Сибирский эндшпиль - Джеймс Хоган

- Зачет... - Скэнлон бросил взгляд на Мак-Кейна. - За два.

- Капиталист!

- А как же? Жить-то надо.

Мак-Кейн взял пакет с туалетными принадлежностями и зашагал в конец камеры. В соседней секции за средним столом играли в карты Смовак, Воргас и Чарли Чан, азиат с Амура, имя которого не мог произнести никто, кроме него. Он был стройным, с оливковой кожей, узкими глазами, тоненькими усиками и прилежным выражением лица. Сзади на койке уже храпел венгр Гоньяреш. Сейчас он работал снаружи, в грузовых отсеках центральной части станции. В следующей секции якут по имени Нунган и афганец экспериментировали с новейшим изобретением в области игр - детским бильярдом, где нужно было запускать стеклянные шарики по наклонной деревянной доске с луночками и штырьками. Идею подал Рашаззи, очаровавший "Драконшу", огромную женщину с грубым лицом, работавшую на складе, которая купила целую коробку таких шариков в детском магазинчике в Новой Казани.

Сейчас Мак-Кейн уже не замечал странный запах, ударивший ему в нос, когда он впервые вошел в камеру. Он уже узнал, что это запах дикого чеснока, который многие сибиряки, особенно якуты, раньше традиционно ели зимой, когда других овощей просто не было, а сейчас жевали его просто по привычке. Запах въелся в их дыхание и исходил изо всех пор.

- Да, я знаю. От нас несет точно так же. - замети ему Сэрджент, когда Мак-Кейн пытался описать запах. - Чудовищная вонь - как птичий корм в паршивом зоомагазине.

Если о запахе было сказано и не очень точно, то уж об интенсивности да.

Интересно, кого они подкупали в агрозонах, чтобы выращивать эту дрянь? Вряд ли всезнайки-планировщики из Москвы включили дикий чеснок в списки производимого на станции.

С другой стороны на койке растянулся француз Тоген, как всегда, опечаленно глядевший на фотографию женщины на тумбочке. Он занимался этим почти все свободное время, когда не гулял на площадке или не прохаживался с отсутствующим видом по улице Горького. Время от времени он бормотал что-нибудь вроде "Ах, Мими, где ты теперь?" или "Ах, Мими, в чем была наша ошибка?". Время от времени женские имена менялись, фотография на тумбочке - тоже.

В последней секции вместе сидели Лученко, Майскевик и Нолан. Напротив них вылез из своей койки поляк Боровский. В отличие от своего галльского соседа, он был жизнерадостным, прагматичным и всегда готовым помочь. Но как это следовало понимать? Он все же принадлежал к группе из дальнего конца камеры, которую Мак-Кейн рассматривал, как личных друзей Лученко. Россия приобрела дурную известность своей способностью вводить в заблуждение, а Замок был ее маленькой копией.

- Прежде всего прибыль, люди потом! - набросился на Мак-Кейна Нолан, когда тот проходил мимо. - Капитализм убивает все живое. На острове Манхэттэн когда-то водились бобры. Вы знаете это? А дикие голуби?

- Спроси у сибирских мамонтов. - ответил Мак-Кейн, заходя в умывальную. Секунду спустя он высунул голову:

- А что касается Манхэттэна, то бобрих там и сейчас хоть отбавляй. (Beavers - жаргонное выражение, означающее женские половые органы (что-то вроде шмоньки) - прим. перев) Спроси у Мунгабо. - тут он скрылся обратно, довольный собой.

Дверь опять открылась и в умывальник вошел Боровский. Они встали рядом, глядя в стенку. Из кабинок, где закрылись два азиата, доносились жуткие звуки и запахи. Но чеснок забивал все.

- Чудо, что мыши Рашаззи здесь не дохнут. - заметил Боровский. Возня в клетке за дверью подтвердила его слова. Мак-Кейн не отвечал. Он заметил выражение лиц Лученко и Майскевика, когда он высунулся из умывальника, чтобы ответить Нолану. Шея у него зачесалась.

