За нами Москва! - Иван Кошкин

И вот наконец конечная цель их путешествия, здесь они получат новые машины, в крайнем случае — новое назначение, по крайней мере, будут при деле. Поезд понемногу замедлял ход, затем совсем остановился, потом послышался удар, лязг, и теплушки поехали в другую сторону. Народ в теплушках был уже на ногах, тут же выяснилось, что вагоны с танкистами отцепили от эшелона и теперь их куда-то тащит другой паровоз. Светомаскировка на неизвестной станции соблюдалась строго, не было видно ни огонька, и такое состояние полной неизвестности начинало понемногу нервировать. Состав снова остановился, паровозик отцепился и, свистнув что-то свое, паровозное, укатил в темноту, оставив вагоны ждать неизвестно чего неизвестно где. Встревоженные люди вглядывались в темноту, пытаясь понять, куда это их приволокли и что делать дальше. Внезапно с левой стороны показался огонек, словно кто-то закурил, и Безутлый немедленно заорал:

— Эй, отец, это что за станция?

— А тебе зачем? — отозвался из черноты хриплый и впрямь немолодой голос. — Ты сам вообще кто будешь?

— Кто-кто, конь в пальто, — разозлился радист. — Тебе что, сказать трудно?

— Слышь, старик, — начал заводиться горячий москвич, — я сейчас отсюда весь вылезу!

Внезапно чья-то крепкая рука взяла Безуглого чуть выше локтя и легко отодвинула в сторону, горячий сержант оглянулся, готовясь высказать все, что думает о такой наглости, и мигом прикусил язык

— Я майор Гвоздев, — спокойно сказал начальник группы. — Моя группа следует на сборный пункт, я прошу вас сообщить, что это за станция.

— А-а-а, так я за вами, получается.

В темноте щелкнуло, по насыпи заплясал луч света, и к вагону подошел высокий худой человек лет пятидесяти в железнодорожной тужурке и фуражке.

— Извините, что не к платформе, там раненых разгружают. Выбирайтесь, только осторожно, ноги не поломайте, на полигон уже звонили, за вами приедут.

Но за ними не приехали. Вместо грузовиков из поселка прикатил на мотоцикле сопровождающий, и танкисты, построившись в колонну, добрались до жилья своим ходом. Их разместили в двух бараках, и первый день бойцы и командиры занимались тем, что приводили свои новые казармы в жилой вид. Потянулись дни странного ожидания, Петров, да и многие другие полагали, что их вот-вот отправят на формирование новых частей или пополнение старых. Вместо этого танкистов заняли боевой учебой. Теоретические занятия проводили при Научно-исследовательском бронетанковом полигоне, где для этого был отведен отдельный ангар, огромное помещение не отапливалось, поэтому по утрам в нем стоял адский холод. Материальную часть изучали вместе, затем командиры отправлялись на занятия по тактике, а рядовой и сержантский состав использовался на различных работах. Больше всего Петрова в этой учебе раздражала ее бессистемность, он не понимал, зачем они целый день потратили на «Руководство службы танка Т–28», который уже два года как снят с производства, казалось, что командованию нужно просто чем-то занять людей. Старшего лейтенанта мучило состояние неизвестности, неопределенности своего положения — танкист считал, что его способности и опыт используются неправильно. Молодой командир неоднократно обращался к Гвоздеву с просьбой направить его в действующую армию, но майор знал не больше Петрова и после третьего рапорта просто приказал заканчивать с балаганом. На фронт хотели многие, хоть и не все, но у командования были свои соображения, так что всем предлагалось заткнуться и до остервенения изучать сорокапятимиллиметровую танковую пушку.

Развязка наступила неожиданно: утром первого октября майор построил командиров и спросил, кто имеет опыт службы, а желательно и боевых действий на танке Т–34. Петров немедленно шагнул вперед и, к своему удивлению, оказался в гордом одиночестве — остальные проходили службу на легких Т–26 и БТ. Приказ майора был прост: подобрать экипаж и оставаться в казарме Насчет экипажа старший лейтенант думал недолго — он у него был; Безуглый, последние не сколько суток сатаневший от урезанных тыловых рационов и хозработ, с угрюмым весельем занял место наводчика, слегка побледневший Осокин ответил, что будет рад снова возить товарища старшего лейтенанта. Наскоро попрощавшись с Турсунходжиевым, Экибаевым и Трифоновым, молодой командир отрапортовал, что его экипаж готов, не хватает, конечно, радиста, но тут уж ничего не сделаешь. Затем майор отобрал экипаж, воевавший на БТ–7, и, когда остальные отправились на полигон на занятия, сообщил шестерым танкистам интереснейшие новости. Оказывается, в Кубинке уже двое суток ждет отправки на фронт четвертая танковая бригада В связи с ее некоторой недоукомплектованностью руководство Главного Автобронетанкового Управления передает командиру один танк Т–34 и один БТ–7 из тех, что приписаны к полигону Не Бог весть какая помощь, но танков много не бывает. В связи с этим за товарищами танкистами сейчас придет машина, и все отправятся получать матчасть, знакомство с которой надлежит закончить в два часа дня. После чего товарищи танкисты перейдут под командование полковника Катукова и, судя по всему, отправятся на фронт.

