за каучуком - Манфред Кюнне

Клементс Маркхэм, убежденный поборник либеральных реформ, и маркиз Солсбери, второй лидер английских консерваторов, понимающе кивают друг другу.

В группу каучуконосных растений входит несколько сот видов, из которых, однако, лишь немногие находят практическое применение. Так, в Южной Америке латекс добывали также из маниокового дерева и из различных видов кастиллей, в Мексике — из кустарника гуайюла, в Западной и Центральной Африке — из некоторых видов акации и более чем из двадцати видов лиан; в Восточной Африке и в Юго-Восточной Азии долгое время играла ведущую роль смоковница.

Но по своему экономическому значению ни одно из этих растений не идет в сравнение с бразильской гевеей, наиболее широко распространенной в бразильском штате Пара. Из всего семейства молочайных она дает самый богатый каучуком млечный сок и самый чистый продукт: паракаучук.

6

— Ты с ума сошел, Джордж! — восклицает Роберт Даллье и, прекратив бегать по конторе, останавливается перед братом. — Извини, пожалуйста! Но ты только подумай, какая это сумма! Ведь надо уплатить за четыре с половиной тысячи акров! И чего ради?

— Да, но я не собираюсь немедленно покупать их, — сердито возражает старший брат. — Мой партнер согласен повременить с заключением сделки еще четыре, а если понадобится, то и шесть месяцев. Но я хочу решить вопрос в принципе.

— Вот именно! Если бы только речь шла о том, чтобы заложить плантацию, пусть даже очень большую, — хорошо, я не возражаю. Но зачем тебе понадобилось доставать это дерево из Америки, когда на Цейлоне, на Борнео и даже на самой твоей Малакке в изобилии растет смоковница?

Они стоят лицом к лицу — спокойный, снисходительно улыбающийся Джордж и его младший брат Роберт, взбешенный, покусывающий кончики светлых усов.

Этот конфликт назревал уже давно. Еще в середине минувшего года Джордж впервые обмолвился о своем плане, но Роберт сразу отнесся к нему отрицательно. Он и впоследствии встречал в штыки каждую попытку Джорджа заговорить на эту тему, и тот счел самым разумным до поры до времени вообще воздерживаться от подобных бесед. Но сегодня Джордж получил из Кью известие о том, что в Сантарен наконец послано долгожданное, указание действовать, поэтому пришлось завести этот разговор с Робертом.

Он спрашивает:

— Значит, ты не согласен с моими доводами?

— Я не хуже тебя знаю, что паракаучук выше качеством, чем наш индийский! Но разве индийский каучук стал от этого пользоваться меньшим спросом? Ведь его покупают вот уже шестьдесят лет? Да и вообще! Мы слывем лучшей фирмой по производству резиновых изделий! У нас способные руководители! Что нам за нужда добывать каучук своими силами?

— Это было бы не так уж плохо, — замечает Джордж. — Мы расширили бы дело и назначили бы еще одного или двух директоров.

— Но почему ты так настаиваешь на этой проклятой гевее? Ведь ты же сам говоришь, что первые семь-десять лет она не будет давать каучук! Значит, придется семь, а то и десять лет нести одни сплошные расходы, корчевать лес, фрахтовать суда, строить на месте добычи фабрику — иначе как на фабрике широкое производство сырого каучука не организуешь. Тебе придется подыскивать помощников-ботаников, нанимать рабочих, обучать и оплачивать сотни туземцев и потратить на это не меньше семи лет! А потом что?

— А потом все это окупится с лихвой.

— Собираешься конкурировать с бразильским паракаучуком?

— Почему бы и нет?

Роберт отступает на шаг, с сомнением оглядывает брата.

— А качество? Доброе имя? А традиции? — спрашивает он. — Уже столетие весь мир покупает каучук в Бразилии…

— Я добьюсь такого же качества, — перебивает его Джордж. — А возможно, и лучшего! За моими деревьями будут ухаживать люди, прошедшие специальную подготовку, а в Бразилии хищническая добыча ведет к уничтожению гевеи. Добрая слава? Традиции? Их легко можно создать!

— Неужели ты надеешься предложить более низкие цены?

— Подумай сам! — произносит Джордж серьезным тоном. — Я буду нести непроизводительные расходы семь, скажем, даже десять лет. Но мои рабочие будут жить рядом с плантацией. Бразильским сборщикам приходится совершать бесконечные переходы и переезды на лодках, чтобы разыскать нетронутые деревья, то есть только для того, чтобы добраться до сырья. Потом им предстоит не менее долгий обратный путь. Таким образом, каждый сборщик ежегодно теряет впустую несколько месяцев. Все это время людям нужна пища, многие заболевают в пути, приходится заботиться о новых рабочих, чтобы возместить уменьшение добычи. И чем больше деревьев попадает под нож сборщиков и гибнет, чем дольше приходится искать новые, тем быстрее растут эти непроизводительные расходы. Так почему бы мне не продавать каучук дешевле? В первые годы цены придется держать высокими, чтобы возместить затраты. Но потом…

— Каучук из смоковниц… — снова начинает Роберт.

