Доказательство Бога - Фрэнсис Коллинз

И еще один из ряда вон выходящий факт, засвидетельствованный евангелистами и ставший для христиан центральным догматом веры, — этот добрый человек воскрес из мертвых. Для научного мышления задача была не из простых. Впрочем, коль скоро Христос действительно был Сыном Божьим, о чем открыто говорил, то, безусловно, мог приостановить действие законов природы, если это Ему требовалось для достижения какой-либо более важной цели.

Но Его воскресение должно было быть чем-то большим, чем демонстрацией сверхъестественных возможностей. Какую цель оно в действительности преследовало? Христиане бьются над этим вопросом уже два тысячелетия. Долгие поиски привели меня не к одному ответу, а к нескольким, связанным и друг с другом, и с идеей моста между нашим греховным «я» и святым Богом. Одни комментаторы пишут о замещении — Христос умер вместо всех нас, заслуживающих Божьего суда за наши прегрешения. Другие называют это искуплением — Христос заплатил высшую цену за наше освобождение от бремени греха, чтобы мы могли найти Бога и увериться, что Он не судит нас более но нашим делам, а видит очищенными от всякой скверны. Христиане говорят здесь о спасении по благодати. Но для меня распятие и воскресение означали и еще нечто. Приблизиться к Богу мне мешала собственная грешная сущность, в частности гордость, которая, в свою очередь, была неизбежным следствием моего эгоистичного жела­ния самостоятельно управлять собой. Чтобы возродиться к новой жизни, я должен был в определенном смысле убить это своеволие. Но как?

И снова, в который уже раз, мне пришли на помощь слова К.С.Льюиса:

Теперь предположим, что Бог стал человеком; предположим, наша человеческая природа, которая способна страдать и умирать, слилась с Божьей природой в одной личности, — такая личность сумела бы помочь нам. Богочеловек сумел бы подчинить Свою волю, сумел бы пострадать и умереть, потому что Он — человек; весь этот процесс Он выполнил бы в совершенстве, потому что Он — Бог. Мы с вами можем пройти через этот процесс только в том случае, если Бог совершит его внутри нас; но совершить его Бог может, только став человеком. Наши попытки пройти через умирание будут иметь успех только тогда, когда мы, люди, примем участие в умирании Бога, точно так же как наше мышление плодотворно только благодаря тому, что оно — капля из океана Его разума; но мы не можем принять участия в умирании Бога, если Он не умирает; а Он не может умереть, если не станет человеком. Вот в каком смысле Он платит наши долги и страдает вместо нас за то, за что Ему совсем не нужно было страдать.

До обращения подобная логика казалась мне полной бессмыслицей. Теперь я понял, что Иисус Христос, распятый и воскресший, перекинул мост через пропасть, зиявшую между Богом и мною.

Итак, я уверился, что приход на землю Бога, воплощенного в Иисуса Христа, мог служить целям Бога. Но соответствует ли это истории? Ученый во мне не смог бы идти дальше по этому пути к христианской вере при всей ее привлекательности, если бы сообщения о Христе оказались мифом или, хуже того, обманом. Однако чем более я читал библейские и небиблейские описания событий в Палестине I в., тем более убеждался в исторической достоверности существования Иисуса Христа. Во-первых, евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна были записаны спустя всего несколько десятилетий после смерти и воскресения Христа. Стиль и содержание заставляют предполагать в них свидетельства очевидцев (Матфей и Иоанн были в числе 12 апостолов). Опасения по поводу ошибок, вкравшихся вследствие многократного переписывания или плохого перевода, по большей части разрешились благодаря открытию очень ранних списков. Таким образом, доказательства аутентичности четырех евангелий весьма сильны. О еврейском пророке, распятом Понтием Пилатом около 33 г. н. э., упоминают и нехристианские историки I в., такие как Иосиф Флавий. Исторические свидетельства о Христе подробно рассматриваются в ряде великолепных книг, к которым я и отсылаю заинтересовавшегося читателя1. Говоря словами известного исследователя Нового завета Ф.Ф. Брюса, «историчность Христа для непредубежденного историка такая же аксиома, как историчность Юлия Цезаря».