Машины пришлось ждать почти час, Петров успел выкурить пять самокруток, Безуглый сунулся было знакомиться со вторым экипажем, но там народ оказался суровый, и панибратская манера общения москвича встретила суровую отповедь. Наконец у казармы остановилась раздолбанная полуторка, и через тридцать минут танкисты были у ангара, где их ждали обещанные машины. Рассмотрев как следует свой новый танк, старший лейтенант вполголоса выругался — «тридцатьчетверка» была, мягко говоря, не новая. Вместо грозного бивня пушки Ф–34, с накатником, убранным в тяжелые броневые плиты, из амбразуры торчало прикрытое литой маской орудие Л–11. В его полку на Украине было четыре таких машины, и Петров помнил, что на стрельбах у экипажей постоянно возникали какие-то трудности. С другой стороны, нельзя было не признать, что этот танк был куда красивее, чем «тридцатьчетверки» последних выпусков, и даже броня его казалась гладкой, словно тело какого-то морского зверя. — Шкурили они ее, что ли? — подумал вслух Петров, забираясь на башню. Осокин уже с головой залез в моторное отделение, подсвечивая себе фонарем, который он где-то успел то ли достать, то ли выменять, то ли стребовать. Безуглый обошел вокруг машины, отметив про себя, что «коробочка», похоже, побегала изрядно — резиновые бандажи опорных катков были истерты, гусеницы с истертыми до блеска траками слегка провисли.

— Сашка, не стой там барином, давай сюда, — крикнул из люка командир.

— Иду-иду, — проворчал Безуглый, для которого понятие «дисциплина» существовало только в присутствии ну совсем уж старших начальников.

Внутреннее устройство башни несколько отличалось от той, в которой он успел посидеть под Ребятино. Впрочем, его обязанности не изменились: старший лейтенант по-прежнему занимал место наводчика, а бывший радист заряжал орудие. Сержант, в общем, не возражал: Л–11 была сложнее, чем Ф–34, а его единственный опыт стрельбы по вражеской машине ограничивался лесной стычкой на пистолетной дистанции. Тем не менее Безуглый внимательно следил за тем, как старший лейтенант устраивается на своем месте, проверяет орудие и оба прицела. Кто его знает, как оно повернется в бою, и если управлять танком у него вряд ли получится, то уж отстреливаться он сможет.

— Радиостанции нет, — как бы между прочим заметил Петров.

— Да я знаю, — вздохнул москвич, — антенны нет, даже выход заварен.

Некоторое время они тренировались, осваиваясь в новой машине, и Петров внезапно подумал, что, может быть, завтра им придется идти в бой на танке, который они совсем не знают. Командирский прибор наблюдения в башенном люке был расположен настолько неудобно, что старший лейтенант вполголоса помянул вредителей и прочих врагов народа.

— Скоро узнаем, — мрачно ответил командир. — Не боись.

— Да я не боюсь, — задумчиво сказал бывший радист, нагибаясь, чтобы проверить, каково будет доставать снаряды из «чемоданов» на полу боевого отделения. — Я так, тревожусь слегка.

Хлопнул передний люк, внизу завозились, и мимо казенника на Петрова снизу вверх уставился мрачный водитель.

— Ну что, Васенька? — ласково спросил командир. — Давай, порадуй нас еще.

— Щас порадую. — Осокин свирепо шмыгнул носом и надолго замолчал. — В общем, так машина летать не будет.

— А что она будет? — как бы между делом поинтересовался сержант, прикидывая, из какого ящика будет выдергивать снаряды в первую очередь.

— Будет ползать.

— Ползать, значит… — Доставать было удобнее справа, Безуглый сполз вниз и принялся перекладывать бронебойные: — Как стремительный крокодил.

Не тянем мы с этой пукалкой на крокодила, — угрюмо сказал Петров, проверяя дневное освещение прицелов. — Ладно, давай на ходу его опробуем. После некоторого препирательства с капитаном, который передавал им машины, Петров получил разрешение использовать участок трассы танкодрома рядом с ангаром. Пятьсот метров — невеликое расстояние, но, по крайней мере, там были подъем, спуск и даже небольшая канава.