- Что вы думаете об этом фильме? - спросил Боровский.

- Мммм... А, стандартная ерунда.

- Вы знаете, в России учат в школах, что именно их вступление в войну с Японией принесло победу. Но ведь это было только за неделю до ее окончания, не так ли? И разве американцы не сбросили к тому времени на них свою первую атомную бомбу? - Боровский увидел, что Мак-Кейн не слушает его. Застегивая ширинку, он наклонился ближе и, перед тем, как выйти, прошептал:

- Будьте осторожны снаружи.

В одной из кабин спустили воду. Мак-Кейн попытался восстановить в памяти все детали последней секции, когда он проходил через нее. Лученко сидел за последним столом, справа, посередине, Майскевик стоял сзади него, а Нолан сидел на своей койке. Тоген лежал на своей койке слева, Боровский, вероятно, тоже там. На столе перед Лученко лежала пачка сигарет, книга, жестяная банка, используемая вместо пепельницы, пара журналов и на дальнем конце стола - большая керамическая кружка с дымящимся чаем, вероятно, принесенная Боровским. Мак-Кейн тщательно обдумал все это; потом нагнулся, приоткрыл дверцу одной из клеток с мышами и набрал в левую руку полную пригоршню зерна из кормушки.

Когда он вышел из туалета, Лученко все еще сидел за столом, Нолан на своей койке, а вот Майскевик переместился, и сейчас стоял в центре прохода, закрывая его. Тоген все так же лежал на койке, Боровский что-то вынимал из тумбочки. Кружка с чаем стояла на своем месте. Мак-Кейн обошел стол слева.

- Эрншоу, - голос Лученко был необычно тихим. - У меня может быть кое-какая информация о вашем коллеге. - Мак-Кейн поднял голову и с интересом посмотрел на него. Тот продолжил:

- Но конечно, деньги вперед.

- Вы не говорили об этом.

- Я, должно быть, забыл. Здесь за все платят. Вы американец, я уверен, вы поймете.

- Вы хотите, чтобы я платил вам за то, что вы делаете вашу работу?

- Такой здесь обычай.

- Нет, спасибо.

Мак-Кейн повернулся и хотел идти дальше, но дорогу ему заступил Майскевик.

- Если вы не хотите воспользоваться предложенной вам услугой, ваше дело. - продолжал Лученко. - Но я сделал свою часть работы. И за нее придется заплатить.

Майскевик грубо остановил Мак-Кейна, ладонью в грудь, и задумчиво поглаживая костяшки пальцев, заметил:

- Здесь все платят свои налоги, понятно?

Это был один из тех редких случаев, когда Мак-Кейн слышал, как Майскевик разговаривает. Да, смысл его слов был вполне понятен. Все разговоры в камере стихли, неожиданно понял Мак-Кейн. Кто-то тихо вышел из-за дверей туалета и остановился.

Мак-Кейн загадочно посмотрел на Лученко.

- Я думал, что мы с вами всегда можем обсудить это бла... - его левая рука швырнула пригоршню зерна в глаза Майскевику, и когда болгарин инстинктивно зажмурился, правой рукой Мак-Кейн сгреб со стола и выплеснул ему в лицо кружку с чаем. Майскевик взвыл и отшатнулся назад, схватившись за обваренное лицо. Мак-Кейн пнул его ногой в пах, потом поймал обеими руками за воротник и нанес убийственный удар коленом в лицо. Майскевик, с остекленевшими глазами и разбитым носом, осел на стенку секции Тогена и Боровского, тогда Мак-Кейн выбил из-под него ноги, и Майскевик грохнулся на пол. Невероятно, но он пытался подняться. Мак-Кейн сгреб его за волосы, запрокинул голову назад и ударил его прямыми пальцами в выпяченный кадык. Майскевик крякнул и осел окончательно, его голова упала набок, струйки крови стекали с разбитого лица по одежде.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});