Рай: правила выживания - Елена Рома

– Соображаешь. У него тут про ламенцинию: вызывает эффект повышенной внушаемости.

– А киякурру – подавляет волю, – внесла свою лепту я. – Теперь главное, чтобы эти образцы у него были при себе.

– А если их смешать… – мечтательно произнес Кейст.

То можно получить такой же эффект, как от смеси, что тестировалась на мне. Нет уж, я обещала, что сдам ученого дебила на психокоррекцию, и никто не сможет лишить меня этого удовольствия.

Каперанг тщательно снес все следы просмотренных файлов с внешних устройств и решительно встал:

– Пошли к твоему… гению.

Комаровски держали на нижней палубе, куда вчера едва не попал Аркаша. Увидев меня, он просиял:

– Машка! Как ты меня напугала!

Я его н а п у г а л а! Захотелось добавить к сломанной челюсти что-нибудь от себя… Ладно, и так говорит с трудом.

– Сынок, ты бы поаккуратней в следующий раз… – ласково сказал Кейст. – Девчонку едва откачали. Где у тебя остальные скляночки? Будем изымать.

– А вам зачем? – удивился Владис.

– Ну как, зачем… На тебе будем проверять, – так же ласково пояснил Кейст. – Что нам еще делать весь стандартный месяц на орбите?

– Вы… Вы… не можете! – потрясенно воскликнул Комаровски. – Эта экспедиция… Моя экспедиция! Вы не имеете права!

– На своем корабле я, сынок, имею право на все. И на планету тебя не пущу. Здесь одну чуть не угробил, а там скольких?

– Но с ней же все в порядке, Маш, ну скажи ты ему! – он едва на плакал.

Дебильный ученый маньяк. Я повернулась к каперангу и просительно проговорила:

– Товарищ капитан, может быть… Мы как-то решим этот вопрос?

– Мы решим, – угрожающе протянул Кейст. – Мы так реши-им… Парни просто мечтают расширить твою коллекцию переломов, сынок. А я больше не дам Юджину колоть тебе обезболивающе…

Смешно, но Влад повелся.

– Товарищ капитан…

– Да, сынок?

– Я… больше не буду… Клянусь! Отпустите меня на АстразетаРай!

Задержка эмоционального развития? Застрял в десятилетнем возрасте? Нет, одной психокоррекции мало. Вернусь, заставлю всех его учителей переквалификацию пройти! А родители, спрашивается, куда смотрели?!

Мы с каперангом переглянулись и по молчаливому согласию не стали затягивать представление.

– Хочешь побывать на Рае? Все препараты – мне, – приказал Кейст. – Если с девчонки упадет хоть один волосок, найду и убью. Понятно? Ну!

Конечно, Комаровски выдал все свои «зелья». Некоторые были в шприц-капельницах, некоторые – в аэрозольных флаконах. Дозы подбирал уже Юджин, тестируя эффект на самом изобретателе. А я ушла в каюту. Спать.

Все-таки отдыхать иногда надо, а до Мьенга всего сутки. Я даже Юльке записку на визоре оставила, чтоб не будила. Не тут-то было. Поспать удалось каких-то четыре часа. Сначала пришел Двинятин, мол, его ко мне отправил Кейст. Юлька – и та объявилась позже! Рассказала ему вкратце, что к чему. Потом прибежала Лена с вопросом, где ее ненаглядный Владис. Почему ко мне? Интуиция? А может, она просто знала, что Комаровски будет ставить опыты на Маше? И в лоб не спросишь…

Отговорилась тем, что не знаю, и всю ночь провела с Солнцем. Теперь отловить бы Солнце и предупредить… Хотя это тебе, Маша, не Дегри, готовый подхватить игру с полуслова. Надоело. Как мне все надоело! И ведь еще целый месяц пасти этот детсад на лоне девственно чистой природы Мьенга.

Выпроводила Лену, пришел вызов в капитанский отсек. Проскурин хотел меня видеть. Или, скорее, Бьорг желал, чтобы я отчиталась лично ему. Отчиталась. Выслушала порцию похвалы и строгое внушение, чтобы впредь была осторожней. Поинтересовалась, как дела у тела. Оказалось, что Маша дала показания, и теперь у секретчиков есть превосходный повод не выпустить Комаровски из своих загребущих рук. Но я все равно не отступлюсь. Я обещала, и на психокоррекцию его доставлю.

Ну… а потом я шла обратно через отсек экипажа. И случайно столкнулась с мужем. Точнее, с закрывающейся дверью его каюты. И что меня дернуло скользнуть в исчезающую щель? Уж точно, не благоразумие.

Каюта была достаточно большой, почти как наша стандартная двухместка, отделка и мебель, как и везде на сэзэ, строго функциональны и безлики, что называется, все оттенки серого. Я бездумно пошарила взглядом по стенам в поиске чего-то индивидуального, принадлежащего только мужу – безрезультатно.

– Мелкая? Что тебе? – с какой-то неприязнью спросил Андерсен.

Он стоял у койки, освещение было притушено, и я подумала, что если подойду, то точно увижу… Как радужка сливается со зрачком.

– Я хотела сказать… Спасибо, Андрей.

– Сказала? А теперь иди.

Да… Я понимаю, он устал. Я тоже устала. И, в конце концов, чуть не умерла! Могу я сделать то, о чем так сожалела на пороге небытия? И я шагнула вперед.

– У тебя такие необычные глаза… Можно мне… Просто, когда я думала, что умру, я вспомнила… О твоих глазах.

Он удивился. Нет, правда, я помнила это выражение его лица и чуть не ляпнула: «О, как тогда, в Тристре!». Вместо этого у меня вырвалось:

– Ненавижу секретчиков…

– Я тоже, – сказал он, отводя взгляд. – Ладно, садись. Ела?

– Не хочется…

Он не ответил, просто вытащил из личного холодильника тарелку и поставил передо мной. Посмотрел так требовательно, что я… Взяла ложку и стала есть.

– В чем душа держится… – вполголоса проворчал Андерсен, – как тебя только на службу взяли…

– У меня… отец на Мьенге… пропал. Сама вызвалась, – ответила я.

В отношении Маши это же правда.

– Эх, и дура… малолетняя… – протянул муж. – Как же ты… Ты ж не умеешь ничего! Машка, ведь…

– Умею, – возразила я. – Теоретически…

– Да у меня жена была… Знаешь, какая? Умная, с опытом, шестнадцать лет службы в УВБЗ, и ту… Отравили. Ты ж цыпленок против нее, а все туда же… – сказал он с горечью.

Хотелось сказать, что жива… Что это я… Так ведь не поверит.

– Я… сочувствую. Очень. Ты из-за этого сам не свой?

– Мы… с ней… полгода не виделись. А потом мне сообщили, что погибла. На посту. И героически. И похороны уже завтра. Я не хочу, чтоб с тобой случилось так же! – рявкнул он мне прямо в лицо.

Хорошо, что уже убрала тарелку в утилизатор…

– Ты… любил ее? – спросила я с нехорошим любопытством.

– Любил? Не знаю… – честно ответил он. – Просто без нее мне… Не знаю.

И замолчал. Может, зря я тогда выбрала работу? Или надо было пройти через все это, чтобы понять… И я обещала себе, что обязательно… Обязательно – выживу или нет – он узнает, как мне дорог.

– Я… Думаю, ей было бы приятно.

– Ей уже никогда не будет приятно! Вообще никак не будет!!!