Пожиратели звезд - Ромен Гари

Встречалась она тогда лишь с женами некоторых офицеров: нужно было проявлять большую осторожность; больше всего она боялась, как бы враги Хосе не обвинили ее в том, что она – агент американского посольства. Она прекратила все контакты с посольством, не встречалась больше со своей единственной подругой – женой консула. Это были тяжелые времена, но их нужно было пережить. Почти каждый вечер она отправлялась в «Эль Сеньор» в надежде хоть мельком увидеть Хосе; ее всегда встречали с большим почтением и усаживали за самый лучший столик.

Естественно, бывали моменты, когда она поддавалась слабости, даже впадала в панику.

Нередко она испытывала гнетущее чувство, иногда оно переходило в ужас и лишало способности ясно мыслить – безусловно, из-за этих черных вулканов, которые высятся со всех сторон и создают такое впечатление, будто вас здесь заперли. Женщины – явно из зависти – единодушно уговаривали ее уехать. Иногда она с изумлением смотрела вокруг себя и пыталась понять, что она делает здесь, лежа на этом диване в каком-то чужом доме, в чужой стране, куда приехала два года назад в поисках самой себя, чтобы попытаться что-то в этой жизни сделать, – ее охватывал ужас, и она захлебывалась в рыданиях. Но стоило выпить пару-другую стаканов, как становилось легче. А нередко среди ночи ее охватывало желание встать и бегом броситься к жене консула, упросить ту приютить ее, а потом, может быть, и отправить на родину – силой, если понадобится. Но ей всегда удавалось взять себя в руки; она прекрасно знала, что это – всего лишь нервная реакция истерического характера, и о том, чтобы согласиться на подобное поражение, не может быть и речи. Она сопротивлялась этой временной депрессии, способной испортить все. Чего ей не хватало, так это какой-то полезной деятельности, чего-нибудь созидательного. Она решила давать уроки английского в какой-нибудь школе, и Хосе, как всегда, отнесся к этому благосклонно, с пониманием. Теперь каждое утро черный «кадиллак» отвозил ее к маленькому невзрачному зданию за рынком – когда-нибудь она еще будет следить за строительством настоящих школ – повсюду, по хорошим проектам, красивых – в бразильском стиле, – потом шофер, сняв фуражку, почтительно открывал дверцу машины, помогал ей выйти, потому что иногда она бывала слегка пьяна; ее встречали с уважением – возле школы. Директор – обаятельный пожилой испанец с седой бородкой – провожал ее до самого класса, а дети были славные и внимательные, они с удивлением смотрели на красиво одетую даму, от которой так хорошо пахло, – она стояла перед черной доской и писала странные слова на чужом языке, а иногда внезапно прислонялась к стене – похоже, ей вдруг становилось плохо. Она никогда не пропускала ни одного урока, знание испанского быстро прогрессировало, немного времени спустя она уже могла бегло разговаривать с детьми на их родном языке и быстро подружилась с ними. Ничто другое не могло бы так облегчить ей жизнь, и она действительно очень им обязана. Однажды, когда они вот так учили ее своему языку – она усваивала его очень быстро, говорила уже почти без акцента и стала для них почти своим человеком, – она почувствовала, как ее руки коснулась детская ручонка, и увидела, что на нее большими глазами внимательно смотрит маленькая девочка.

– Не плачь, – сказала малышка. – Почему ты плачешь? Мы очень тебя любим.

И только тогда она поняла, что сидит за столом перед учениками и рыдает; причем, наверное, уже довольно давно: все лицо в слезах, тушь размазалась. Сомнений быть не могло – она становилась невротичкой. С этим пора кончать. Нельзя раскисать до такой степени, чтобы превратиться в развалину в тот самый момент, когда она вот-вот станет нужна Хосе как никто другой. Нельзя падать так низко, нужно что-то делать. И она сумела в одиночку, безо всякой медицинской помощи сделать то, о чем уже и мечтать не смела: ей удалось избавиться от своего «греха».

И она с торжествующей улыбкой уставилась на миссионера – явно ожидая шумных восторгов.

– От греха? – переспросил д-р Хорват.

– Ну да, греха – вы ведь понимаете, о чем речь. Поверьте, это не так уж легко. Здесь это просто повальное бедствие.