Неизбежный вывод

Я получил неопровержимые доказательства историчности Христа — этой удивительной личности, которая представлялась мне Богом в поисках человека (в то время как большинство других религий, по моему впечатлению, ограничиваются человеком в поисках Бога). Но я все-таки сомневался — может быть, Христос был всего-навсего великим вероучителем? Ответ опять нашелся все у того же Льюиса — казалось, он писал специально для меня:

Я говорю все это, чтобы предотвратить воистину глупое замечание, которое нередко можно услышать: «Я готов признать, что Иисус — великий учитель нравственности, но отвергаю Его претензии на то, что Он Бог». Говорить так не следует. Простой смертный, который утверждал бы то, что говорил Иисус, был бы не великим учителем нравственности, а либо сумасшедшим вроде тех, кто считает себя Наполеоном или чайником, либо самим дьяволом. Другой альтернативы быть не может: либо этот человек — Сын Божий, либо сумасшедший или что-то еще похуже. И вы должны сделать выбор: можете отвернуться от Него как от ненормального и не обращать на Него никакого внимания; можете убить Его как дьявола; иначе вам остается пасть перед Ним и признать Его Господом и Богом. Только отрешитесь, пожалуйста, от этой покровительственной бессмыслицы, будто Он был великим учителем-гуманистом. Он не оставил нам возможности думать так.

Льюис был прав. Мне следовало сделать выбор. Прошел уже целый год с того момента, как я решил, что верую в некоего Бога, и настала пора определиться. Дивным осенним днем, гуляя по Каскадным горам (я впервые поехал на запад от Миссисипи), я почувствовал, что величие и красота Божьего мира взяли верх и мое сопротивление сломлено. И когда за поворотом тропинки передо мной неожиданно засверкал замерзший водопад высотой в несколько сот футов, я уже знал, что поиск окончен. На следующее утро я стоял на коленях в росистой траве, предавая душу и тело Иисусу Христу.

Я не преследую здесь цели просветить или обратить читателя. Каждый человек должен самостоятельно пройти этот путь, и Бог, если Он есть, поможет ему (или ей). Христиане, на мой взгляд, слишком много говорят о своей исключительности. Терпимость — добродетель, а нетерпимость — порок. Меня глубоко тревожит то, что представители разных вероисповеданий часто пренебрегают духовным опытом друг друга. К сожалению, среди христиан эта тенденция особенно заметна. Сам я нашел много поучительного и достойного восхищения в других духовных традициях, хотя главная составляющая моей личной веры — это воплощение божественной сущности в Иисусе Христе.

Христиане нередко производят впечатление высокОхмерных, безапелляционных и самодовольных людей, но сам Христос таким не был. Вспомним, например, известную притчу о добром самарянине. Во времена Иисуса (сейчас это уже не вполне так) слушателям был сразу ясен характер всех ее персонажей. Вот слова Иисуса, как они переданы в Евангелии от Луки (10:30-37):

Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмо­трел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же.

Евреи презирали и ненавидели самарян, отвергавших многое в учении еврейских пророков. Притча, где самарянин поступает лучше, чем священник или храмовый служитель (левит), звучала для слушателей Иисуса, наверное, крайне возмутительно. Но Его учение, которое мы находим в Новом завете, насквозь пронизано всеобъемлющим принципом любви и приятия. Именно им мы должны в первую очередь руководствоваться в своем отношении к другим. В Евангелии от Матфея (22:37-39) Христос, спрошенный о главнейшей Божьей заповеди, отвечает так: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя».

Многие из этих принципов могут быть найдены в других великих мировых религиях. И все же если вера — не просто одна из составных частей культуры, а поиск абсолютной истины, мы не должны совершать логическую ошибку и заявлять, что все несовместимые друг с другом точки зрения одинаково верны. Монотеизм и политеизм не могут быть оба правдой. Мой собственный поиск позволил мне найти в христианстве особые атрибуты вечной истины. Но вы должны вести собственный поиск.