Джордж вторично перебивает его.

— Каучук из смоковниц! Каучук из смоковниц! Неужели ты не понимаешь, что твой несчастный каучук из смоковниц только потому и покупают, что Бразилия не в состоянии удовлетворить мировую потребность. Подожди еще немного! Лес не бездонная бочка! Когда-нибудь запасы деревьев истощатся! А раз в бассейне Амазонки так плохо обстоит дело с рабочей силой, что там до сих пор не смогли приступить к организации плантаций, то, следовательно, эта возможность предоставляется нам, и ею нужно воспользоваться, да побыстрее, пока нас никто не опередил!

Роберт стоит в раздумье.

— А если дело сорвется?

— Ты знаешь сэра Джозефа Хукера? — спрашивает в свою очередь Джордж.

— Да, конечно.

— Отлично. Значит, ты слыхал, что он не какой-нибудь простак.

— Ах вот что! Он сам привезет семена!

— Оставь свою иронию, она тут неуместна!

— Я остаюсь при своем мнении, — упрямится Роберт. — Ты потратишь массу денег без всякой уверенности в успехе. Тебе придется финансировать эту контрабандную операцию, но если она и удастся, ты по-прежнему не сможешь поручиться, что тебя не ждет такая же неприятность, какая получилась несколько лет назад у Ливерпульской торговой палаты с Джоном Форрисом. Что, если семена не дадут всходов? Хорошо, пусть даже и дадут — выдержат ли саженцы перевозку? Ладно, пусть и это будет в порядке, ты заложишь плантацию, будешь десять лет ожидать первого сбора, израсходуешь огромные суммы, и все-таки одному дьяволу известно, что из этого всего выйдет!

— Ну, довольно пустых разговоров, — холодно роняет Джордж, оглядывая брата. — Ты примешь участие или нет?

— Нет!

— Я все продумал и осуществлю свой план сам.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, как это скажется на твоем участии в нашем общем деле?

— Я это предвидел. Еще полгода назад я знал, что ты примешь именно такое решение.

Роберт садится за письменный стол и нервно разглядывает свои руки.

— Да, да! — гневно восклицает Джордж. — Я от своего не отступлюсь! Не отступлюсь ни за что!

Роберт резким движением вскидывает голову.

— Вот чертов Викхэм! Этот простофиля сидит на своей плантации в Сантарене, за десять тысяч, миль отсюда, а действительно может поссорить нас с тобой!

Город Сантарен расположен в нижней, судоходной части течения реки Тапажос, недалеко от впадения ее в Амазонку, напротив острова Тапара. В Сантарене есть пароходная пристань, в последнюю четверть прошлого века население его составляло четыре тысячи человек, живших торговлей бобами какао, кокосовыми орехами и каучуком. Близ южной окраины города, у самого берега реки, находилась плантация англичанина Генри Викхэма. На его участке росло семь видов гевеи.

7

Дом хозяина плантации стоит на площадке в тени трех пальм, склонивших свои вершины над плоской крышей. Отсюда веером расходятся дорожки, ведущие сквозь группы деревьев к индейским хижинам на окраине селения. Солнце обжигает черную, напоенную речной водой землю, в воздухе стоит тяжелый горьковатый аромат цветов маниоки.

Надвинув на лоб соломенную шляпу, плантатор проходит по рядам ослепительно зеленых папоротников. Останавливается то тут, то там, разглядывает воздушные корни, обрывает засохшие листья или поправляет стебли, прижатые к земле вечерним дождем.

Чей-то зов заставляет его поднять голову. С центральной дороги к нему подбегает старший рабочий Мигело.

— Готово, сеньор!

— Колючки вырвали?

— Bueno. Не нужно.

— Это почему же?

— Сделали еще вчера.

Между кофейными деревьями показываются белые шляпы индейцев, бредущих к своим хижинам. За ними идут два негра, работавших на картофельном поле.

Генри Викхэм окидывает взглядом свое хозяйство. Он сам отбирал каждое из пятнадцати тысяч высаженных здесь растений, держал в своих мозолистых, загорелых руках семенные коробочки и цветы, корни, кору и нежные побеги, собирал с них жуков, рыхлил землю, резал черенки и сам посадил шестьдесят чайных деревьев и множество кустарников. Выросший в уединении отцовского поместья на севере Англии, он прекрасно чувствует себя в тишине и одиночестве на своей плантации. Уже пять лет, как он живет здесь, в окружении книг и препаратов, и занимается ботаническими исследованиями. Интерес к лесоводству в колониях заставил его еще молодым человеком отправиться в британский Гондурас. Оттуда он несколько лет спустя последовал за шотландцем по имени О'Брайен в Бразилию и путешествовал вместе с ним по черным рекам тропического леса. О'Брайен умер от лихорадки. Сам же Генри Викхэм благополучно добрался до Сантарена и поселился тут. Годом позже он совершил несколько смелых экспедиций на покрытое джунглями плоскогорье между реками Тапажос и Мадейра.