Надломленные. Хроники пикирующей Цивилизации - Кирилл Ляпунов

делать.

– Ты прав, – нехотя ответил отец, с трудом сдерживаясь.

– Вот и славно. Значит, вариант остаться с мамой и поддерживать новую семью удаленно ты не рассматривал?

– Долго это не продлится, если Наташке станет все известно. Ты же ее знаешь.

– Факт. Но ты не думал, что, может быть, она оценит твой жест? Особенно на фоне многочисленных «звездных» старичков, поголовно бросающих семьи ради сомнительных нимфеток. Прям карикатура получается. Прикинь, как это выглядит со стороны: пожилой человек уходит жить с девочкой, которая ему во внучки годится. Она с животом, а его пошатывает. Непонятно только, от счастья или от ревматизма. Это ж цирк!

– Во-первых, я еще очень даже крепок, а во‐вторых, не публичная личность.

– Это верно.

– Поэтому данный аспект меня интересует в последнюю очередь. Мне важнее, чтобы меня не сочли подонком, потому что я бросил своего ребенка.

– Тебя все равно им сочтут, поскольку ты бросаешь жену, прожившую с тобой несколько десятков лет. Еще неизвестно, что лучше. И кому будет больнее. Понимаешь, тебе в любом случае придется кого-нибудь бросить. Или новую семью, или старую. Включая, кстати, меня и твоих внуков.

– А вас-то почему?

– Ну а как ты себе это представляешь? По крайней мере, первое время? Маман, если узнает, что мы с тобой поддерживаем отношения, или меня изведет, или с собой что-нибудь сделает. А я не могу за ней постоянно следить. Поэтому придется оставить тебя с молодухой. Ты же боец. Как-нибудь переживешь.

Глаза отца в тысячный раз за вечер гневно сверкнули.

– Лучше бы не говорил тебе ничего. Потом бы узнал уже по факту.

– Думаешь, было бы лучше? Нет. – Аркадий понял, что пора сворачивать разговор. – Хорошо, что сказал сейчас. У меня будет время подумать. Обещаю, что долго мои раздумья не продлятся. А сейчас предлагаю свернуть этот разговор, пока мы друг другу больно не сделали. Не могу сказать, что самому мне нравится эта незавершенность, но уж больно серьезная проблема. Ты же можешь слегка подождать? И не рубить пока сплеча?

– Слегка – это сколько?

– Хоть неделю. Может быть, меньше. Мне надо подумать и посоветоваться.

– С кем ты собрался советоваться?

– С Ирочкой, конечно. С кем еще? В конце концов, ее эта ситуация затронет не меньше, чем всех остальных. Потому что именно ей придется выслушивать рыдания свекрови по телефону. Я – слишком ненадежная подушка. Был замечен в нелояльности.

– Об этом я как-то не подумал.

– Вот. А сейчас давай успокоимся и разойдемся. А завтра постараемся вести себя так, будто ничего не произошло. Хотя как это сделать, ума не приложу.

– Это ты себе говори.

– Себе и говорю. Хорошо. Убирать со стола будем?

– Я уберу. Иди ложись.

– До завтра.

– Чао.

На другой день, позавтракав и посидев буквально пару часов, Кузнецов под предлогом того, что вновь начался дождь, собрал свое семейство, преодолев нешуточное сопротивление, наскоро простился с родителями и уехал обратно в Москву. Вновь вернуться в мастерскую отца в этот момент он бы не смог.

Часть третья

Осень

Возвращение

Долгожданный отпуск, согревавший утомленную кузнецовскую душу холодным летом лишь ожиданием того, что должен вот-вот наступить, свершившись, не принес желаемого отдохновения. Папа́ серьезно спутал карты. Будучи в запале после разговора с сыном, закончившегося стремительным бегством отпрыска вместе с семейством, он не нашел ничего лучше, как рубануть сплеча и вывалить Наталье Михайловне полную информацию о своих любовных похождениях, а также о планах вновь стать молодым отцом. Безусловно, для бедной женщины это был серьезный удар – сорок лет казавшегося счастливым брака превратились в фарс, будущее из уютной старости трансформировалось в возраст дожития с непонятными последствиями, самым очевидным из которых стало одиночество.

К чести матери Аркадия нужно сказать, что удар был встречен с высоко поднятой головой. Оплеуха скалкой, к несчастью оказавшейся в руках, по левой скуле благоверного – не в счет. Состояние аффекта, знаете ли. В остальном госпожа Кузнецова была само благородство. Не проверяя, перестал ли кровоточить ее уже бывший супруг, она собрала толику дорогих ей вещей в мешок типа «перекупщик из Польши», популярный в девяностые, вызвала такси и вернулась в Москву, не проронив по пути ни одной слезинки. Единственное, что Наталья Михайловна позволила себе, – написать Аркадию Николаевичу, чтобы он избавил ее от своего мерзкого присутствия в их московской квартире, пообещав весь его личный скарб прислать вместе с сыном на дачу, где, по ее мнению, теперь и должен проживать неверный супруг. Понимая всю глубину своего падения, последний не решился возражать. С его точки зрения, комфортабельная дача как место поселения была неплохим вариантом на первое время. Хотя каким бытовым дискомфортом можно испугать человека, строившего БАМ?

Кроме того, оба бывших супруга так дорожили статусом истинных интеллигентов, столь измельчавшим за последние десятилетия, что ни за что не позволили бы разойтись как-нибудь «некрасиво». Поэтому Аркадий Николаевич был заранее готов пойти на любые уступки по всем материальным претензиям жены, в глубине души не исключая возможности отправиться в новую жизнь вообще в одних трусах, а Наталья Михайловна, вопреки своему вздорному характеру, намеревалась вести себя как вдовствующая герцогиня Кентская и не полоскать имя мерзавца на людях.

К превеликому сожалению, Кузнецов-младший к категории посторонних не относился. Поэтому весь шквал первоначального материнского отчаяния, сопряженного с нечеловеческой силы истерикой, ему пришлось покорно принять на себя. Таким образом, к его устоявшейся привычной усталости добавилось еще и жестокое материнское горе пополам с обидой. И в этом случае он не мог включить профессионала – Аркадию пришлось переживать вместе с матерью весь свалившийся на них кошмар. Надо ли говорить, что к моменту, когда он смог наконец помахать дождливой Родине серебристым крылом, психолог сам был на грани нервного срыва. И страшно представить, что бы было, если бы в ситуацию активно не включилась Ирина, в какой-то момент стойко принявшая на себя часть коммуникации со свекровью. Она же предложила идею выложить любые деньги, но забрать мать с собой на отдых. Кузнецов оценил благородство супруги, мысленно запланировав покупку для нее шубы по возвращении, совершил невозможное, но достал для Натальи Михайловны одноместный номер в том же отеле и на те же даты, что и у них.

Расчет оказался верен – предстоящее путешествие взбодрило оставленную супругу. С большим энтузиазмом она собралась, клятвенно пообещав, что на отдыхе напрочь забудет о том, что с ней произошло, а в случае нарушения моратория попросила