Она сама толком не помнила, с чего с ней такое началось. Она всегда была категорически против бесстыдной торговли героином, которую втихаря от Хосе вели в кабаре – не мог же он уследить за всем, что там происходит; но ей было также известно, что сей «грех» в этой стране вошел в обычай и невозможно помешать «пожирателям звезд» предаваться «греху», ничего не предложив взамен – ни надежды, ни цели, ни идеала. Почти все ее знакомые употребляли наркотики, и, следовало признать, это, похоже, не приносило им большого вреда. Должно быть, в США преувеличивают степень вредности воздействия наркотических веществ. Очевидно, там эта проблема носит скорее моральный характер. Однажды, когда ее в очередной раз охватило беспокойство, переходящее в какой-то даже ужас, и она почувствовала себя совсем выбитой из колеи, жена одного из тех офицеров, что часто заходили к Хосе, чтобы помочь ей уснуть, сделала укол. Она сразу же поняла, что это очень успокаивает и, похоже, не оказывает никакого вредного воздействия, – лишнее доказательство тому, что не следует слишком доверять общепринятым мнениям: они могут оказаться предвзятыми. Это лечебное средство оказалось на редкость действенным. Она была чрезвычайно счастлива, чуть ли не в эйфории пребывала. Все окружающее воспринималось теперь с куда более оптимистической позиции, и преодолевать нездоровые состояния духа не представляло отныне ни малейшей трудности.

Написала бабушке целое послание – чересчур, пожалуй, пламенное, – где сообщала о том, что скоро выйдет замуж за человека, который в самом ближайшем времени станет наиболее выдающимся политическим деятелем Центральной Америки, имя которого в недалеком будущем прогремит по всему миру. Конечно же, их обязательно пригласят с официальным визитом в Вашингтон; ей так хочется познакомиться с Жаклин Кеннеди, ведь та могла бы колоссально помочь ей своими советами. День ото дня она все больше понимает, насколько богатой и яркой может быть человеческая жизнь, какая необыкновенная – просто райская – красота таится в ее течении, какими чудесными звездами она бывает усыпана, и что ни в коем случае нельзя идти на поводу у предрассудков, доверяя лжи, распространяемой ограниченными, недалекими людьми относительно некоторых вещей, которые способны принести человечеству подлинную благодать…

Она никак не могла взять в толк, отчего в Соединенных Штатах распространяют такие нелепые слухи по поводу наркотиков и их губительного воздействия на человеческий организм, – на самом деле алкоголь куда опаснее; конечно же, вся эта пропаганда исходит от тех, кто производит и продает спиртные напитки. Просто их нужно принимать регулярно, как и любые другие транквилизаторы, только и всего; сама она, разумеется, была в этом отношении в привилегированном положении, потому что никогда не случалось так, чтобы их у нее не было; к тому же у нее это лекарственное средство всегда было самого высокого качества. А потом наступил определенный момент, и взгляд той маленькой девочки кое о чем ей напомнил.

– Да, кажется, именно в этот момент я осознала, что иду ко дну, что следует опомниться, – ведь, может быть, еще не поздно.

Оказалось, что еще не поздно. Она и сама не знает, каким образом и откуда в один прекрасный день нашлись у нее силы прекратить уколы. Просто это было нечто, увиденное ею в глазах девочки, когда та взяла ее за руку и внимательно на нее посмотрела; так странно: ей внезапно вспомнилось собственное детство, собственная первая улыбка, полная веры в жизнь. Как бы там ни было, но с героином она покончила навсегда.

С торжествующей улыбкой она опять уставилась на миссионера, явно чего-то ожидая.

Молодой д-р Хорват открыл было рот, но все, что он мог сказать, уже ясно читалось на его лице – суровом и негодующем. «Кадиллак» прыгал с камня на камень – миссионера бросало то на кубинского монстра, то на эту падшую девицу, что уже три четверти часа вещает ему о совершенных ею мерзостях, и ощущение было такое, будто он самым настоящим образом нисходит в ад. Рассказанное так потрясло и разозлило его, что он чуть ли не думать уже забыл о нависшей над ними смертельной опасности, – а ведь эти бандиты в военной форме, вне всякого сомнения, в настоящий момент просто-напросто везут их в какое-нибудь тихое местечко в горах, чтобы казнить.

– Но как же вы могли…

Он собирался сказать: «Как же вы могли пасть так низко?», но вовремя спохватился и спросил:

– Как же вы могли жить с таким человеком?

Она скроила упрямо-надутую рожицу.

– Мне всегда хотелось в этой жизни сделать что-нибудь прекрасное.

Сказанное озадачило проповедника до крайней степени: он поймал себя на том, что вроде бы даже обменялся многозначительным взглядом с куклой чревовещателя – закусив сигару, скрестив руки на плече хозяина, она свысока взирала на несчастную; ему померещилось даже, что в круглых кукольных глазах, наводящих на мысль о каком-то языческом, лишенном Бога существе, тоже мелькнуло выражение крайнего изумления.